Месяца через два случилась приятная неожиданность, придавшая дорожному быту комфорт. Как-то Вяз, ковыряясь в соломе, нажал на кнопку, которую можно было принять за след от сучка в доске. Внизу что-то заскрипело, затрещало, напугав мальчика, и дно телеги раздвинулось в стороны, образовав площадку, огороженную лёгкими стенами. Откуда-то сзади выполз тент, ловко накрывший конструкцию, и взору изумлённых супругов предстала крохотная комната на колёсах.
– Телега-кабриолет? – удивился Гр, осторожно прикасаясь к тростниковым стенам. – Такое могли придумать только наши! – Он горделиво обошёл дом кругом, рассматривая его устройство, и с чувством сожаления произнёс: – Эх, забыли про тягловую силу! Жаль, что осла не припрятали!
Путешествовать стало намного приятней: не жарило солнце, можно было укрыться от ветра, изредка налетавшего из пустыни и забивавшегося в каждую складочку одежды. Вскоре присмотрели город, издали похожий на роскошный дворец, и решили в нём остановиться. Пристроив телегу под пальмой, Гр повесил плакат на одну из стен кабриолета: «Большие проекты – большие надежды» и стал ждать реакции местного населения. Она превзошла все ожидания. Эхвынцы с утра и до вечера ломились в телегу, желая знать, с чем пожаловали иностранцы. Гр не успевал уточнять, каким образом можно связать большие проекты с большими надеждами. Ажиотаж вокруг плаката подействовал на него странным образом. Вместо того чтобы радоваться, он раздражался, едва удерживаясь от ругани.
Видя простодушные улыбки аборигенов, слыша их восторженные речи, Гр испытал забытое чувство, знакомое ему с тех времён, когда он собирался завоёвывать далёкие галактики. Проходимец ощутил себя колонизатором, пришедшим в чужую страну за тем, чтобы устроить свою счастливую жизнь. Он перестал бриться, причёсываться, его лицо приняло выражение превосходства над отсталостью покорённого им народа. Наивные эхвынцы робели, не понимая, чем обидели этого важного человека. Они с любопытством разглядывали зелёную фуражку со сломанным козырьком, пятнистую рубашку без двух верхних пуговиц, испачканные перчатки и школьный портфель, привязанный к ремню, удерживающему широкие брюки. Неожиданно внимание людей привлекли штрипки, сквозь которые ремень был продёрнут.
– Как красиво! Посмотрите на эти маленькие петельки! Что и говорить, удобно, оно и понятно, Запад! – шептались удивлённые эхвынцы. Сами они обходились обычными резинками вместо ремня, поэтому восприняли штрипки как последнее слово моды.
Когда Гр надел однажды серые бриджи с карманами между колен, эхвынцы не выдержали. Ухватившись за его ногу, все начали умолять продать им штаны. Гр показал фигу, тогда один из отчаявшихся разлёгся на дороге, загородив телеге путь, и сказал, что не поднимется до тех пор, пока Гр не сбросит штаны и не распорет их.
– Это ещё зачем? – изумился колонизатор.
– Чтобы выкройки снять, – ответил мужчина, приглашая товарищей улечься рядом.
Ло наконец смекнула, в чём дело.
– Ты им скажи, что согласен быть главным консультантом по пошиву штанов! Пусть фабрику открывают!
– Главным консультантом? Отлично! – обрадовался Гр. – Вот мои условия: апартаменты рядом с кабинетом, гамак, ботинки из кожи молодого крокодила со шнурками и на толстой подошве! И красный абажур!
– На что тебе абажур? – насторожилась Ло.
– Не твоё дело, – ответил муж, входя в роль фабриканта.
Эхвынцы не торгуясь подписали контракт. В мэрии города закрыли глаза на то, что фабрика устраивалась в неположенном, удалённом от северных окраин, районе, так всем хотелось приобрести штаны со штрипками.
Работа закипела. Гр переехал вместе с Ло и сыном в апартаменты, оказавшиеся настолько просторными, что в них нашлось место и для кибитки. Её не стали разбирать, убрав нажатием кнопки стены и верх кабриолета, телегу вкатили в гостиную, в самый центр, поставив под оранжевый абажур, напоминавший фантастический апельсин. Фрукт висел под потолком, всем видом призывая к себе окрестных стрекоз. По распоряжению Гр окна в апартаментах открыли и сняли занавески. В рабочем кабинете устроили гамак, натянув его между стенами, и установили живую пальму в горшке. Ботинки были готовы спустя неделю, они получились лучше, чем Гр предполагал: тёмно-зелёные, чуть выше щиколоток, как у заправского колонизатора! Он пришёл в неописуемый восторг, увидев толстые шнурки с железными колпачками на концах. Колпачки громко звенели при ходьбе и били по голым ногам. Резную бамбуковую трубку покрасили под цвет ботинок.
Получив всё что хотел, Гр целыми днями валялся в гамаке. Задирал ноги выше головы, чтобы было удобно любоваться обновкой, и считал дырки для шнурков, сожалея, что дырок могло быть больше, курил крепкий табак и один раз в месяц подписывал новые эскизы.
Освоившись со штрипками, эхвынцы стали реже беспокоить главного консультанта. Через полгода ему никто не мешал дёргать ногами в воздухе и отбивать наконечниками ритм для танцующих на телеге стрекоз. Привлечённая их наглым жужжанием в комнату врывалась Ло с мухобойкой в руках, она принималась гоняться за мерзкими шлюхами, мечтая прихлопнуть хотя бы парочку из них. Те визгливо смеялись, успевая вовремя вылететь в открытое окно, и Ло, бесполезно помахав руками, швыряла мухобойку в лицо хохочущего супруга и со словами «Дождёшься, что съедят с потрохами!» удалялась на свою половину.
