— Что ты тут делаешь? — громко спросила Мария.
— Осматриваю подпольную лабораторию, — я немного подумал и уточнил: — хотел помочь…
— «Помочь», — с непонятной интонацией повторила Мария. — Ты слышал, о чём они говорили?
— Александр Никаноров придумал способ…
Но она перебила:
— Я не спрашивала, о чём они говорили!
— Да, слышал.
— Ты понимаешь, что теперь возглавляешь список проблемных секретоносителей?
Не потратив на размышления ни секунды, я кивнул:
— Конечно. Где подписать о неразглашении?
— Молодец, — похвалила Мария. — Рада, что не спросил об уровне гостайны. Мне бы пришлось ответить, а потом беспокоиться о твоём душевном здоровье.
Я не знал, что сказать, и промолчал.
— Ты понял, как эту штуку включить?
— Она включена, — я направил фонарь на шкаф. — Щуп в глаз, и прибор покажет, сколько тебе осталось…
— Только не вслух! — снова перебила меня Мария.
Она взяла щуп, осмотрела его и приблизила к левому глазу. Застонала. Я поставил фонарь на стол.
— Кажется, я себя ослепила, — пожаловалась Мария.
Я забрал у неё сканер и с опаской глянул на счётчик. Но там ничего не было.
— И что дальше? — спросила Мария.
— Должны появиться циферки… ага! Есть!
Она подняла лицо. Было видно, как она пытается разглядеть число.
— Смотри только здоровым глазом, — посоветовал я.
Прибор показывал огромное число, которое начиналось так же, как и моё: «девять-шесть-два», и мне почему-то стало радостно.
— И что это значит?
— Число секунд… — я замешкался, ожидая очередного окрика, но она молчала. — До финиша.
— Понятно. Ты уже пробовал?
Мне стало холодно, но ответил честно:
— Да. Но повторять что-то не хочется.
— А придётся, — сухо сказала Мария и сделала недвусмысленный жест рукой: — Поднеси к глазу.
Мне показалось, что с ней лучше не спорить.
Голубоватое свечение светодиода, зыбкое, едва заметное в луче фонаря, полыхнуло тысячью солнц.
Я снова выругался.
— Ну и что? — требовательно спросила Мария. — Мои цифры погасли, но ничего нового не появилось.
— Нужно подождать, — вытирая слёзы, пробормотал я. — Дешифратор закончит работу и высветит ответ…
— Ни фига! Нету ничего…
Через минуту я понял, что прибор дважды не радует. Сделалось тревожно.
— Но в первый раз тебе много дали?
— Как и тебе: «девять-шесть-два». Умрём через тридцать лет в один день.
— Ого! Это нужно отметить.
Она деловито вынула из кармана плаща небольшую плоскую флягу, наполнила колпачок и тут же опрокинула содержимое себе в глотку. Крякнула, вытерла рукавом губы и вновь наполнила.
— Теперь ты, — сипло приказала она.
Я попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась. Мне это показалось добрым знаком: я взял колпачок и решительно выплеснул жидкость мимо левого плеча, а чтобы не было слышно падения капель, шаркнул по полу ногой. Вроде бы получилось: я и сам ничего не услышал. Теперь бы угадать, чего именно она ждала, какого эффекта? Ответом была её полная неподвижность: в пол-оборота ко мне, отвернувшись…
«Быстродействующий», — сообразил я. Застонал и рухнул на колени. Собравшись силами, одним мощным порывом опорожнил желудок на пол. «Вот дурак, — сказал Демон, — если бы пообедал, выглядело бы натурально».
Смотреть и вправду было не на что: жалкие остатки утренних сырников в лужице бледно-серой желчи. Это выглядело настолько отвратительно, что меня вырвало ещё раз — вполне натурально и достаточно обильно.
Мария по-прежнему стояла безучастно, не шевелясь. Тогда я тщательно прицелился и упал лицом в блевотину, дёрнулся и затих, имитируя потерю сознания.
На самом деле, для убедительности я и вправду мог себя вырубить, но важно было узнать, что Мария будет делать дальше. Поэтому я только замедлил биение сердца и почти перестал дышать: нитевидный пульс, поверхностное дыхание…
Она присела и приложила пальцы к моей шее. Приятное ощущение! Потом обыскала карманы плаща, вытащила из бокового корешок квитанции заказа книг. Несколько секунд его разглядывала. Вернула квитанцию мне в карман, вздохнула и кому-то позвонила. В тишине были слышны гудки вызова в наушнике её телефона.
— Мара. Я на месте, с нагрузкой.
Далёкий голос что-то неразборчиво пробурчал.
— Знакомый перс, Максим Бобров. Я докладывала… Да, исключила, но его вырвало… Под мою ответственность, Пал Палыч… как прикрытие…
Голос в трубке разродился неспешной, проникновенной речью, из которой я расслышал только: «Аркадия», «Запад» и «машина». О Крецановском и Никанорове голос тоже что-то говорил. Но вскользь, как о чём-то далёком и незначащем.
Наверное, я немного перестарался, входя в роль покойника. Потому что очнулся не по своей воле, а от жгучего вдоха едкого нашатыря. Я чихнул, закашлялся, и очень правдоподобно, размазывая сопли по щекам, «пришёл в чувство».
