В ночь на 18 ноября 1918 года казаки атамана Красильникова арестовали всех социалистов — членов Директории. Авксентьева и Зензинова не тронули: снабдили деньгами и отправили в эмиграцию. Остальных эсеров не помиловали: кого выпороли, кого расстреляли.
А кадетам казаки предложили передать всю полноту власти Колчаку. Сам Александр Васильевич решительно отрицал, что участвовал в заговоре и даже что вообще о нем знал. Очень сомнительно!
Потому что в заговоре ведущую роль играли представитель Деникина полковник Лебедев, генерал Андогский, полковник Волков. Заговорщикам помогал командующий английскими войсками А. Нокс.
Японцы поддерживали не Колчака, они давали оружие атаманам Семенову и Калмыкову.
18 ноября 1918 года Колчак произнес: «Я не искал власти и не стремился к ней, но, любя Родину, не смею отказаться, когда интересы России потребовали встать во главе правления».
Переставшая быть социалистической Директория присвоила Колчаку титул Верховного правителя Российского государства и главнокомандующего всеми вооруженными силами. Деникин, Юденич и Миллер признали его в этом качестве. А Колчак подтверждал их полномочия и соглашался с их ролью.
Военный диктатор с неограниченным запасом полномочий, Колчак создал при себе Совет министров и особый совещательный орган, Совет верховного правителя — как у Деникина. Разница в том, что тот действительно с кем-то советовался, и довольно часто — а вот Колчак предпочитал действовать сам, полагаясь не столько на закон, сколько на свое понимание «справедливости».
Государство Колчака распространяло власть на Западную Сибирь и Урал. Оренбургская губерния и Уральская казачья область были фронтовой и прифронтовой зоной. К востоку от Красноярска власть Колчака ослабевала, к востоку от Иркутска просто сходила на нет. В Приморье, Монголии и в русской Маньчжурии было сравнительно спокойно. От Байкала на восток до Хабаровска на 3 тысячи километров тянулся своего рода «пояс анархии», где власть принадлежала местным атаманам и «батькам».
На Севере вообще не было никакой власти. И инородцы Севера, и жившие в тех местах русские были предоставлены самим себе.
В декабре 1918 — январе 1919 года на территории государства Колчака проживало порядка 15 миллионов человек. Из них 6 миллионов на Урале и в Предуралье, 6 миллионов на юге Западной Сибири, два миллиона на юге Восточной Сибири и Дальнего Востока, примерно 200 тысяч в русской Маньчжурии и в Монголии, около 500 тысяч на всем необъятном Севере. Точнее подсчитать невозможно, потому что перепись никогда не проводилась, а в 1917–1918 годах множество людей уезжало из Европейской России в Сибирь — и как в более сытый край, и спасаясь.
Из этого многолюдства самое большее три-четыре миллиона жили в городах и близ Транссибирской магистрали. Реально Колчак контролировал только эти районы и это население. И даже здесь было неспокойно!
Большинство эсеров из Комуча плохо относились уже к Уфимской директории, как к «противоестественному союзу революции и реакции». Эсеры не простили разгона «своих». Официальным лозунгом сибирских эсеров стало: «Ни Ленин, ни Колчак». В белых генералах и офицерах они видели «реакцию» и «диктатуру». И боролись с ней — вели агитацию, расклеивали листовки, срывали мобилизации. При этом эсеры оставались самой популярной из партий.
В Томске сидел подпольный ревком большевиков — Нейбута и Рабиновича — и вел агитацию вовсе не в пользу Колчака. А поймать не удавалось: всякий раз, когда контрразведка нападала на след, кто-нибудь предупреждал.
Из 2–3 миллионов горожан в Предуралье и Урале, 1–2 миллионов горожан в Сибири Колчак реально мог опираться едва на десятую часть. В основном на часть интеллигенции, военнослужащих, казаков, учащейся молодежи.
Купцы и промышленники вели себя так же, как и на Юге: старались воспользоваться моментом и ничего не дать Белой армии.
Если Юг Деникина — это армия без государства, то Сибирь Колчака — это все же армия во главе государства. Колчак мог облагать налогами — и облагал. А население старалось никаких налогов не платить. Колчак считал себя вправе проводить мобилизации… И проводил. А население прилагало все усилия, чтобы избежать мобилизации.
Судя по всему, Колчак не был плохим, жестоким человеком. Колчак — военачальник, Колчак — начальник экспедиции был человечен и добр. Его уважали.
Колчак — правитель государства приносил в гражданское управление казарменный дух нетерпимости, неукоснительного слепого подчинения, авторитаризма, жестокости. Слишком часто Колчак отказывался понять своих подданных. Его все меньше уважали, боялись.
Колчак «точно знает», что люди должны платить налоги. Что это их вклад в общую победу. Он искренне гневается на тех, кто обманывает свое государство, и совершенно не хочет понимать: не все считают его государство «своим».
