Сопротивление защитников второй и третьей линий турецких окопов было сломлено в течение часа. Они обратились в бегство, но бежать им было некуда, кроме как в море. Поддались начавшейся панике и турецкие воины на холмах. Все, не исключая сэра Сиднея Смита и его офицеров, бросились к морю в надежде на свои (турецкие ли, английские) суда. Отчаянно, можно сказать героически, сражался лишь элитный полк из 1000 янычар во главе с самим Мустафой. Он не без успеха пытался отбить атаку кавалерии Мюрата, причем Мустафа-паша собственноручно, то ли выстрелом из пистолета, то ли ударом сабли (по данным из разных источников), ранил будущего зятя Наполеона в голову. Правда, Мюрат в ответ рубанул турецкого сераскира саблей по руке, отхватив от нее два пальца, и взял его в плен[966]. Тем временем обезумевшие от страха янычары бежали к морю, падая на бегу десятками и сотнями от французских пуль и сабель, а те, кому удалось дорваться до моря, тонули в морской пучине.
Итоги Абукирской битвы 1799 г. поразительны: 18-тысячная турецкая армия была уничтожена почти полностью. Только утонувших оказалось 10-11 тыс. «Тысячи тюрбанов и шалей, которые море выбросило потом на берег, - вспоминал Наполеон, - вот все, что осталось от этих храбрых янычар». Спаслись не более 1200 человек[967]. Среди уцелевших был и командир отдельного отряда албанцев Мухаммед-Али (1769-1849) - будущий правитель Египта 1805— 1848 гг., основатель последней в Египте царской династии, которая управляла страной до 1952 г.[968] Французы потеряли, по разным данным, всего лишь 200-220 человек убитыми и 550 (или 750) - ранеными[969].
Вопреки приказу Наполеона пленные все же были взяты (точнее сказать, они сдались в плен). Среди них был сам Мустафа-паша. Едва не попал в плен и Сидней Смит: раненый, он с трудом успел добраться до своего катера, и затем на катере до флагманского корабля своей эскадры. Трофеями победителей стали 100 турецких знамен (в том числе три бунчука сераскира как символы его власти), 32 орудия, 120 зарядных ящиков, все шатры и обозы, 400 лошадей[970].
В счастливый для французов день этой победы главный недоброжелатель Наполеона из числа его боевых соратников генерал Клебер бросился к нему в объятия со словами: «Вы велики, как мир!»[971] (другой фрондер - генерал Даву - пришел к такому мнению еще раньше). «Эта битва - одна из прекраснейших, какие я только видел: от всей высадившейся неприятельской армии не спасся ни один человек», - так с чувством не свойственной ему жестокой радости и с обычным для него преувеличением и без того великого достижения уведомлял Наполеон Директорию о феномене Абукира[972].
Можно было понять это чувство генерала Бонапарта после всего, что он пережил между Сен-Жан д’Акром и Абукиром. Сначала досадная, первая в его полководческой карьере неудача, крах чуть ли не главной его надежды на поход в Индию, возникшая вдруг угроза даже его контролю над Египтом, а затем - блистательная победа (в том самом Абукире, где год назад был уничтожен англичанами его флот), безоговорочное покорение Египта и возможность для новой попытки пройти далее на Восток. Казалось, пора забыть о Сен-Жан д’Акре и вновь думать об Индии. Но теперь все мысли Наполеона были нацелены на возвращение во Францию.
Е. В. Тарле ошибался, полагая, что отъезд Наполеона из Египта был «внезапным, никем не предвиденным событием», поскольку он, «долгие месяцы отрезанный от всякого сообщения с Европой, <...> из случайно попавшей в его руки газеты узнал потрясающую новость» о победах войск второй антифранцузской коалиции (в частности, русских «чудо-богатырей» А. В. Суворова) и о грозящем вторжении коалиционеров во Францию[973]. Евгений Викторович знал (хотя бы из классической монографии А. Вандаля), что Директория 18 сентября 1799 г. письменно приглашала генерала Бонапарта к «скорейшему возвращению» на родину, но ни один из трех курьеров, посланных в Египет с текстом этого письма, не достиг места назначения - все они были перехвачены англичанами[974]. Но ведь еще Вальтер Скотт в первой четверти и Виллиан Слоон в последней четверти XIX в. ввели в научный обиход засвидетельствованный участниками и современниками событий факт, который затем удостоверяли и А. Лашук, и Д. Чандлер, и А. 3. Манфред: Наполеон был хорошо информирован о положении дел в Европе из разных источников. Во- первых, Сидней Смит по крайней мере с июня 1799 г. подсовывал французам различные газеты («La Gazette de Francfort», «Courrier français de Londres»), «полные описаниями бед, постигших Францию на других фронтах»[975]. А кроме того, как заметил еще В. Скотт, «Наполеон и без газет Сиднея Смита уже знал о положении во Франции и в Европе»[976]. Может быть, самый надежный для него канал связи (через Геную и Тунис) обеспечивал ему брат Жозеф, на воспоминания которого ссылался В. Слоон[977]. Тем или иным путем, но Наполеон был осведомлен и о сентябрьском обращении к нему Директории с просьбой срочно возвращаться в Париж[978].
