– Когда Жозефина умерла в номере Кевина, я не побежала жаловаться капитану. Да, я посоветовала рассказать Саманье лишь потому, что была уверена, она поможет.
– В моем случае я бы хотела оставить все внутри этих стен. – Эмма посмотрела на одну стену, потом на зеркало, висевшее при входе в комнату, потом перевела взгляд на окно.
– Обещаю, – кивнула Адель и была вознаграждена серьезным взглядом Эммы.
– Хорошо, – всхлипнула та и взяла салфетку, – ты старше меня, опытнее. На мою ситуацию нужен взгляд взрослого человека.
Адель настроилась слушать историю про безответную любовь. В таком возрасте, как у Эммы, это вполне нормально. К тому же ее внешность не блещет красотой, что чаще может стать той самой причиной безответных чувств. Но тот парень полный глупец, что не видит красоту, которая спрятана под обычной внешностью.
– Я обязательно дам тебе совет, – тепло улыбнулась Адель, – поверь, в моей жизни тоже много чего было. Не бывает безвыходных ситуаций.
Эмма кивнула и начала свой рассказ, чего тянуть, раз она уже начала говорить. Начало положено, дороги назад нет.
– Я… – Она запнулась, оказывается, правду говорить сложно. Особенно тогда, когда знаешь, что в тебе разочаруются. – Я начала встречаться с Ронни год назад. Мы познакомились на вечеринке у моей подруги, Ронни пришел с другом, которого пригласили. Понимаешь, Адель, я… Я живу не так, как многие люди. Мой дом – это замок, частная школа и колледж, у меня личный водитель и личный самолет.
Брови Адель взметнулись вверх. Вот уж она не ожидала услышать такое от Эммы. Могла предположить это от Арани, но тихоня Эмма… Зачем же она пошла работать в Charlemagne стюардессой, если у нее есть свой личный самолет? Адель была заинтригована.
– В общем, мы с Ронни разные: он простой парень из обычной семьи. Его отец работает на заправке, а мама шьет вещи на заказ. Что может быть у нас общего? Казалось бы, ничего! Но нет.
Эмма задумалась, и ее улыбка потеплела. Она точно представила Ронни, в этом можно было не сомневаться.
– У нас много общего, мы видим мир под одним углом, ценим жизнь, и самое главное – мы любим друг друга.
– Я правильно понимаю, что твои родители против этого союза?
– Да, мой отец против, моя мама умерла много лет назад, а он решил, что я должна выйти замуж за его состоятельного делового партнера, чтобы поддерживать бизнес. Не важно, за кого именно.
– Но это же неправильно, – возмутилась Адель, – ты говорила с ним насчет Ронни?
– Конечно, я пригласила Ронни поужинать с нами. И, узнав, что он сын заправщика, отец выгнал его с позором. Но мы встречались тайно целый год, пока однажды моему отцу не доложили о том, с кем я провожу время. Вот, теперь я здесь.
– В Charlemagne? Твой отец купил тебе здесь место, чтобы отправить подальше от Ронни?
– Думает, что я его забуду. Но, Адель… – Она вновь заплакала, и Адель на секунду ощутила себя ее матерью: прижала к себе и стала гладить волосы. Хотелось еще убаюкать, хоть так попытаться утешить. Бедная Эмма, она будто в золотой клетке.
– Значит, ты никогда не была стюардессой?
– Быстро прошла курсы перед стартом Charlemagne, это мой первый полет в качестве стюардессы.
– Получается неплохо, я бы сказала. Но а что Ронни?
– Ронни будет ждать меня в Париже. Пока мы летаем по дальним маршрутам, он не может летать за мной, но во Франции мы впервые встретимся за все это время. Я люблю его. Думала сбежать с ним, но у нас нет денег, чтобы обустроиться и снять жилье. Мы только закончили колледж, пока я летаю, Ронни тоже трудится: устроился в какую-то фирму программистом. Там платят копейки, но важна любая мелочь на первое время.
Эмма перешла уже на более воинственный тон, защищаясь или кому-то доказывая, что они с Ронни стремятся к лучшему. Она пыталась убедить в этом даже не Адель, а скорее саму себя. Она выглядела птенцом, который жил в скорлупе, однажды вылупился и выглянул в мир, где его ждала реальность. И она не была такой беззаботной.
– Знаешь, мне кажется, надо идти по зову сердца, – прошептала Адель, ненавидя себя за то, что однажды перестала слушать свое сердце, стала слушать разум. А ведь ее сердце кричало от дикой боли и просило позвонить Марко! Позвонить, чтобы сказать правду – как она любит его. Но это неправильно!
У Эммы ситуация куда проще, они свободны, могут строить все с чистого листа.
– Миллионы людей начинают жить с нуля, – ласково произнесла Адель, – в первое время это тяжело, но потом привыкаешь. К тому же вас двое, а это большая поддержка друг для друга. Кто-то совсем один.
– Нет, – прошептала Эмма, – ты думаешь, что я плакала из-за того, что сбегу от отца и буду жить в фургончике? Нет, совсем нет. Я беременна.
Адель была шокирована этой новостью. Она даже слегка подалась назад, чтобы посмотреть Эмме в глаза.
– Господи, ты сказала Ронни?