Для вполне вменяемого Колчака 19-летний крестьянский парень, который не хочет воевать на его стороне, конечно же, не инакомыслящий и не «другой». Он — предатель! Обсуждая нежелание людей поступать «правильно», Колчак неоднократно срывался на крик, стучал кулаком по столу, топал ногами… Только что не катался по земле. И отдавал приказы в духе «Всыпать шомполов!», «Показать канальям, где раки зимуют!», «Расстрелять!».
Исполнители выполняли приказы, и добавляли от себя.
Мобилизации городского населения были сравнительно несложны: города в Сибири тогда были небольшие, в них не особенно спрячешься. А то еще ставились заслоны на железнодорожных станциях, на улицах… Мужчин призывного возраста останавливали, и могли тут же на месте «мобилизовать».
Или еще проще: начальники любых воинских команд имели права «мобилизовать» любого подходящего им человека. А откажется — вплоть до расстрела на месте. (Археолога Г. П. Сосновского забрали в армию непосредственно на вокзале г. Ачинска: он собирался ехать в Красноярск для участия в археологической экспедиции.)
В Сибири интервенты задержатся дольше всего. В январе 1919 Жанен был назначен командующим вооруженными силами всех союзных государств «на востоке России и на Западе Сибири». Обратите внимание на формулировку! Как видно, союзники разделяли Россию и Сибирь.
Британские и американские части эвакуируются из Владивостока только в феврале 1920 года. Японцы останутся и после этого — в надежде сохранить свои базы.
Колчак — Верховный правитель всей России, пусть он отвечает за ее политику в целом. В январе 1919 года Колчак подписывает соглашение, которое обязывает «высшее русское командование согласовывать ведение операций с общими директивами, сообщаемыми генералом Жаненом, представителем высшего международного командования». А Жанен получал право «производить общий контроль как на фронте, так и в тылу».
Союзники готовы были помогать, но только за деньги. В уплату за обмундирование, снаряжение, вооружение Колчак передал своим доблестным, но не совсем бескорыстным союзникам 9200 пудов (147 тонн) золота в монетах и слитках — золотой запас Российской империи. Тот самый, взятый Каппелем в Казани.
Кроме того, союзники требовали политических решений. Они предоставили помощь только при условии, что «будут иметь доказательства, что белые действительно помогают русскому правительству добиться свободы, самоуправления и мира».
От Колчака они требовали собрать Учредительное собрание, утвердить в России демократический режим, предоставить независимость Польше и Финляндии и автономию Эстонии, Литве, Латвии, Кавказу и Закаспийской территории.
Белые провозгласили принцип: «За помощь — ни пяди русской земли!» То есть отказывались признать право народов на отделение от России. Колчак ссылался на то, что нельзя же принимать такие ответственные решения, пока идет Гражданская война. Вот соберется Учредительное собрание…
Иностранцы отказывались понимать такой «империализм». При том, что англичане вовсе не собирались предоставлять независимость Индии, а французы — Западной Африке. Трения между белогвардейцами и союзниками шли по нарастающей…
Пока же иноземцы пользовались железными дорогами, приобретали все больше прав на эксплуатацию природных богатств Сибири. За первые три месяца 1919 года они вывезли из Сибири больше 3 млн. шкурок пушнины, леса на 5 млн. и металлов на 7 млн. долларов.
Крестьяне не хотели воевать с красными. В Сибири не было помещичьих земель. Проблемы земель «кулаков», которые можно разделить, тоже не было. И вообще земли каждый брал сколько хотел. «Продовольственная диктатура» до Сибири не докатилась. Крестьянство было монолитно, жило традиционным укладом и хотело одного: чтобы его оставили в покое.
Город был нужен: многое крестьянин покупал. Продавая зерно и продукты, он приобретал и ткани, и одежду, и сапоги, и керосин, и орудия труда, и утварь, и посуду. Крестьяне хотели торговать… Но какое-то время прожить могли и без города.
Уже с лета 1918 года многие районы Сибири жили фактически автономно от любой власти. С лета 1918 года на Алтае существовала своего рода «крестьянская республика», не платившая налогов и жившая своим самоуправлением. Это была советская власть, но без коммунистов. Фактически тут командовал глава партизанского отряда, фронтовик Ефим Мефодьевич Мамонтов. Военный диктатор на этой территории. Если Колчаку можно, почему Мамонтову нельзя?
К январю 1919 года население этой республики превысило 50 тысяч человек, а в августе крестьянское движение против Колчака стало массовым. Население «советской республики Мамонтова» возросло до 200 тысяч. А в ноябре-декабре 1919 года 40-тысячная армия Мамонтова взяла Семипалатинск, Павлодар, Змеиногорск и 10 декабря вступила в Барнаул. Только в Барнауле эта совершенно самостоятельная армия и встретилась с Красной Армией.
На правом берегу Енисея возникла Тасеевская республика с населением до 30 тысяч человек. В ее советах были и коммунисты, но ее глава и начальник ее вооруженных сил, Петр Ефимович Щетинкин, вступил в РКП(б) гораздо позже.