— Еще бы не ошибиться и в этой войне правильную позицию занять.
— И то верно, — Жовел вытащил из коробки кристалл, направил его на белый занавес, что прикрывал рубленные из камня стены, делая их не такими неприглядными. В последние дни на Мрачные горы опустилась небывалая жара. Солнце будто хотело отомстить за годы изгнания — пыталось расплавить все живое и неживое. Только тем и спасались, что уходили в нижние пещеры. — Встанем на стороне Качеры, а вдруг победу возьмет Эйропа? Или наоборот. Качерцы вроде умелые воины.
— Победу герцога ты даже мысленно в расчет не берешь?
— Куда ему против таких монстров выстоять? Денег не хватит.
Оба замолчали, понимая, что денег вполне хватило бы, если бы не гномы, неправедным путем завладевшие богатством рода Хариим.
— Что за кристалл? — отогнала от себя покаянные мысли Риска. Возвращаться в каменоломни, вкусив силу денег, не хотелось даже ради благого дела.
— Портреты герцогов Хариим. От первого до последнего. Ульрих прислал, чтобы мы нечаянно в их колечках в обществе не засветились.
Благородные лица мелькали, кольца покидали вовсе не благородные гномьи пальцы. Снимала Риска, снимал и Жовел.
— А я и не знала, что перстенек мужской. С цветочком же, — пришлось царице мизинец послюнявить, чтобы колечко стащилось.
— Это лютик. Он в замке Ракон где только ни встречается. И на стенах, и на лестницах, и на потолке. Из камня и из дерева. Символ рода, стало быть.
— Ой, глянь, на этом старике брошь, что ты мне за рождение младшенького преподнес. Жаль, а я хотела ее на именины королевы Эйропы надеть.
— Знаешь, что, милая, неси-ка ты сюда все свои драгоценности. Сортировать будем. Мало ли, вдруг чего упустили.
Открытие, что броши в виде лютика в шкатулке нет, повергло царскую чету в ужас.
— Маменька! — в единый голос вскричали они.
Но Жизнь Давшая от всего отпиралась.
— Не видела, не брала, не трогала!
Рулеточное колесо то замедляло свой бег, то вновь неслось, сливая все цифры в пеструю ленту. Быть пожизненно отлученной от поездок на остров Ракон королева-мать не желала, а потому стояла на своем.
— Пиши Ульриху, пусть разведает, не оставила ли брошь свой след на острове. Хорошо, если свои поперли, и она где-нибудь здесь в тайнике лежит. Надо бы всех собрать и с пристрастием допросить. Гораздо хуже, если все же маменька руку приложила, — Риска вытирала слезы, прекрасно осознавая, что будет с Гномьим царством, если заметная вещица всплывет. Пусть даже не на Раконе, а у какого-нибудь скупщика в Ейропе.
Как оказалось, ожидание возмездия гораздо страшнее самого возмездия.
Глава 27. За мгновение до бала
— Решила оставить костюм охотницы как есть? — ахтыбыраниха догнала подругу на винтовой лестнице, ведущей из кухни к комнатам прислуги.
— Да, буду охотницей на тех самых пташек, что объявятся на балу. Для каждой из невест Ракона припасла стрелу. А что? — она так резко обернулась, что Марисоль опасно качнулась назад, не ожидая препятствий на пути. — Вполне себе тематический подход. Они ставят силки на герцога, а я их по одной отстреляю.
— Что-то мне не нравится твое настроение, — ахтыбараниха сделалась пунцовой. — Если ты жалеешь, что отдала свое платье, то я готова вернуть его назад. Костюмы гусынь уже разобрали, но парочка уток еще осталась.
— Прости, — Василиса спустилась на ступень вниз и обняла подругу. — Прости меня. Я не хотела обидеть. Уверена, что в розовом платье ты будешь чудесной нимфой.
— А ты? А как же ты? Не будешь жар-птицей? — из пальцев Марисоль посыпались перья, которые она, оказывается, припасла для подруги. Видя это, Василиса еще больше разозлилась на себя. Как она могла? Знает же, что костюм стараниями герцога у нее есть, а все равно сделала Мари больно.
— Нет, не буду.
— А в чем же пойдешь? — ахтыбараниха, услышав в голосе подруги слезы, совсем сникла. — Или не пойдешь вовсе?..
— Пойду, обязательно пойду, только о костюме рассказать не могу. Я объясню все потом, после бала, ладно?
— Ладно, — Мари похлопала подругу по спине и, оторвавшись от нее, наклонилась, чтобы собрать перья. — А костюм утки я тебе все-таки принесу. Чтобы у наших не появились подозрения. Пусть думают, что ты одна из служанок.
— Я и есть одна из служанок. Я рабыня, Марисоль, — шлем ужасно мешал. Вася в нем буквально задыхалась, но снять не решалась. Нельзя, герцог запретил.
Ахтыбараниха, разогнувшись, посмотрела в глаза Василисы.
— Нет, ты никогда не была рабыней. В них нет твоего магического света. Я сразу его почувствовала. И лорд Аль-лель почувствовал, потому и пришел за тобой на кухню. И лорд Ракон…
— Тс-с-с! — Василиса закрыла рот подруги пальцем. — Тут не так все просто.
— Я знаю, что между вами что-то происходит. О вас уже говорят на кухне.
— Что о нас можно говорить?
