Арман с ухмылкой бросил на стол стопку гербовых бланков, которые я обманом унес из городского магистрата Горгулака.
— Поддельные документы, да? И еще. Ты думаешь, я не знаю, что означает вот это?
Он указал на перстень, все еще болтающийся на моем указательном пальце.
— Такие кольца носят представители преступного мира в ваших отсталых землях. Ты — вор, бандит и убийца, пробравшийся в дом Трибелей, чтобы погубить его главу. Я даже не стану пытать тебя, чтобы выяснить, кто заказал убийство: в конце концов, это не столь важно. На Фарана Трибеля покушаются чуть ли не каждый месяц, а моя работа в том и состоит, чтобы сохранить его жизнь. Что же касается тебя, то твоя участь незавидна. Ты умрешь.
— Убьете меня прямо в этом подвале? — стараясь сохранять спокойствие, спросил я, хотя голос все-таки предательски дрогнул.
— В ваших диких болотах именно так бы и произошло. Но ты в цивилизованных землях, где чтят законы. Тебя будут судить, а потом казнят. Уведите его!
На суд меня повели спустя три дня, которые я провел в полном одиночестве, питаясь водянистой похлёбкой и черствым хлебом, что раз в сутки передавала мне охрана через оконце в двери. Пугала неизвестность, но еще больше тревожила судьба моих друзей. Успели ли они покинуть усадьбу Фардока до того, как меня задержали, или их схватили в качестве моих вероятных сообщников? Сумеют ли они покинуть гномьи земли, или за ними объявят настоящую охоту?
Мы вышли на свежий воздух, я зажмурился от яркого солнца, ударившего в глаза. После затхлости тюремной камеры я, наконец, смог вздохнуть полной грудью.
Суд, похоже, было решено вершить при большом стечении народа, превратив его в развлекательное массовое мероприятие. Небольшую площадь перед городской темницей, из ворот которой меня вывел целый эскорт вооруженной стражи, украшали разноцветные флаги, весело хлопавшие и полоскавшиеся на ветру. Повсюду, докуда хватало глаз, галдела разношерстная толпа, откуда-то звучала музыка, меж зеваками сновали бойкие торговцы снедью. В дальней части площади виднелся убранный алой тканью деревянный помост, на котором за длинным столом восседал тот самый важный гном в замысловатом парике, что навещал меня в темнице, в компании четверых гномов помоложе, наряженных в бордовые мантии. Чуть в стороне, за отдельным столиком, обосновался писарь, что-то деловито строчивший на бумажном листе деревянным пером. Судя по тому, что в правой части помоста я разглядел возвышающийся эшафот с потемневшей от времени плахой, исход судебного процесса ни у кого не вызывал ни малейших сомнений.
Меня провели сквозь толпу и приковали цепью к столбу, одиноко торчащему перед судебными заседателями, лицом к почтенной публике. Толпа внизу радостно взвыла и принялась с алчным любопытством разглядывать меня. Я окинул взглядом площадь, надеясь хотя бы мельком заметить кого-то из своих спутников. Нет, ни одного знакомого лица.
— Сегодня властью, данной нам Высшим Законом и в соответствии с заветами короля Дурина Великого, да будет благословенная его борода, мы вершим суд над вероломным орком по имени Грат, — громко произнес за моей спиной гном в парике, и гомон толпы, как и музыка, понемногу стихли. — Клянемся судить беспристрастно и справедливо.
— Клянемся! — Нестройным хором подхватили остальные гномы за столом. Писарь старательно заскрипел пером. Заседание велось, что любопытно, на Всеобщем — возможно потому, что в толпе я разглядел представителей практически всех известных рас. Только из орков здесь присутствовал, похоже, один лишь я.
— Вызывается первый свидетель, досточтимый Арман, хранитель покоя дома Трибелей. К присяге!
Уже знакомый мне человек, сегодня нацепивший по случаю торжественного события зеленый сюртук, заученно пробормотал текст судебной присяги, из которого я разобрал только слова «правосудие» и «долг», после чего практически без запинки произнес речь, которую, видимо, хорошенько выучил заранее:
— Означенный Грат, да разверзнется земля под его скверными ногами, обманом и хитростью пробрался на торжественный прием к моему господину, благородному Фарану Трибелю пятому. Вероломно воспользовавшись его гостеприимством, преступник преподнес ему подарок — шкатулку с иглой, отравленной ядом. Только бдительность и прозорливость вашего покорного слуги позволила предотвратить ужасную трагедию. В вещах злодея мы нашли поддельные государственные бумаги, а сам он носит на себе знак иностранного преступного клана. Это опасный и хитрый разбойник, который заслуживает смерти!
Толпа радостно и одобрительно загудела.
— Обвиняемому слово, — повысил голос судья. Я повертел головой, стараясь увидеть судью, к которому я обращаюсь, но ничего не вышло: видимо, позорный столб и был задуман таким образом, чтобы обвиняемый мог смотреть только на глумливую толпу перед собой.
— Я не желал смерти досточтимому Фарану Трибелю. Между нами возникло недоразумение, и я искал примирения. Я остановился на ночлег в доме Дорума Фардока, и тот посоветовал мне мастера, у которого я приобрёл шкатулку. Я не подозревал, что в ней содержится отравленная игла. Заявляю, что убийство спланировал и затеял Дорум Фардок, использовав меня, как слепое орудие.
