[1498]. «То был “дар данайцев”, - комментировал такую любезность Англии за чужой счет А. 3. Манфред. ― “Великодушно жертвуя” то, что ему не принадлежало, “предлагая” вместо Мальты французскую Корсику (родину Наполеона! - Н. Т.), британское правительство надеялось, если бы Россия попалась на эту удочку, навсегда поссорить ее с Францией»[1499]. Однако Павел на эту «удочку» не попался. Очень помог ему в этом Наполеон.
Для первого консула ключевой приоритет его внешней политики был тогда однозначен: «Договор с Россией, которая должна стать главным и естественным союзником Франции», ― так формулировал его по заданию Наполеона Талейран[1500]. Н. П. Панин и Ф. В. Ростопчин подали российскому императору записки с противоположными рекомендациями. Если Панин выступал за союз с Австрией и Англией, то Ростопчин, подчеркнув искреннее стремление лидера Франции к миру («Истина сего доказывается всем его поведением»), крайне негативно оценил «алчность и дерзость» Англии: «Так, она вооружила попеременно угрозами, хитростью и деньгами все державы против Франции (Павел I здесь оставил пометку: «И нас грешных!» - Н. Т.) и выпускала их на театр войны единственно для достижения собственной цели»[1501]. Вывод Ростопчина категоричен: необходим союз России с Францией. 2 октября 1800 г. Павел I одобрил эту записку («Дай Бог, чтоб по сему было!»[1502]), а Панина уволил в отставку. Теперь сближение между Россией и Францией пошло в ускоренном темпе. Первым практическим шагом с российской стороны стала миссия Спренгпортена.
Барон Ирье Мауно Спренгпортен (1740-1819) - «полушвед, полуфинн на русской службе»[1503] с генеральским чином, но с профранцузскими симпатиями, впоследствии первый губернатор Финляндии
в составе Российской империи, - был послан в Париж 21 ноября 1800 г. Поскольку проезд от Петербурга до Парижа занимал от 18 до 25 дней, Спренгпортен прибыл в столицу Франции 20 декабря - с остановкой в Брюсселе и далее с задержками в других городах.
Дело в том, что Наполеон повелел устроить российскому посланцу торжественную встречу. В Брюссель с этой целью выехал авторитетный генерал А. Ж. Г. Кларк, четырежды в разное время возглавлявший Военное министерство Франции, а по пути из Брюсселя к Парижу Спренгпортена встречали местные власти - непременно с воинскими почестями, под артиллерийские салюты. По прибытии в Париж Спренгпортен в первый же день был любезнейше принят сначала Талейраном, а потом и самим Бонапартом.
Формально миссия Спренгпортена имела скромную цель: принять русских пленных. Но, как явствует из текста полученной им от Павла I секретной инструкции[1504], главными должны были стать и действительно стали переговоры о том, чтобы Франция и Россия «соединились и постоянно поддерживали дружественные отношения», не позволяя «другим странам (в первую очередь, конечно же, Англии. - Н. Т.) с их стремлением к захвату и господству повредить русско-французским интересам». Переговоры Спренгпортена с Наполеоном произвели на каждого из них настолько приятное впечатление полного взаимопонимания, что уже на следующий день первый консул написал личное письмо российскому императору, давно опубликованное и во французском оригинале и в русском переводе[1505]. Текст этого письма, как и ответ на него Павла I, перепечатаны в новейшей монографии О. В. Соколова, полагающего, что их «нельзя не привести полностью»[1506]. Соглашусь с Олегом Валерьевичем и надеюсь, что мой читатель согласится в том же со мной. Итак, вот письмо Наполеона Бонапарта Павлу I от 9 (21) декабря 1800 г.:
«Вчера я встретил с огромным удовольствием генерала Спренгпортена. Я поручил ему передать Вашему Императорскому Величеству, что как по политическим соображениям, так и из уважения к Вам я желаю, чтобы наши две великие нации соединились как можно скорее в прочном союзе.
В течение двенадцати месяцев я пытался дать мир и спокойствие Европе, но не смог этого сделать. Еще идет война без всякой необходимости и, как мне думается, только из-за подстрекательства английского правительства.
Через 24 часа после того, как Ваше Императорское Величество наделит какое-либо лицо, пользующееся Вашим доверием и знающее Ваши желания, особыми и неограниченными полномочиями, - на суше и на море воцарится спокойствие. Когда Англия, Германский император (т. е. император Австрии и Священной Римской империи. - Н. Т.) и другие державы убедятся, что воля и сила наших двух великих наций направлены к одной цели, оружие выпадет у них из рук, и современное поколение будет благословлять Ваше Императорское Величество за то, что Вы освободили его от ужасов войны и раздоров.