– Да, мне пришлось это сделать, он отец моего ребенка и должен тоже принять решение: сможем ли мы вдвоем поднять малыша. А еще боюсь отца, если он узнает, – она снова зарыдала и кинулась к Адель, – ты его не знаешь, он может лишить меня родительских прав и отдать ребенка в чужую семью. У него деньги и власть, которые меня очень пугают. Адель, что мне делать? Если я сбегу прямо сейчас с Ронни, то боюсь, что отец все равно меня найдет. Еще этот проклятый Charlemagne, контракт с которым я нарушу.
– Эмма, посмотри на меня. – Адель двумя руками коснулась ее лица и заглянула в глаза. – Что ответил Ронни по поводу беременности?
Наступила пауза, Эмма как будто вспоминала его реакцию, но по выражению ее лица нельзя было понять:
– Он больше молчал, говорила я, сказала, что мы справимся, и он лишь поддакнул. Мы говорили недолго, связь пропала.
Как же Адель не хотелось ломать крылья этой девушке, но кажется, что ее парень не в восторге от этой новости, и сейчас, все обдумав, он может струсить. Тогда бедная Эмма будет выкинута на улицу без наследства, но с ребенком.
– Послушай меня, – Адель встала, чтобы налить воды и подать Эмме, но остановилась посередине комнаты, – ребенок – это испытание не только для тебя, но и для его отца. Ты думаешь, мало матерей-одиночек? Их полно, – она развела руки в стороны, – их очень много, и они справляются.
Эмма не желала слушать, что Ронни струсит и сбежит, оставит ее одну с ребенком. Ей не хотелось в это верить! Он позвонит! Они встретятся в Париже! И их будет трое. У них сильная любовь.
– Все может пойти не так, как мы хотим, – монотонно произнесла Адель, – тебе надо иметь запасные варианты, и один из них – пойти к отцу и признать, что без его помощи тебе будет сложно. И нужна не только материальная помощь, но и моральная.
– Нет, нет! – вскочила на ноги Эмма. – Мой отец откажется от меня, как узнает про ребенка. И просить я его ни о чем не буду! Он последний человек, к которому я обращусь.
Адель кивнула, прекрасно сейчас ее понимая: она еще не ощущает всей ответственности, которая ляжет на нее. Не ощущает даже того, что скоро станет матерью. Это приходит со временем, а не сразу, как только взгляд скользит по двум полоскам теста.
– Иногда случается так, что судьба резко меняет твою дорогу, и ты вынуждена делать такие вещи, о которых раньше не хотела ничего слушать. Но я надеюсь, что Ронни обдумает ситуацию, не испугается, возьмет себя в руки, включит мозги. Пусть будет так! Но если так не будет, поверь, ближе отца в этой жизни у тебя никого нет. Возможно, увидев внука, он не устоит перед ним и не причинит вам горя, не отнимет ребенка.
Эмма не верила в это. Наверно, и Адель с трудом представлялся такой отец. Ведь она его родная дочь, его кровь.
Хотя ее родной отец тоже покинул своих детей…
Пусть потом осознал, но было больно.
– Мне страшно, – прошептала Эмма, явно начиная смотреть в будущее, – очень страшно.
Пришлось ее обнять, прижать к себе, успокоить, продолжить говорить оптимистические слова. Дай бог, чтобы парень ее не бросил. Хорошая проверка на то, чтобы узнать, какой он мужчина.
– Материнство – это чудесно, – прошептала Адель, – это то, чем может вознаградить нас жизнь, и то, что не дано мужчинам. И пусть это сейчас кажется тебе одной сплошной проблемой, но в итоге, когда ты возьмешь его на руки, то поймешь, как ошибалась.
– Ты думаешь? Я боюсь перемен, боюсь, что Ронни не захочет этого ребенка, боюсь отца. Я боюсь будущего.
– Пусть все идет своим чередом. По крайней мере, у тебя есть работа. Это хорошая материальная поддержка. Тут твой отец не прогадал, отдав тебя в Charlemagne.
– Он так же может меня уволить, – совсем поникла Эмма, – это в его компетенции. Он не последний человек в авиакомпании.
Хотелось бы Адель знать имя этого человека? Теперь она все больше и больше понимала, что каждый пришел сюда не просто так. Каждый имеет связи. Кроме нее! Что уже казалось странным. Она даже думала искать того, кто был причастен к ее нахождению в Charlemagne. Может, Элис? Но как? Может, она написала слезоточивое письмо в администрацию? Но это глупо.
Адель ушла в свои мысли, ее вернула обратно Эмма:
– Я дочь Роберто Ортело, главного учредителя авиакомпании Charlemagne.
У Адель округлились глаза от услышанного. Charlemagne – это его детище, он богат и властен, а перед ней сидела его дочь, которая чувствовала себя самой несчастной на свете.
Глава 26
Успокоив Эмму, долго просидев у нее в номере, Адель вернулась в свой. Ей пять раз звонила Саманья, потеряв подругу. Но сейчас не хотелось играть в волейбол, улыбаться и радоваться морю. Хорошее настроение после рассказа Эммы улетучилось. Она вышла на пляж только тогда, когда солнце стало клониться к горизонту. Шла босиком по теплому, местами мокрому песку, ощущала на ступнях прикосновение волн. Не хотелось сейчас никого видеть, просто хотелось идти одной и думать.
Много думать… О разном. После того как Эмма рассказала о своем положении, против воли Адель окутала какая-то грусть. Вот так бывает в жизни, что ты не нужна собственному отцу, возможно, не нужна своему мужчине, совсем одна с проблемами, с которыми столкнулась впервые.