[934]. А неприятель тем временем, несмотря на тяжкие потери, не становился слабее, ибо Сидней Смит с моря непрерывно пополнял гарнизоны крепости продовольствием, боеприпасами и людьми, доставив туда 20 тыс. штыков[935]. Смит прислал даже во французский лагерь прокламации с призывом к солдатам Наполеона переходить на сторону англичан и турок. Когда же он узнал, что Наполеон называет его «сумасшедшим», то официально вызвал французского главнокомандующего... на дуэль. Не зря один из французских офицеров, характеризуя Смита, сказал, что в нем «уживается вместе с рыцарством какое-то шарлатанство»[936]. Наполеон в ответ на вызов Смита презрительно заявил, что «для этого нужно воскресить» Джона Мальборо - величайшего из английских полководцев прошлого, но добавил, что «готов вместо себя прислать к Смиту одного из своих гренадеров»[937].
Итак, дефицит в людях, боеприпасах, продовольствии при избытке всего этого у противника был очень важным, но не главным мотивом, заставившим Наполеона снять осаду Сен-Жан д’Акра. Главное, что Наполеон узнал 13 мая от пленных англичан и турок из Родосской армии: вторая коалиция европейских держав (на этот раз с участием России и Турции, только что воевавших между собой) начала войну против Франции. Наполеон решил, что теперь «операции Восточной армии становятся второстепенными», и «стал думать только о средствах возвращения во Францию»[938].
Свое решение снять осаду Сен-Жан д’Акра Наполеон замаскировал, по его собственным словам, «удвоением силы огня, вся осадная артиллерия непрерывно стреляла в течение шести дней, сравняв с землей все укрепления мечети и дворца паши»[939]. Тем временем раненые и больные французы, а также пленные турки и англичане, госпитали и обозы эвакуировались через Яффу в Каир. С утра 20 мая французские войска бесшумно оставили позиции у стен так и не поддавшейся им крепости и потянулись вдоль морского берега в обратный путь. «Осажденные обнаружили снятие осады только 21-го днем, - вспоминал Наполеон. - Радость их была тем более велика, что они считали свое положение отчаянным и боялись, что город будет взят штурмом. Совершенно не имея кавалерии, Джеззар не смог преследовать французскую армию»[940].
21 мая на первом привале после Сен-Жан д’Акра у г. Хайфа был оглашен приказ Наполеона по армии. Стараясь поднять дух своих заметно деморализованных солдат, главнокомандующий восславил их победы: «Вы овладели всеми крепостями, которые защищают колодцы пустыни. Вы рассеяли в битве у горы Фавор орды, сбежавшиеся со всей Азии в надежде на ограбление Египта <...>. Вы в течение трех месяцев вели войну в сердце Сирии, захватили 40 орудий, 50 знамен, 6000 пленных, сравняли с землей укрепления Газы, Яффы, Хайфы, д’Акра». Но причину отступления, т. е. фактически проигрыша сирийской кампании, Наполеон объяснил своим воинам, как никогда до 1812 г., неубедительно, если не сказать больше: непонятно. «Нам предстоит вернуться в Египет, - говорилось в приказе. - Наступление времени, благоприятного для высадки войск, требует моего возвращения туда»[941].
Следующий привал французов - в г. Яффа, где ранее уже случились два происшествия на их пути к Сен-Жан д’Акру, вошедшие в мировую историю и литературу, - был омрачен инцидентом, тоже получившим широкий резонанс в мировой литературе о Наполеоне. Речь идет о судьбе больных чумой, число которых в разных источниках называется по-разному: 7, 11, 50 и даже 100 человек[942]. Встал вопрос, брать ли их с собой, рискуя заразить здоровых солдат, или оставить на скорую и, возможно, мучительную смерть от рук извергов Джеззар-паши. Наполеон приказал было начальнику медицинской части Р. Н. Деженетту дать им сильную дозу опиума, заявив при этом, что «это лучше, чем оставить их во власти турок». Но Деженетт возразил, что его дело - лечить людей, а не убивать их. Наполеон задумался: как быть?
По совокупности разных данных можно заключить, что Наполеон отменил свой приказ. Зачумленные солдаты были оставлены в госпитале Яффы и оказались в плену у турок и англичан. Даже такой недоброжелатель Наполеона, как Вальтер Скотт, был уверен, что такого приказа не было. «Если бы Бонапарт действительно отдал такой приказ, - читаем у Скотта, - то Сидней Смит (он и нашел позднее в госпитале тех солдат, о которых шла речь) наверняка не умолчал бы о таком факте. Их распря с Наполеоном заставила бы его это сделать, но Сидней Смит ничего подобного никогда не говорил»[943].