— Что до недавнего времени он почти каждую ночь проводил в твоей комнате…
— Я нэнни, подруга. Запомни, — Василиса приподняла забрало, чтобы глотнуть воздуха, который внезапно кончился. — И что бы вокруг ни говорили, я не сделала ничего предосудительного.
Произнесла и тут же закрыла забрало. Подруга не должна видеть, как ярко загорелись у Василисы щеки. Купание в водопаде, нескромные желания, вытребованные поцелуи трудно назвать целомудренными поступками.
— Я все еще девственница, — это был последний аргумент. Последний бастион, который еще не пал. — И если я перестану ей быть, то никогда не буду настаивать, чтобы ко мне обращались как к нэнни.
— Ну и хорошо, — ахтыбаораниха выдохнула с облегчением. — Ты же понимаешь, что ни один из них не возьмет тебя замуж? Уж лучше выбрать кого-нибудь равного. Как ты относишься, например, к кучеру? Вполне себе симпатичный.
— А как же свет, который отличает меня от рабыни?
— Магический свет вызывает лишь интерес господ, но никак не желание вести под венец. А кучер может. Я уже не раз замечала, как Витал на тебя смотрит.
— И как Витал на меня смотрит? — Вася нахмурилась. Кучер был единственным человеком, кто знал, что именно она находилась в карете герцога после Забега, да и сегодня видел, что под шлемом скрывается никто иной как «нимфа» — эту легенду Василиса не спешила развеивать.
— Стоит тебе попасться ему на глаза, как он замирает. Не доносит ложку до рта, или так и стоит, задрав вилы с клоком сена.
— Спасибо, Мари. Я пригляжусь к кучеру.
«Обязательно пригляжусь. А то как-то странно все это».
— Да, он добрый малый!
Василиса потопала по лестнице вверх. Подруга развернулась и пошла в обратную сторону.
— А костюм утки обязательно принеси. Вдруг пригодится! — Вася свесилась через перила. Улыбающаяся подруга тут же показала свое лицо.
— А здорово ты ввалилась на кухню в костюме божественной охотницы. У всех челюсти так и расхлопнулись. Небось, до сих пор гадают, кто же прячется за забралом. Я ведь так и не открылась в прошлом году, что золотой наряд мой.
— Говорят, ты все же выбрала костюм утки? — Хосефина села на кровать и положила между собой и Василисой сверток, перевязанный серой лентой. Ей не понравилось настроение подопечной: та вся сникла, руки устало свешены между острых коленок, золотая ткань юбки смялась и оголила ноги чуть ли не до бедер. — «Панталоны закатала или надела свои бесстыжие трусы? — нэн пытливо осмотрела фигуру Василисы. — А ведь девочка похудела. Почему я раньше не замечала?»
— Да. Мне в самый раз.
— Ну и правильно. Нечего ходить в костюме охотницы. Марисоль гораздо ниже тебя, поэтому на ней смотрелось не так вызывающе.
— Так вы знали?
— А кто, ты думаешь, помогал ей с золотой краской для лат? Хотите или нет, вы все выдаете себя, прибегая ко мне то за кружевом, то за лентой. Одна ты так и не пришла.
— Теперь вам ни в жизнь не догадаться, кто скрывается под этим невзрачным платьем, — Вася грустно улыбнулась, развязывая ленты свертка. Чепец с глупыми круглыми глазами, на сильно выступающем «козырьке» нарисованный нос, а на лице сетка, украшенная редкими перьями, отчего шея у утки (или все же у гусыни?) получалась непропорционально длинной.
— Кто надо, всегда догадается, — закончила разговор экономка, тяжело поднимаясь с кровати. Последние часы перед балом давались ей нелегко. Ответственность, капризы гостей, излишняя требовательность матушки хозяина, бестолковость слуг. Учи их, учи, а все равно где-нибудь да подведут.
— А кому надо? Кучеру? Эльфийскому принцу? Или, может, Аравай-абе? Он говорил, что может пристроить меня в свой гарем. Чем не карьера? От рабыни герцога до любовницы гоблина.
— Почему кучеру? — нэн остановилась, выделив из всего списка кандидатов только Витала. Ее глаза тревожно блестели. — Ты с ним поосторожней. Он вроде и тихий, но очень опасный. Наш кучер — оборотень и у милорда вроде телохранителя. Если ему кто не по нраву, в бешенстве может и разорвать.
— Говорят, он посматривает на меня, — тут уже не до шуток. Быть убитой оборотнем из-за косого взгляда на его хозяина — последнее дело.
— Ох, час от часу не легче.
— А он какой оборотень? Настоящий? Или типа дракона?
— Нет, драконы у нас только из благородных родов. Этот же двухметровый волк. Я видела, как он обернулся в момент атаки. Тогда я только-только заступила на службу в замке, а тут контрабандисты…
— Это их черепа на склоне горы?
— Их. Жутко было на ту кровавую бойню смотреть. Сначала я испугалась за герцога, потом уже за тех несчастных, кому Витал с хозяином головы поотрывали. Я тогда на башне Молчания пряталась.
— Это которая самая высокая?
— Она. Все остальные сам дракон в ярости порушил. Если бы не Аль-лель, который прибежал за мной, эту бы та же участь постигла. Потом, конечно, все отстроили…
Впечатленная рассказом, Василиса поклялась себе, что при оборотне будет вести себя милой девочкой. Мало ли что в голове у волка.
«И никаких красных чепчиков!»