Итак, в первые же дни своего консульства Наполеон сумел реформировать и стабилизировать Францию как самое передовое и мощное государство в Европе. Личность его современники уже тогда воспринимали в ореоле могущества и славы. От полноты власти он стал даже лучше выглядеть. Еще недавно роялисты говорили о нем: «Он так желт, что на него приятно смотреть!» - и пили шампанское за его близкую смерть[1577]. Теперь же, по свидетельству герцогини Л. д’Абрантес, «все, что было в нем костляво, желто, даже болезненно, округлилось, просветлело, украсилось»[1578]. Вот таким запомнил Наполеона на приеме в Тюильри весной 1802 г. его непримиримый зложелатель Франсуа-Рене де Шатобриан: «Он улыбался ослепительно и ласково. Глаза его, красиво посаженные и изящно обрамленные бровями, бросали дивные взгляды, в которых еще не сквозило никакого лукавства, не было ничего театрального и деланого»[1579].
После того как была проведена конституционная реформа, усмирена Вандея, затихла гражданская война в Республике, после Маренго и Гогенлиндена, мирных договоров с Австрией, Россией и Англией, первый консул мог считать, что все (или почти все) его дела - и внутренние, и внешние - устраиваются наилучшим образом. Это видели и ни за что не хотели с этим смириться экстремисты из радикальной оппозиции. Все свое внимание, все силы и средства они направляют на то, чтобы физически устранить, убить первого консула.
О многочисленных планах и попытках покушений на жизнь Наполеона - первого консула, а затем и императора - говорится в разнообразных источниках и исследованиях, включая фундаментальную монографию С. Ю. Нечаева[1580]. Разработчиками таких планов и участниками покушений были экстремисты и левого толка (якобинцы), и правого (роялисты). В своих попытках убить первого консула якобинцы даже опередили роялистов. Для левых, ярых республиканцев он был неприемлем как душитель парламентской демократии и потенциальный тиран.
Еще летом 1800 г., вскоре после Маренго, сформировалась первая заговорщическая боевая группа из якобинцев, в которой наиболее авторитетным лицом был Жак Антуан Россиньоль - участник взятия Бастилии, с 1793 г. - генерал Французской республики[1581]. Заговорщики планировали убить Наполеона ночью в Мальмезоне или по дороге из Тюильри в Мальмезон, устроили даже своих людей на работу в качестве специалистов по отделке мрамора в Мальмезонский дворец. Но в конце концов предпочли самый дерзкий вариант - покончить с первым консулом в одном из театров на спектакле, где консульская охрана никогда не превышала двух человек. Заговорщики, вооруженные кинжалами и пистолетами, намеревались перекрыть в театре все проходы и выходы (и на улицу, и на сцену), а по сигналу, каковым будут крики «Пожар!!», когда в театре начнется паника, проникнуть в ложу первого консула и убить его.
Этот заговор был раскрыт благодаря счастливой для Наполеона случайности и, конечно, полицейскому нюху Фуше. Сдали нервы у одного из заговорщиков, который дал понять агентам Фуше о возможности покушения на первого консула, после чего выявить все обстоятельства для полиции стало лишь делом техники. 14 сентября 1800 г. все участники заговора были арестованы. Однако Фуше вскоре стал получать сигналы о подготовке новых, еще более серьезных попыток лишить жизни первого консула. Оказалось, сигналы поступали не зря.
Теперь, к началу октября 1800 г., якобинцы создали более действенную боевую группу «эксклюзивов», как они себя называли, т. е. «исключительных», «нетерпимых», из шести человек[1582]. Лидером группы С. Ю. Нечаев считает Джузеппе Черракки, хотя более убедительна точка зрения Д. М. Туган-Барановского (со ссылками на французские источники), который утверждал, что возглавлял группу другой Джузеппе (по-французски Жозеф) - Арена, родной брат депутата Совета пятисот Бартоломео Арена, который 19 брюмера 1799 г. уже пытался заколоть Наполеона кинжалом. Во всяком случае, оба они - и скульптор Черакки, учившийся у великого Антонио Кановы, и генерал Арена - участвовали осенью 1800 г. в заговоре с целью убить Наполеона, который, кстати, в годы своей корсиканской юности дружил и с Черакки, и с братьями Арена.
Сохранились в истории также имена остальных четырех «боевиков» из группы Арена и Черакки: талантливый художник Франсуа Топино-Лебрен (ученик гениального Жака Луи Давида), бывший секретарь Комитета общественного спасения Демервиль, нотариус Диана и отставной капитан Аррель. И этот заговор был раскрыт агентами Фуше, причем повторилась отчасти (более утрированно) история с предыдущим заговором.