Отступали французы от Сен-Жан д’Акра в гораздо более тяжких условиях, нежели те, при которых они двумя месяцами ранее наступали. Теперь к раскаленным и сыпучим пескам, палящему солнцу, удушающей жаре, невыносимым мукам жажды, вспышкам чумы прибавился упадок духа от неудачных попыток овладеть турецкой «избушкой на курьих ножках». Наполеон приказал отдать своих лошадей под фургоны для больных и раненых, а всем здоровым - идти пешком. Когда его конюший осведомился, какую из лошадей оставить для главнокомандующего, он стал орать на него: «Всем идти пешком, черт побери! Я первый пойду. Вы что - не поняли приказа? Вон!»[944]
«За этот и подобные поступки, - обобщал Е. В. Тарле, - солдаты больше любили и на старости лет чаще вспоминали Наполеона, чем за все его победы и завоевания. Он это очень хорошо знал и никогда в подобных случаях не колебался; и никто из наблюдавших его не мог впоследствии решить, что и когда тут было непосредственным движением, а что - наигранно и обдуманно. Могло быть одновременно и то, и другое, как это случается с великими актерами»[945]. Так или иначе, здесь Наполеон поступил подобно одному из его любимых героев - Александру Великому, когда Александр возвращался из Индии через пустыню, и его воины, сами изнемогавшие от жажды, принесли ему в шлеме остатки воды, он поблагодарил их и на глазах у всех вылил воду, не притронувшись к ней. «Это придало всему войску столько сил, словно вода, вылитая Александром, оказалась питьем для всех»,- заметил один из первых биографов Александра Квинт Аппий Флавий Арриан[946].
Уже на подходе к Каиру Наполеон провел «тщательную перекличку» кадрового состава армии. Налицо оказалось 11 133 чел., из которых 1500 - раненых (среди них 85 - «с ампутированными конечностями»)[947]. Поскольку в поход на Сен-Жан д’Акр Наполеон повел 13 тыс., число убитых, умерших от чумы и пленных французов, судя по итогам переклички, не должно было превышать 2 тыс. человек. Но некоторые историки полагают, что только убитых и умерших (не считая пленных, число которых правда, едва ли достигало полутора десятков) было 2200[948]. Что касается турок, то они за два месяца осады Сен-Жан д’Акра потеряли в общей сложности (убитыми, ранеными, умершими от чумы и пленными) 10 тыс. человек, плюс потери Дамасской армии, разгромленной в битве при горе Фавор (еще 5 тыс.)[949].
Наполеон особенно переживал две из своих потерь. Погибли в Сирии его первоклассный переводчик, востоковед Жан Мишель Вантюр де Пароди и, главное, боевой генерал, начальник инженерных войск и личный друг главнокомандующего Луи-Мари-Жозеф Каффарелли. Этот «сорви-голова» в генеральском чине потерял ногу на Рейне, когда служил офицером Самбро-Маасской армии, и в Египет за Наполеоном отправился с деревянным протезом, что не мешало ему сражаться с исключительной храбростью, которая удивляла и влекла к нему солдат. Он был прост с ними, допуская по отношению к себе с их стороны шутки и фамильярность. Однажды, когда он стал говорить солдатам, затосковавшим по Родине, что и в Египте хорошо, один из них воскликнул: «Вам-то что! У вас одна нога во Франции!»[950]
20 апреля под Сен-Жан д’Акром Каффарелли был тяжело ранен. Теперь врачи ампутировали ему руку, но спасти его не смогли: он умер после шести дней страданий и бреда, сразу после того как Наполеон навестил его в лазарете в последний раз[951]. В записках на острове Святой Елены Наполеон вспоминал о нем так: «Это был хороший человек, бравый солдат, верный друг, отличный гражданин»[952].
Разумеется, непобедимый дотоле «чудо-генерал» Бонапарт очень тяжело переживал постигшую его неудачу у Сен-Жан д’Акра. Это было его первое поражение - первое из четырех, которые он как полководец потерпел за всю свою жизнь, выиграв при этом больше 50 сражений (вторым проигрышем станет для него Асперн в 1809 г., третьим - Лейпциг в 1813, четвертым и последним - Ватерлоо в 1815 г.). Но не это главное. Главное в том, что рухнули его, пожалуй, слишком далеко идущие восточные планы. Через много лет на Святой Елене он признавался Э. Лас Казу: «Если бы Сен-Жан д’Акр был взят французской армией, это повлекло бы за собой великую революцию на Востоке, главнокомандующий армией создал бы там государство, и судьба Франции сложилась бы совсем иначе»[953]. Да, если бы этот «ключ к Индии» был взят... Но теперь все мечты о «великой революции на Востоке» пришлось оставить. «Полет моего воображения оборвался в Сен-Жан д’Акре», - так будет он досадовать и многие годы спустя