Цели и расчеты, с которыми Наполеон возвращался из Египта во Францию, всегда вызывали споры у его биографов и других исследователей той эпохи. Такие авторы, как Альбер Вандаль и Е. В. Тарле, категорически утверждали, что «Наполеон отплыл из Египта с твердым и непоколебимым намерением низвергнуть Директорию и овладеть верховной властью в государстве»[979]. Таково же, в принципе, мнение французов Луи Мадлена и Андре Кастело, немца Эмиля Людвига и россиян - А. К. Дживелегова и А. Ю. Иванова. Последний расценил отъезд Наполеона из Египта фигурально: «Его Италия, его Египет. Скоро и Франция станет его женщиной»[980].
В научный обиход вошла и такая трактовка, восходящая к самому Наполеону: он был «призван» спасти Францию, «назначен судьбой» к возвращению из Египта[981]. При этом Наполеон «мог сомневаться, что же станет наградой его отваги - трон или эшафот»[982]. Конечно же, он рисковал - не в первый и далеко не в последний раз - карьерой, репутацией, жизнью.
Есть, однако, и принципиально иная версия, которая исходит от Вальтера Скотта и закрепилась главным образом в англоязычной литературе: Бонапарт - «дезертир», «беглец», который поспешно унес ноги из Египта, торопясь «спасти себя» от неминуемого поражения, гибели или плена[983].
Наиболее подробно и убежденно, но не убедительно, развернул эту версию советский историк А. 3. Манфред. Отвергнув мнение Вандаля и Тарле на том основании, что они излишне доверяют объяснениям самого Наполеона, Альберт Захарович избрал для себя опорой... воспоминания Л. А. Бурьенна, достоверность которых ставят под сомнение самые разные авторитеты, включая англичан[984]. Доверившись Бурьенну, Манфред увлеченно рассуждал о том, как Бонапарт «бежал из Египта, чтобы спасти себя»[985]: на с. 226-230 он пять раз «жалует» Наполеона званием «беглеца». Для Манфреда характерно, что он, подробно описав победу Нельсона при Абукире над французским флотом 1 августа 1798 г. (с. 194-195), отвел не менее блестящей победе Наполеона при том же Абукире над турецкой армией 25 июля 1799 г. всего одну строку в сноске на с. 226, причем назвал эту победу «частичной».
Что касается фактов, то в основание своей версии Манфред приводил только один из них: Наполеон будто бы оставил свою Восточную армию «в крайне тяжелом состоянии»[986]. Но ведь те же Стендаль и Лашук, Вандаль и Тарле оценивали состояние Восточной армии как «вполне удовлетворительное» и даже «прекрасное»[987], что подтверждает и ход событий в Египте после отъезда Наполеона. Оставленный в качестве главнокомандующего этой армией генерал Ж. Б. Клебер разгромил в битве при Гелиополисе 20 марта 1800 г. новую, 70-тысячную, турецкую армию и выгнал ее остатки из Египта[988]. Только после того как Клебер пал от руки фанатика-убийцы и его заменил бездарный генерал Ж. Ф. Мену, французы стали терпеть в Египте поражения.
Кстати, почему Наполеон оставил вместо себя именно Клебера? Можно сказать - по старшинству. Из лучших генералов Восточной армии (таких как Дезе, Ланн, Мюрат, Бертье, Ренье) 46-летний Клебер был действительно старшим и по возрасту, и по военно-командному опыту: только он один из всех соратников Наполеона еще до Египта командовал, причем неоднократно, армиями - Самбро- Маасской, Рейнской, 1-й Западной.
Обстоятельства, при которых главнокомандующий Бонапарт оставлял Восточную армию на попечение Клебера, позволяют негативно судить о воинской этике и человеческой порядочности главнокомандующего, что и делают некоторые, особенно английские историки. Дело в том, что перед отплытием из Египта, назначенным на 24 августа 1799 г., Наполеон 19 августа приказал своим ведущим генералам срочно прибыть в Александрию. Однако Дезе и Клебер не успели этого сделать. Наполеон, по его собственной версии, не мог задержаться с отплытием из Александрии, поскольку был замечен английский бриг, который следил за погрузкой в александрийском порту на четырех французских судах каких-то людей с поклажей, а затем взял курс на Кипр с вероятной целью уведомить об этом английскую эскадру. Поэтому Наполеон, не теряя времени, «передал генералу Мену инструкции для генерала Клебера и приказ генералу Дезе вернуться во Францию, воспользовавшись зимней непогодой»