Если Ваше Императорское Величество разделяет эти чувства, в чем я не сомневаюсь, зная Ваш искренний и возвышенный характер, то, я думаю, приличие и достоинство требуют, чтобы одновременно были распределены границы различных государств и чтобы Европа узнала в тот же самый день о подписании мира между Францией и Россией и о взаимных обязательствах, принятых ими на себя для умиротворения всех государств.
Это твердое, откровенное и честное поведение может не понравиться некоторым кабинетам, но вызовет одобрение всех народов и потомства.
Я прошу Ваше Императорское Величество верить чувству особого уважения, которое я к Вам питаю. Чувства, выраженные в этом письме, служат тому самым высшим доказательством, какое я могу Вам представить.
Бонапарт».
Поразительный факт: ответное, каким его считают, послание Павла I Наполеону написано еще до того, как Павел получил и смог прочесть письмо Наполеона, но до чего созвучны их письма, сколь точно, будто телепатически, совпали их мысли и чувства! Цитирую письмо Павла I от 18 (30) декабря 1800 г.:
«Господин Первый Консул,
Долг тех, которым Бог вручил власть над народом, думать и заботиться об их благе. Поэтому я хотел бы предложить вам обсудить способы, с помощью которых мы могли бы прекратить те несчастья, которые уже в течение 11-ти лет разоряют всю Европу. Я не говорю и не хочу дискутировать ни о правах человека, ни о принципах, которыми руководствуются правительства различных стран. Постараемся вернуть миру спокойствие, в котором он так нуждается и которое, как думается, и есть основной закон, диктуемый нам Всевышним. Я готов слушать Вас и беседовать с Вами. Я тем более считаю себя вправе предложить это, так как я был далек от борьбы и если я и участвовал в ней, то только как верный союзник тех, кто, увы, не выполнил своих обязательств. Вы знаете уже и узнаете еще, что я предлагаю и чего желаю. Но это еще не все. Я предлагаю Вам восстановить вместе со мной всеобщий мир, который, если мы того пожелаем, никто не сможет нарушить. Думаю, что достаточно сказано, чтобы Вы могли оценить мой образ мысли и мои чувства.
Да хранит Вас Господь.
Павел».
К тому времени, когда Наполеон и Павел обменялись такими письмами, Англия, руководствуясь стремлением «к захвату и господству», учинила очередной захват. Он оказался настолько болезненным для политических амбиций Наполеона и монаршего самолюбия Павла I, что ускорил сближение России и Франции, буквально подтолкнув их друг к другу. То был захват английскими войсками Мальты. Известие об этом повергло Павла, как выразился К. Валишевский, «в неистовство»[1507]. Он повелел запретить всякий экспорт в Англию, наложить эмбарго на все английские суда, еще находившиеся в российских портах, секвестровать английские товары в российских магазинах, остановить долговые платежи английским купцам[1508].
Теперь Павел не мог больше терпеть у себя в стране Людовика XVIII. 2 января 1801 г. («среди глубокой зимы», как заметил не без сострадания к Людовику Н. К. Шильдер) вождь французской контрреволюционной эмиграции был выдворен из Митавы с естественным прекращением назначенной было ему пенсии в 200 тыс. рублей[1509].
15 (27) января Павел обратился к Наполеону уже с воинственным (против Англии) предложением: «Господин Первый Консул, я пользуюсь случаем, чтобы написать Вам письмо. Меня принуждает к этому поведение англичан не только по отношению к России, но и к другим государствам. Не мне указывать, что Вам следует делать, но я не могу не предложить Вам, нельзя ли предпринять или по крайней мере произвести что-нибудь на берегах Англии. В тот момент, когда она оказалась изолированной, это может дать надлежащий эффект»[1510].
Такое предложение могло только обрадовать первого консула и вдохновить на конкретные планы действий против Англии. Вот что он написал Павлу 27 февраля 1801 г.: «Самоуверенность и наглость англичан поистине беспримерны. Я подготовлю, как Ваше Величество, судя по всему, желает, 300-400 канонерских шлюпов в портах Фландрии, где я соберу армию. Я приказал, чтобы в Бретани была также сконцентрирована армия, которую можно разместить на кораблях Брестской эскадры. Десять кораблей из Бреста я послал на подкрепление Тулонской эскадры. Испания собирает эскадру в Кадисе, чтобы, если обстоятельства потребуют, эти эскадры могли соединиться с Черноморской эскадрой Вашего Величества. Но для этого, по-моему, необходимо иметь один порт на Сицилии, другой на Тарентском берегу. Однако наши эскадры не будут в безопасности, пока русские и французские войска не займут эти порты. Поэтому я хотел бы, чтобы главный порт Сицилии был занят русским гарнизоном, а один из портов на берегу Тарентского залива - французским». Кроме того, поскольку Египет еще оставался в руках французо