— Я пытался сдаться! — жарко запротестовал Майлз. — Но эта женщина пленных не берет! Я пытался заставить ее топтать меня, а она не стала. Она слишком горда, слишком чопорна, слишком, слишком…
— …умна, чтобы опускаться до твоего уровня? — дополнила графиня. — Ну надо же! Кажется, эта Катриона начинает мне нравиться. А меня с ней еще даже толком, не познакомили. «Позвольте представить вам… она уходит!» — кажется несколько… усеченным.
Майлз сердито уставился на мать. Но долго не выдержал.
Жалким тоном он сообщил:
— Она прислала мне сегодня по комму все разработанные ею планы парка. Как и обещала. Я установил комм на звуковой сигнал, если от нее что-то придет. И чуть не угробился, когда кинулся к чертовой машинке. А там оказался лишь пакет данных. Даже записки не было. «Сдохни, крыса», было бы куда лучше, чем это… это ничего. — После затравленной паузы его прорвало: — И что мне теперь делать?!
— Это риторический вопрос для пущего драматического эффекта — или ты действительно просишь совета? — ядовито уточнила мать. — Потому что я не намерена впустую сотрясать воздух, если ты не начнешь наконец слушать внимательно.
Майлз открыл рот для гневной реплики — и тут же закрыл. И глянул на отца в поисках поддержки. Но отец лишь указал рукой на мать. Интересно, как это — быть с кем-то настолько единодушным, чтобы понимать чуть ли не телепатически.
У меня никогда не будет шанса это узнать. Если только…
— Я весь внимание, — униженно сказал он.
— Самое… Самая мягкая формулировка, которая приходит мне в голову, это «грубая ошибка», причем с твоей стороны. Ты должен извиниться. Сделай это.
— Но как?! Она совершенно ясно дала понять, что не желает со мной разговаривать!
— Да не лично, Майлз! Помимо прочих соображений, я сильно сомневаюсь, что ты сможешь удержаться от словесного поноса и не угробишь все по-новой.
Да что это со всеми моими родственниками, что они так мало верят в…
— Даже разговор по комму — слишком напористое действие, — продолжила графиня. — А уж личный визит — и того больше.
— С его подходом — безусловно, — пробормотал граф. — Генерал Ромео Форкосиган, ударный отряд из одного человека.
Графиня уничтожающе повела бровью.
— Нужно что-то, больше поддающееся контролю, — продолжила она, обращаясь к Майлзу. — Полагаю, тебе ничего не остается, кроме как написать ей письмо. Короткое и емкое. Я отлично знаю, что унижаться ты не привык, но придется постараться.
— Думаешь, сработает? — В глубине глубокого-глубокого колодца забрезжил огонек надежды.
— Речь не о том, сработает это или нет. Ты не должен впредь замышлять что бы то ни было насчет этой несчастной женщины. Ты извинишься, потому что обязан извиниться, ради ее и твоей чести. Точка. Иначе можешь даже не утруждаться.
— О! — Голос Майлза был совсем жалким.
— Кросс-болл, — напомнил отец. — Хм.
— Нож попал в цель, — вздохнул Майлз. — Вонзился по самую рукоятку. Не стоит его проворачивать. — Он покосился на мать. — Письмо должно быть написанным от руки? Или послать его по комму?
— Ты только что сам ответил на свой вопрос. Если твой отвратительный почерк в последнее время улучшился, то, возможно, это будет милым штрихом.
— И докажет, что ты не диктовал письмо своему секретарю, — добавил граф. — Или, хуже того, он не составил его по твоему приказу.
— Секретарем пока не обзавелся, — вздохнул Майлз. — Грегор недостаточно меня загружает, чтобы оправдать наличие секретаря.
— Поскольку работа Аудитора связана со всякими крупными неприятностями в Империи, никак не могу пожелать тебе большей загруженности, — хмыкнул граф. — Но нисколько не сомневаюсь, что после свадьбы твоя работа оживится. Хотя… будет на один кризис меньше благодаря твоей отличной работе на Комарре.
Майлз поднял глаза, и отец понимающе кивнул ему. Да, вице-король Зергияра с королевой определенно входили в список посвященных о последних событиях. Без сомнения, Грегор отправил доклад Майлза, имеющий гриф «совершенно секретно», вице-королю для оценки.
— Ну… да. Если бы заговорщики выдержали изначальный график, в тот день погибли бы несколько тысяч ни в чем не повинных людей. Думаю, это крепко испортило бы свадебные торжества.
— Значит, ты заслужил небольшую передышку.
— А что заслужила госпожа Форсуассон? Ее тетя передала нам впечатление очевидца, рассказав об их участии в этом деле. Довольно пугаюший опыт, на мой взгляд.
— Она должна была удостоиться благодарности от имени Империи, — сокрушенно сказал Майлз. — А вместо этого все засекретили, закопали как можно глубже. Никто ничего никогда не узнает. О ее храбрости, хладнокровии, умных действиях, обо всем ее героизме, черт подери… Все это просто… закопали. Это нечестно!
— В кризисной ситуации каждый делает то, что должен, — заметила графиня.
— Нет, — посмотрел на нее Майлз. — Не каждый. Большинство ломается. Я таких повидал. И знаю разницу. Катриона… она никогда не сломается. Она всегда пройдет дистанцию, всегда найдет силы. Она… она справится.