Весной на фабрику прибыла делегация важных чиновников из центра: страна узнала о штрипках и ждала перемен в высокой моде. Занятый танцами Гр принял послов за уборщиков, которые изредка приходили к нему навести порядок в кабинете. Услышав шум у порога, он закричал, чтобы все убирались к такой-то матери и даже дальше. Он точно сказал, куда надо идти, и плюнул в сторону порога. Чиновники неуверенно потоптались, ничего не видя в сигаретном дыму, и, закашлявшись, вышли.
На следующий день программа по внедрению штрипок в эхвынскую моду была закрыта. Новшество решили убрать, сделав акцент на стрелках – вариант классический и экономичный с точки зрения производства. От бриджей отказываться не стали, сойдясь во мнении, что карманы нужно вынести вперёд, на видное место, ибо скрывать в них эхвынцам нечего.
Утром к несчастному консультанту пришли рабочие. Они выкинули телегу в окно, вырвали пальму из пластмассового плена, прогнали стрекоз, а чужеземца вытрясли из гамака и принялись стягивать с него ботинки.
– Что происходит? – закричал Гр, падая на пол.
Рабочие угрюмо молчали и продолжали выворачивать ступни его ног. Кто-то догадался развязать шнурки, левый ботинок удалось снять. Тут Гр понял, что с ним не шутят. Ему почему-то вспомнились граница, танки, капитан. И кредиторы. Дёрнувшись всем телом, он вывернулся из рук эхвынцев, прыгнул в окно и помчался, не разбирая дороги, позабыв про Ло и про сына. Он бежал до тех пор, пока не перемахнул через высокий, выше головы, забор и не очутился в оранжевом странном лесу.
Среди бананов
Было очень светло, светлее, чем в городе, или это казалось из-за множества золотистых бананов, тяжёлыми гроздьями свисающих с пальм. Пальмы окружили Гр будто грозные фонарные столбы. Они наступали со всех сторон, пытаясь вырвать свою единственную ногу из земли, чтобы навалиться и раздавить непрошеного гостя. Гр дико оглянулся, уверенный, что спит. События последнего часа не укладывались в его голове: приход рабочих, борьба за обувь, побег – такое могло лишь присниться. Слишком быстрая смена декораций и чересчур яркий свет подействовали на проходимца угнетающе. Он запаниковал. Взглянув на ноги и удостоверившись, что одного ботинка не хватает, Гр сообразил – всё действительно происходит наяву. «Мама! Ло! Где я?» – истошным голосом прокричал беглец и упал лицом вниз, чтобы не ослепнуть.
Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел золотистую траву под собой. Гр пожевал её губами, трава оказалась металлического вкуса, и это навело его на мысль о далёких галактиках. А что, если Эх-Выния – это один большой космодром и он попал наконец в другое измерение, выбраться из которого никогда не сможет из-за отсутствия корабля? Гр заплакал, а потом закричал, холодея от безумного страха. Вскочив на ноги, он начал прыгать с пальмы на пальму в надежде высмотреть среди деревьев какую-нибудь ракету. Но плавающая перед глазами золотая паутина мешала разглядеть будущее, впереди был один бесконечный свет…
Эхвынцы, гуляющие в лесу, не обратили бы на Гр внимания, приняв его за дикую кошку, и прошли бы мимо, если бы кошка вдруг не спустилась на землю, не встала бы на две ноги и не начала громко сморкаться и рыдать.
– Да это же перчаточник в одном ботинке! – испуганно крикнул кто-то.
Не сразу поверив, что зрение их не обманывает, эхвынцы окружили чужестранца и стали укорять в том, что это слишком неосмотрительно с его стороны забираться в чужой банановый лес и прыгать по чужим деревьям. «Это нарушение закона!» – сокрушённо качали они головами, сами растерянные оттого, что не знали, как наказать разбойника. Наскоро посовещавшись, они завернули находящегося в полуобморочном состоянии Гр в широкие пальмовые листья и вывезли на восточную окраину страны, где поставили на землю и сказали: «Стой, пока свои не подберут, а про банановый лес забудь», и уехали. Открыв глаза, Гр увидел, что какая-то отвратительная сморщенная старуха пинает его ногами, очевидно, приняв за дерево, и старается добраться до его головы.
– Какая гниль! Сколько испорченных плодов! – бормотала старуха, пытаясь сбить клюкой налипшую на волосы Гр мякоть бананов.
– Мама! – крикнул Гр. – Ло! – И он потерял сознание.
До'ма
Ло тщательно подмела телегу, выбросила мусор на улицу, пристроилась на оглоблю и принялась разглядывать прохожих. Это было её единственное развлечение на протяжении последнего времени. Третий год телега никуда не двигалась, застряв в небольшом городишке, куда женщина перетащила её после бегства мужа. От малоподвижного образа жизни Ло сильно поправилась, круглые складки жира лежали на её бёдрах и животе, подбородок отяжелел и опустился к основанию шеи. Привычка есть молочный кисель, чтобы справиться с расшалившимися нервами, давала о себе знать. Толстуха смотрела на снующих мимо неё эхвынцев, многие из которых, будучи в предпраздничном настроении, импровизировали на ходу, изображая из себя зверей и птиц, и забавлялась тем, что, выискав наиболее смешную фигуру, громко смеялась и тыкала в неё пальцами. Эхвынцы принимали Ло за свою, они предполагали, что дама раскрепостилась, поэтому пробегали дальше, не обижаясь на этот неприличный жест.