— У меня несколько предложений, которые тебе могут понравиться, — сказал я.
— Слушаю, — насторожилась Мария.
— Во-первых, с завтрашнего дня техзадание ты можешь составлять не в форме ста страниц для заучивания, а вопросами в одно предложение. Думаю, мне по силам отыскать ответы в приемлемом для тебя объёме.
Она покачала головой:
— В этом нет необходимости. И не только потому, что теперь тебя от цивилизованного человека не отличить. Уверена, ты можешь сам придумывать вопросы. И сам находить ответы…
— Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы ты больше времени проводила в каюте.
Она рассмеялась. Будто колокольчик над утренним лугом… Прильнула, обняла ладошкой затылок, поцеловала в шею…
— Согласна. Но на этом твои занятия закончатся. Это я тебе гарантирую.
Я целую минуту восстанавливал дыхание.
— В-третьих, столоваться буду в ресторане. И прогуливаться по палубе мы тоже будем вместе. Не знаю почему, но твой приятель мне не понравился.
Она кивнула:
— Тоже шпион. Обитает в двести сороковой каюте. Мне кажется, мы под плотным колпаком. Временами я сомневаюсь, что от нас вообще что-то зависит.
Я возразил:
— Игра не проиграна, пока не закончена. Что-то мне подсказывает, что у нас ещё есть, чем удивить противника.
Она тяжело вздохнула и незнакомым жестом потёрла подбородок:
— Давай часик погуляем, милый. Я покажу тебе судно, а тебя — своим особо озабоченным воздыхателям…
Я не возражал. Она взяла меня под руку, и мы чинно бродили по палубам. Я здоровался с её знакомыми, выдерживал нервные атаки поклонников и оценивающие взгляды их подруг. На светских приёмах я никогда не был, но читал. В реальности всё оказалось забавным и пошлым, но через двадцать минут я заскучал. За час мы не управились, но когда вернулись в каюту, уже через минуту я не сомневался, что бленкер подменили. И новый муляж по сравнению с подделкой из триста седьмой каюты был жалкой халтурой: не включался, был легче, а некоторые приборы вообще стояли не на месте…
8. Морской бой
Бежать в триста седьмую, чтобы выяснить судьбу образцовой подделки, я не стал. После возвращения с прогулки мы с Марией нашли занятия интересней. А после «занятий» я «на минуточку» зашёл в душ, привычно переместился в свою келью, присел рядом с планшетом и крепко задумался.
Поменять местами муляж с оригиналом мне тоже приходило в голову. Останавливала только неподъёмность «гардеробов». Следовало привлечь к переноске кого-то из персонала или из «бомжей». Но подозрение, что за каютой присматривают, делало этот трюк невозможным.
А теперь выяснилось, что кто-то меня опередил.
Радовало, что ход мыслей неведомого противника совпадал с моим: легче прогнозировать его следующие поступки. Огорчало, что ресурс оппонента явно больше моего: впервые с начала рейса сто третья каюта на долгое время осталась пустой, и противник немедленно этим воспользовался.
Но зачем нанимателям Крецика делать подмену?
Я покачал головой: вопрос обессмысливался, если допустить существование третьей стороны. Кто-то следил за сделкой, и в удобный момент сделал свой ход. Тогда муляж в триста седьмой стоит на своём месте. В нашей, сто третьей, стоит вторая копия прибора. Но тогда и денег в триста седьмой нет! Третий участник должен был вынести не только бленкер Никанорова, но и его деньги.
Я «вышел» из камня и открыл дверь из ванны. И сразу понял, что оказался в триста седьмой: здесь шкаф стоял между двумя койками, а в нашей с Марией каюте бленкер был зажат между альковом с двуспальной кроватью и стеной. Я застыл, замер… и от неожиданности, и перед новыми возможностями своего убежища.
Заглянул под койку. Там лежал только обрывок библиотечного талона. Чемодан с деньгами унесли. Сперва я разозлился, но уже через секунду смеялся: скорбеть по утере чемодана при возможности обобрать до нитки весь мир, показалось глупым. По факту, я могу сделать своим «кошельком» хранилище любого банка. Нужно только научиться перемещаться туда, где никогда не был.
Я встал и осмотрел шкаф. Это действительно был муляж, который стоял здесь с самого начала. Даже мой шарик лежал на своём месте. Значит, третьей стороне известно о существовании первой копии. Они вели наблюдение за сделкой с самого начала.
Пора было возвращаться. Время в камне, конечно, останавливалось. Но я уже несколько минут стою голым в реальном мире. И даже не помню, включил душ в сто третьей или нет. Мария может забеспокоиться…
Я перенёсся в камень и обалдел: муляж бленкера стоял рядом со мной, в келье.
«Поразительное открытие! — съехидничал Демон. — Если можешь перенести в камень планшет, значит, можешь перенести и бленкер».
Судя по всему, в момент перехода я касался «гардероба». Вот он и перенёсся вместе со мной.
Я прикрыл глаза и представил себя в триста седьмой. Получилось! Вот только макета бленкера не было. Он остался в камне. «Ты же шарахнулся от него перед выходом, идиот!» — сказал Демон.
Вернулся в камень, приложил ладонь к «шкафу» и вновь представил себя в триста седьмой. Да, есть.