Все началось с того, что капитан Аррель, согласный с другими заговорщиками в необходимости «свергнуть тирана», не захотел его убивать. Вот так вспоминал об Арреле сам «тиран»: «Этот капитан, поняв, что они твердо решили пролить мою кровь, несмотря на все его аргументы и настойчивые просьбы не делать этого, передал информацию об их именах и планах»[1583]. А планы были просто разбойничьи: застрелить первого консула во время парада на площади Карусель или подложить ему бочку с порохом в подвал Тюильри, либо, если Наполеон согласится, «по старой дружбе», позировать Черакки для скульптурного портрета, заколоть его во время сеанса, жертвуя при этом собственной жизнью. Ведь «каждый из заговорщиков воображал себя Брутом, а меня новым Цезарем», - вспоминал Наполеон[1584].
После долгих споров «эксклюзивы» сошлись на варианте, который ранее уже выбрали «боевики» Россиньоля, но неудачно: убить первого консула на спектакле в Театре Республики (будущий Grand Opera) 10 октября 1800 г. Но 20 сентября Аррель донес о готовящемся покушении префекту Парижа Д. Дюбуа, а тот доложил об этом Наполеону. Первый консул затребовал объяснений у Фуше. Оказалось, что всеведущий шеф полиции уже проник в сети якобинского заговора и, что называется, пас его участников, отслеживая каждый их шаг через посредство Бертрана Барера. Именно у этого, очень авторитетного в прошлом деятеля революции, депутата Конвента и члена всемогущего Комитета общественного спасения служил в 1793 г. секретарем теперешний заговорщик Демервиль, и потому Барер вошел в доверие к другим заговорщикам. «Политический хамелеон», по точному определению Д. М. Туган- Барановского, изловчившийся уживаться и с жирондистами, и с якобинцами, и с термидорианцами, и с брюмерианцами, он стал ценнейшим осведомителем для Фуше.
Итак, вечером 10 октября к началу спектакля по трагедии П. Корнеля «Гораций» Театр Республики был наводнен полицейскими агентами. Им не составило труда схватить в решающий момент прямо перед консульской ложей с оружием в руках Черакки и Диана, а через два дня и остальных «эксклюзивов». Аррель за содействие в раскрытии заговора был восстановлен на службе в звании капитана и назначен комендантом Венсенского замка. Все остальные предстали перед судом - скорым и беспощадным. 7 января 1801 г. начался, а через два дня уже закончился судебный процесс. Диана отделался длительным каторжным сроком, а Черакки, Арена, Топино-Лебрен и Демервиль были приговорены к смертной казни. 31 января 1801 г. они взошли на эшафот, под нож гильотины.
Столь быстро и легко удавшееся раскрытие вслед за первым еще и второго заговора вызвало во Франции, с одной стороны, рост доверия и сочувствия к первому консулу, олицетворявшему собой порядок и стабильность против хаоса, заговоров, покушений, а с другой - подозрения относительно Фуше. Е. В. Тарле (как, впрочем, и другие историки) обращал внимание на такой факт: современники утверждали, якобы сам Фуше был устроителем псевдозаговора и даже «снабдил заговорщиков оружием»[1585], - разумеется, чтобы потом их разоблачить и таким образом еще выше поднять свой профессиональный авторитет. А. 3. Манфред высказался об истории заговора Арена - Черакки с долей сомнения: «Не было ли это полицейской провокацией, подстроенной Фуше? Вопрос этот остался до конца не выясненным»[1586].
Как бы то ни было, два якобинских заговора с покушениями на убийство крайне озлобили первого консула, и он санкционировал самые жестокие репрессии против якобинцев. Но еще до того как были осуждены и казнены якобинские «эксклюзивы», роялисты устроили теракт, в сравнении с которым заговоры якобинцев показались детской игрой. То был нашумевший на всю Европу взрыв «адской машины», когда сам Наполеон, а также его жена, падчерица, сестра и трое ближайших соратников уцелели только чудом[1587].
Собственно, изобрел «адскую машину» (la machine infernale) тоже якобинец, инженер порохового завода Александр Шевалье. Его изобретение представляло собой железный бочонок, начиненный порохом и ядрами, с несколькими, искусно сконструированными взрывателями. Это «воспламеняющееся оружие» предполагалось использовать для покушения на первого консула, но Фуше своевременно узнал о пороховой затее экстремистов. В ночь с 7 на 8 ноября 1800 г. Шевалье и его сообщники были схвачены и заключены в главную парижскую тюрьму Тампль, а вскоре Шевалье был расстрелян.
Тем временем роялисты с целью убить Наполеона создали свою, гораздо более изобретательную и энергичную боевую группу, чем все якобинские вместе взятые. В нее вошли, по характеристике Винсента Кронина, «офицеры подпольной армии, действующей по приказам из Лондона во имя восстановления Людовика XVIII на французском троне»[1588]