— Не считая того, что мы говорим о женщине, а не о лошади, — сказала графиня (черт побери, Марк сказал почти то же самое! Да что такое творится со всеми моими родными и близкими?!). — У всех есть свой предел, Майлз. У всех есть смертельно уязвимые точки. Просто у некоторых эта точка находится в нестандартном месте.
Граф с графиней снова обменялись одним из своих Телепатических Взглядов. Это чудовищно раздражало — Майлз чуть не взвыл от зависти.
Облачившись в жалкие остатки достоинства, он встал:
— Прошу меня простить. Мне нужно идти… полить растение.
Добрых полчаса он бродил в темноте по пустому парку с фонариком в одной руке и чашкой воды в другой, прежде чем ему удалось хотя бы отыскать проклятущее деревце. Скеллитум и в горшке выглядел довольно-таки жалко, а здесь казался совсем одиноким и потерянным. Росток жизни размером с палец на пустынном акре земли. К тому же тревожно хилый. Он что, вянет? Майлз вылил на скеллитум воду. На красноватой почве возникло темное пятно, мгновенно начавшее впитываться и испаряться.
Майлз попытался представить себе дерево, когда оно вырастет, — пяти метров высотой, со стволом объема и формы борца сумо, с похожими на щупальца ветвями, изгибающимися к небу. Затем попробовал представить себя сорока пяти — пятидесятилетним: возраст, до которого надо дожить, чтобы увидеть скеллитум выросшим. Будет ли он ворчливым холостяком-отшельником, эксцентричным, сморщенным — калекой, за которым будут ухаживать лишь озверевшие оруженосцы? Или гордым, хоть и замотанным отцом семейства, идущим по жизни рука об руку с элегантной, спокойной темноволосой женщиной и полудюжиной гиперактивных ребятишек? Может… может быть, гиперактивность можно погасить на генетическом уровне? Нет, родители наверняка обвинят его в жульничестве…
Это унизительно.
Он вернулся в свой кабинет, уселся за стол и после дюжины попыток состряпал лучшее извинение всех времен и народов.
Глава 11
Карин перегнулась через перила крыльца и посмотрела наверх. Тишина. Окна лорда Аудитора Фортица закрыты ставнями.
— Может, они все ушли?
— Я же говорила, надо сначала позвонить, — проворчала Марсия. Наконец изнутри послышались шаги — легкие, быстрые. Распахнулась дверь.
— Ой, привет, Карин! Привет, Марсия! — заулыбался Никки.
— Привет, Никки, — улыбнулась в ответ Марсия. — Мама дома?
— Ага. Вы к ней?
— Да — если можно… Если она не занята…
— Да нет, не занята, в саду возится. Заходите. — Никки махнул рукой в сторону коридора и умчался на второй этаж.
Карин помедлила, пытаясь побороть неловкость, и повела сестру по коридору во внутренний двор. Катриона пропалывала цветы. Сорняки лежали на дорожке рядком, как расстрелянные пленники, и увядали в лучах предвечернего солнца. Очередной зеленый трупик шлепнулся в конец шеренги. Похоже, прополка служила для Катрионы своего рода терапией.
Заслышав шаги, она оглянулась. На лице мелькнуло подобие улыбки. Катриона бросила тяпку и распрямилась.
— О, привет!
— Привет, Катриона. — Карин замялась и решила для начала поговорить о чем-то нейтральном. — Красиво! — Она с любопытством оглядела садик.
Увитые виноградом стены, деревья — крошечное зеленое убежище в центре города.
Катриона кивнула:
— Это мой давний проект. Я тогда еще была студенткой, жила здесь. Тетя Фортиц сохранила почти все. Сейчас я бы кое-что изменила. Ладно… Может, присядем? — Она указала на изящный столик, окруженный стульями.
Марсия мгновенно воспользовалась приглашением.
— Чаю?
— Нет, спасибо, — покачала головой Карин, опускаясь на стул. В этом доме слуг нет, а значит, Катрионе придется отправляться на кухню и самой обслуживать гостей.
Карин подождала, пока сядет хозяйка, и спросила:
— Я зашла… ну, мне хотелось узнать, нет ли у тебя новостей из… из особняка Форкосиганов.
Катриона резко напряглась:
— Нет. А с чего бы они должны быть?
— Ой! — Как это? Неужто маньяк Майлз до сих пор до нее не добрался? Карин полагала, что он явится сюда уже на следующее утро и будет оправдываться, как ненормальный. Не то чтобы Майлз был столь уж неотразим — нет, Карин вовсе так не считала, хотя он не больно-то обращал на нее внимание, — но напористости ему, безусловно, не занимать. Чем же он, черт побери, все это время занимается? — Я думала… — начала Карин, — надеялась… Понимаешь, я жутко беспокоюсь за Марка! Прошло уже почти два дня. И я надеялась, может, ты… что-нибудь знаешь.
Катриона смягчилась:
— Ах, Марк… Ну конечно… Мне очень жаль — но нет.
Всем наплевать на Марка. Никто не видит, насколько хрупка и неустойчива его вновь обретенная личность. Ему это стоило таких трудов, а они все предъявляют к нему дикие требования, давят, будто он Майлз, и полагают, что он не сломается…
— Родители запретили мне звонить в особняк Форкосиганов и ходить туда, — объяснила Карин. — Потребовали, чтобы я дала им слово, иначе бы вообще не выпустили меня из дома. А потом еще подсунули мне