Теперь я отодвинулся от «шкафа», перешёл в камень и вернулся в душевую сто третьей.
Работает! Меня переполнял восторг. Я мог мгновенно перемещаться и переносить грузы! Если бы раньше знал о такой возможности, то шкафы сто третьей и триста седьмой давно бы поменял местами.
Душ действительно был выключен. Я пустил воду, вернулся в камень и в порядке эксперимента «вышел» в подвале библиотеки. Мальчишество, конечно. Не стоило так рисковать. А в том, что именно в это мгновение моё везение кончилось, не было сомнений: я материализовался в пяти шагах от группы красноармейцев, которые сразу меня заметили и открыли беспорядочный огонь.
Одна пуля перебила руку, и две вошли в живот. Боль скрутила втрое, но на колени я упал всё-таки в камне. Улёгся на шершавый пол и зачем-то потёрся об него щекой. Стреляли из пистолетов Макарова, а я очень хорошо представлял, что делают с кишками две пули девятого калибра после выстрела в упор.
Скрючившись, я лежал на полу и ждал смерти.
Но смерть не приходила. Боли не чувствовал. Я был в полном сознании. Ясно видел миниатюрные кости в полу, и для того, чтобы убедиться, что пол светится, не нужно было прикладывать к нему ладони, сложенные трубочкой.
Впрочем, ни за какие богатства в мире, я бы не отнял руки от живота. Я боялся пошевелиться, боялся дышать… если и была возможность кого-то позвать на помощь, я бы не стал этого делать: сама мысль о движении приводила в ужас.
В какой-то момент показалось, что я погружаюсь в камень. Но это всего лишь каменная крошка обращалась в воду. И вода тонкой тёплой плёнкой покрывала меня целиком.
Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я вдруг понял, что нужно на что-то решаться: при таком ранении я либо уже труп, либо буду жить вечно.
Тогда я попробовал глубоко вдохнуть. Осторожно втягивал воздух в лёгкие. Настолько медленно, что через минуту пришлось выдохнуть и начать сначала. Сделав несколько попыток, убедился, что безболезненно могу сделать полный вдох и выдох.
Тогда чуть-чуть пошевелил пальцами. Ладони были в чём-то липком. Кровь? Я осторожно повернул голову и чуть-чуть развернулся, чтобы бросить взгляд на руки. Между стиснутыми пальцами алели потёки. Я настолько осмелел, что даже сумел разобраться, какая рука у меня ближе к животу — левая.
И в левой ладони лежали два предмета, которые не имели к моему телу никакого отношения.
Я шумно перевёл дыхание и плавно отвёл руки от раны. Вот только раны не было. Был живот, вымазанный кровью, были окровавленные руки и две пули. Мелькнула идиотская мысль: «Я их что, поймал?» Мелькнула и сгинула. Если я поймал пули, то откуда кровь?
Я разогнулся ещё немного, потом встал и критически себя осмотрел. Это приключение измазало мне кровью живот и наградило двумя пулями в кулаке. А ведь был ещё удар в плечо! Да, левое плечо тоже измазано кровью. С обеих сторон. Вот только раны не было. И шрам исчез. Все шрамы исчезли. И что я теперь скажу Марии?
Я почувствовал любовь к камню. Моя благодарность была настолько оглушающей, что я заплакал. Опустился на колени и поцеловал измазанный кровью пол своего убежища. Чем бы эта штука ни была, она только что спасла меня от мучительной смерти.
Я перешёл в душевую. Вода с жадным шипением смыла кровь, а я, не шевелясь, стоял под жаркими струями, испытывая немыслимое блаженство. Стараясь не выронить пули, омыл их в ладони и поразился жирному жёлтому блеску: это не свинец. С каких пор красноармейцы стреляют золотыми пулями?
В дверь нетерпеливо постучали.
— Решила принять душ вместе? — крикнул я.
Мария приоткрыла дверь и встревожено сказала:
— Поторопись. На корабле что-то происходит.
Я на мгновение вошёл в камень, бросил пули на «полку», вернулся в душевую, кое-как обмахнулся полотенцем и, уже в каюте, втиснулся в одежду.
На палубе царило напряжение. Народ снова толпился по правому борту, только теперь никто не кричал и не смеялся. Мы с Марией прошли ближе к носу и отыскали какой-то механизм, на который, поддерживая друг друга, сумели взобраться.
Наперерез судну шла подводная лодка. Пароход заметно сбавил ход, а через минуту стало понятно, что мы останавливаемся.
— Дают задний ход, тормозят, — недовольно заметила Мария, и крепче вцепилась мне в руку. — Это из-за нас?
— Не думаю, что на этом корыте есть что-то более важное, чем бленкер. Вопрос только, кто это?
Она внимательно на меня посмотрела и сощурилась:
— Ты снова меня пугаешь. Ты же ни капли их не боишься! Чёрт подери, кто ты такой?!
— Просто ожидал чего-то подобного. Это либо наши передумали, и снимут нас с парохода. Либо заказчики Крецика решили не рисковать в Лиссабоне, и сделать перегрузку прямо в море.
— Но подводная лодка! Это армия!
— Да. Получается, что за Крециком стояли не частные лица, а военные.