В комнате горел свет, и отсюда, с моего ракурса, на фоне чёрного потолка сталагмиты книг казались неприступными Гималаями.
— Как ты? — проявила участие Мария, вытирая влажным платком мне лицо.
— Бывало и лучше, — признался я. И не удержался от упрёка: — Это было обязательно?
Она усмехнулась:
— Тебе электро-оракул посулил долгую жизнь. Отчего не проверить? Кроме того, боялась, что начальство захочет с тобой пообщаться, а мы ни о чём не договорились. Брякнул бы что-то поперёк моей наспех сколоченной легенды, и возлегли бы в братской могиле.
— «Возлегли»? — заинтересовался я. Но понял, что ей не до шуток: — И как? Получилось?
Она кивнула и осмотрелась.
— Ты уже понял, как шкаф отсюда вытащить? У нас мало времени.
— Конечно, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Агрегат стоит на плите лифта. Здесь когда-то был угольный амбар. Внизу — шахта в котельную, сверху — штольня, в которую сыпали уголь с хоздвора… а почему мало времени? Мы торопимся?
— Не вижу люка, — она задрала голову.
— Потолок вместе с люком в саже. Нужно найти кнопку пуска подъёмника, и эта штука поедет наверх.
Мария сделала приглашающий жест ладонью:
— И чего ты ждёшь?
— Вводных. Куда мы спешим, и что мне за это будет?
— Спешим мы на Васильевский, — сказала Мария, сосредоточенно поправляя мне воротник. — «Аркадия» отходит через час. А буду тебе я.
— Мы вдвоём, каюта парохода и этот агрегат? — уточнил я, зачем-то пнув ногой машину, которая умеет считать секунды до смерти.
Она замерла:
— Тебе мало?
Я покачал головой. Сравнивать Марию в каюте океанского лайнера с одиночеством казармы казалось столь же бестолковым, как сравнивать разницу между жизнью и смертью…
Повезло, что я действительно неплохо потрудился, изучая сети и коммуникации подвалов библиотеки. Зная, где проходит жгут сигнальных проводов освещения и вентиляции, без труда отыскал потайную кнопку и без колебаний её нажал.
Мария вздрогнула, а я только ухмыльнулся, когда шкаф поехал вверх, а потолок раздвинулся, открывая унылое серое небо. Капли дождя будто караулили нас — влетели в подвал трассирующими очередями. Сильный сквозняк качнул книжные сталагмиты, один из них рухнул. Хлопья сажи, простреленные дождём, чёрным облаком унеслись ветром.
— Нужно бежать наверх, чтоб не украли, — порывисто повернулась ко мне Мария.
— Что ж, побежали, — согласился я, не сводя взгляда с колонны, выползающей из-под пола.
Я был уверен, что группа Марии уже наверху, и что никто не посмеет подойти к бленкеру. Но если ей хочется делать вид, что всё происходящее — несанкционированная руководством импровизация, то и пусть. Она мне обещала, и я в потрясающем деле. Это не корпеть над конспектами и страшиться сессии. Тут всё по-настоящему! А при удачном раскладе могут и в звании повысить, и диплом перед строем вручить. Ну, и Мария, конечно. Кто бы мог подумать, что феерическую карьеру могут делать не только брошенные котята: с помойки на подушку хозяина, но и контуженые красноармейцы с голосами в голове?
5. Приказано не возвращаться
Мы поднялись на борт по её билетам. Билет Крецика всё ещё лежал в гимнастёрке. Я не забыл о нём.
В том, что операция согласована со всеми инстанциями, не было сомнений. В порту никто не поинтересовался содержимым ящика, не прозвучало ни одного вопроса. Пограничники на документы даже не глянули. Так бывает только в одном случае, когда таможня, политотдел и погранцы получают приказ: к этим персам не подходить.
Лица грузчиков показались смутно знакомыми, — кажется, это они были с Марией утром, — но я не присматривался. Они только занесли ящик в каюту, пробурчали «счастливого плавания» и ушли.
Попытка обнять Мару оказалась безуспешной, она решительно отстранилась и недовольно сказала:
— Держи себя в руках, милый. Всему своё время. И тебе придётся, как следует вымыться, прежде чем я позволю к себе прикоснуться.
Я попросил огласить список предстоящих мероприятий.
— Сейчас поднимемся на палубу, и как все нормальные люди понаблюдаем за движением «Аркадии» по каналу. Потом у нас ужин, потом посидим в баре, надеюсь, потанцуем. Ну, а после вернёмся в каюту и сравним мои желания с твоими возможностями.
Звучало высокомерно и с толстым слоем снобизма, но мне было наплевать. Тем более что каждый пункт её плана был недосягаем с койки моего убежища. Я уже направился к двери, но заметил монитор на столе, задвинутом в угол каюты.
— Компьютер?
— Наверное, — равнодушно сказала Мария. — А может кабельное телевидение. Транслируют из общего центра, а ты можешь только листать программы…
На палубе царила предстартовая суета. Толпа народа сгрудилась у правого борта. Кто-то кричал тем, кто стоял на причале. Кто-то пытался расслышать, что кричали с причала. При этом все были необыкновенно бодры и веселы. Накрапывающий дождик нисколько не мешал общему ликованию. Я ничего не понимал. Мы оставляли простой и понятный мир. Отправлялись во враждебное окружение. Чему радуются эти люди?!