— Невероятно! — воскликнул судья, — ты, безродный бродяга, осмеливаешься бросать обвинение главе благородного дома, история которого насчитывает множество веков! Есть ли еще свидетели, желающие сказать слово? Нет? Тогда Высокий суд выносит приговор…
— Есть! — послышался откуда-то голос. Изогнув шею чуть ли не до хруста, я повернул голову и смог разглядеть того, кто торопливо взбежал на помост. Надо же, не ожидал! Что он собирается сообщить суду? Быстро прочитав слова присяги, новоприбывший произнес:
— Меня зовут Тиглет Донгебор, я прихожусь родственником Фарану Трибелю. Я присутствовал на приеме, где все произошло. За некоторое время до этого обвиняемый Грат спас от верной смерти некоего Даина из дома Бальдрика, который тоже принадлежит к клану Трибелей. А изначальная размолвка — сущий пустяк, раздутый желающей выслужиться перед господами прислугой. Лично у этого орка не было причин убивать главу дома Трибелей, сам он в наших землях недавно. Мне стало известно, что прибыв в Холобрук, он действительно попросил ночлега у Дорума Фардока. Известно также, что смертоносную шкатулку он приобрел в лавке Старого Хлипса, который много лет поставляет драгоценности семейству Фардоков. Сам Старый Хлипс сейчас уехал из города по делам, а его приказчик заявил, что обвиняемый не оставлял никаких расписок. Мне не известно, замешан ли в этом Дорум Фардок, заплатил ли он обвиняемому денег за убийство или использовал в темную, но, учитывая давнюю вражду между нашими кланами, я не снимал бы с него подозрений.
Ай да Тиглет, все-таки осмелился выступить мою защиту! Спасибо Даину, не забывает платить добром за добро.
— Благодарим вас, благородный Тиглет Донгебор, — сказал судья, — но ваши слова не привносят свет во тьму этого коварного злоденяния, но и не оправдывают того, кто его совершил. Ваше слово, обвиняемый?
— Я не виновен, — громко произнес я. — У меня не было помыслов к убийству, и я действовал не по своей воле.
— Именем Высшего Закона и в соответствии с заветами короля Дурина Великого, да будет благословенная его борода, суд оглашает вердикт! — повысил голос судья, и толпа затихла. — Орк по имени Грат признается виновным в злоумышлении к убийству и приговаривается к смерти через усекновение головы. Приговор будет приведен в исполнение немедленно!
Толпа восторженно взревела. Четверо дюжих гномов бросились ко мне с двух сторон, отстегнули приковывавшие меня к столбу цепи и поволокли на эшафот. Публика ликовала, я в последний раз окинул площадь взглядом. Смешались в кучу гномы, эльфы, люди…
Кто-то больно пнул меня по ноге и завернул руки за спину. Я рухнул на колени, а щека легла на шершавое, пахнущее сыростью дерево плахи. Палач — то ли человек, то ли эльф в закрывающем лицо капюшоне подхватил и взвесил в руке остро отточенный топор с изогнутым дугой лезвием.
— Не боись, больно не будет, — пробасил он. — Наверное.
Перехватив обух поудобнее двумя руками, он поднял топор над головой. Восторженный крик толпы слился с грохотом пульса в моих висках.
Я закрыл глаза.
Глава 15Ордалия
— Ордалия! — набрав в легкие побольше воздуха, закричал я. — Ордалия!
Судя по тому, что в следующий миг на мою многострадальную шею не обрушился смертельный удар топора, палач в нерешительности замер с занесенным орудием над головой.
— Согласно Кодексу Дурина Великого, осужденный действительно имеет право потребовать ордалию, — услышал я спокойный голос Тиглета Донгебора.
— Чепуха! — сварливо откликнулся судья. — Судебные поединки не применялись уже более семидесяти лет, с двести пятьдесят третьего года!
— И тем не менее, Кодекс предусматривает ордалии по требованию осужденного. Эта норма до сих пор не отменена эдиктами взошедших на трон вслед за Дурином королей, а значит, продолжает действовать, — возразил Донгебор. — Правила судебных поединков также прописаны в Кодексе. Если осужденный потребовал ордалию, продолжение казни станет нарушением его законных прав.
Ох, как же все-таки полезно читать книги! Помнится, в детстве мать сварливо говаривала мне: брось портить глаза, Грат, погода хорошая, иди, поиграй на улице с ребятами! Даже пыталась силой отобрать у меня очередное раздобытое где-то сочинение, но я не сдавался: покорно уходил из дома, спрятав книгу под одеждой, и дочитывал где-нибудь в укромном уголке, где меня никто не потревожит. «Уложение об ордалиях» в Кодексе Дурина вскользь упоминалось в какой-то из давно прочитанных мною книг, и надо же, именно сейчас услужливо всплыло в памяти! Я даже помыслить не мог, что однажды это спасет мне жизнь.
— Остановите казнь! — недовольным тоном приказал судья. — Принесите Кодекс, мне нужно прочитать Уложение.
— В этом нет необходимости, ваша милость, — меланхолично произнес Донгебор. — Судебный поединок согласно Кодексу Дурина — это бездоспешный бой клинковым оружием до объявленного судом результата. Судья осматривает оружие перед боем, он же волен остановить поединок, если результат достигнут или очевиден. Осужденный сражается лично, потерпевшая сторона вправе выставить вместо себя представителя. Если осужденный остается победителем, он освобождается от наказания, но продолжает считаться преступником и может быть изгнан из города.