Мама с па казались погруженными в собственные подсчеты.
– Ладно, – снова начал па чуть менее упрямо, – мне наплевать, если у него четыре миллиона марок. Меня заботит Карин.
Тетя Корделия задумчиво пошевелила пальцами.
– Так что же ты хочешь от Марка, Ку? Хочешь, чтобы он предложил Карин выйти за него замуж?
– Кхе, – поперхнулся застигнутый врасплох па. Больше всего ему хотелось, насколько понимала Карин, это чтобы Марка утащили какие-нибудь хищники, возможно, даже вместе со всеми его четырьмя миллионами марок в инвестициях. Но вряд ли он мог это заявить матери Марка.
– Да, конечно, я предложу, если она захочет, – торопливо проговорил Марк. – Мне просто казалось, что она пока не хочет? Хочешь?
– Нет, – решительно ответила Карин. – Пока что… во всяком случае. Я только начала обретать себя, обнаруживать, какая я на самом деле, начала расти. Я не хочу останавливаться.
– Это так ты себе представляешь замужество? – подняла брови тетя Корделия. – Как конец и отказ от себя самой?
Карин запоздало сообразила, что некоторым из присутствующих ее слова могли показаться оскорблением.
– Для некоторых так оно и есть. Иначе почему все сказки заканчиваются на том, что дочь графа выходит замуж? Вам это никогда не казалось несколько пугающим? Я хочу сказать, вам доводилось когда-нибудь читать народную сказку, где матери принцесс делают что-нибудь иное, кроме как умирают молодыми? Я так и не смогла понять, это предупреждение или инструкция.
Тетя Корделия прижала пальцы к губам, чтобы спрятать улыбку, но Марк казался скорее встревоженным.
– Потом ты развиваешься дальше, несколько иначе, – неуверенно сказала мама. – Не как в сказке. «Но живешь долго и счастливо».
Па нахмурился. Странным, неожиданно неуверенным тоном он проговорил:
– Мне казалось, мы все делаем правильно…
– Конечно, любимый, – погладила его руку мама.
– Если Карин хочет, чтобы я на ней женился, я женюсь, – храбро заявил Марк. – Не хочет – не женюсь. Если хочет, чтобы я ушел, я уйду…
Последние слова сопровождались перепуганным взглядом в ее сторону.
– Нет! – вскричала Карин.
– Если она захочет, чтобы я прошелся по городу на руках, я попытаюсь. Все, что она захочет, – закончил Марк.
Задумчивое выражение на лице мамы показывало, что ей хотя бы нравится его отношение…
– Это означает, что ты хочешь лишь обручиться? – спросила она Карин.
– Здесь это почти равнозначно замужеству, – ответила Карин. – Приходится давать обеты…
– Вы принимаете эти обеты всерьез, как я понимаю? – спросила тетя Корделия.
– Ну конечно!
– Думаю, решать тебе, Карин, – сказала тетя Корделия, чуть улыбнувшись. – Чего ты хочешь?
Марк сцепил на коленях руки. Мама затаила дыхание. Папа выглядел так, будто все еще размышляет на тему «долго и счастливо».
Тетя Корделия в своем репертуаре. Вопрос не был риторическим. Карин молчала, растерянно пытаясь собраться с мыслями. Сейчас настал момент истины. Только в чем она заключается, эта самая истина? Того, что она хочет, попросту не существует в барраярских традициях… А! Вот оно! Она выпрямилась и посмотрела на тетю Корделию. Потом на маму с папой. Затем на Марка.
– Никакой помолвки. Я хочу… я хочу опцион на Марка.
Марк просиял. Теперь она говорила на понятном ему языке.
– Это не по-бетански… – растерянно произнесла мама.
– Это что-то из гнилой джексонианской практики, так? – подозрительно уточнил па.
– Нет. Это новый обычай Карин. Я только что его придумала. Но он годится. – Она вздернула подбородок.
Тетя Корделия улыбнулась.
– Хм… Любопытно. Ну ладно. Выступая в данном случае как… э… агент Марка, должна подчеркнуть, что хороший опцион не безграничный и не односторонний. У него есть временные рамки. Обновляемые пункты. Компенсации.
– Взаимный, – выдохнул Марк. – Взаимный опцион!
– Да, это решает проблему компенсаций. Как насчет временных рамок?
– Я хочу год, – заявила Карин. – До следующего Праздника Середины Лета. Мне нужен хотя бы год, чтобы разобраться, что у нас получится. И мне ни от кого ничего не надо, – тут она сердито глянула на родителей, – кроме невмешательства!
– Согласен, согласен! – отчаянно закивал Марк.
– Он согласится на что угодно! – ткнул в Марка пальцем па.
– Нет, – возразила тетя Корделия. – Полагаю, со временем ты обнаружишь, что он никогда не согласится ни на что, что может сделать Карин несчастной. Или менее значительной. Или может угрожать ее безопасности.
– Да ну? – Па нахмурился совсем уж грозно. – А как насчет ее безопасности от него? Эта бетанская терапия наверняка не без причины!
– Действительно, не без причины, – согласилась тетя Корделия, кивком признавая серьезность заявления. – Но, по-моему, она эффективна… Марк?
– Да, мэм! – Марк отчаянно старался выглядеть выздоровевшим. У него не очень получалось, но старался он явно искренне.
– Марк – такой же ветеран наших войн, как любой знакомый мне барраярец, Ку, – спокойно добавила графиня. – Просто он был призван в куда более раннем возрасте. И по-своему, в странной и одинокой манере, так же отчаянно сражался и ничуть не меньше рисковал. И потерял не меньше. Уж наверняка ты не можешь отказать ему в таком же периоде времени на выздоровление, какой потребовался тебе?
Коммодор отвел взгляд, лицо его стало бесстрастным.
– Ку, я бы не стала поощрять эту связь, если бы полагала, что это небезопасно для кого-то из наших детей.
– Вы? – Он снова поглядел на нее. – Да знаю я вас! Вы доверчивы сверх всякой меры!
Графиня спокойно выдержала его взгляд.
– Знаю. И добиваюсь результатов сверх всякой меры. Как ты помнишь.
Па невесело закусил губу, потеребив носком сапога свою трость. Он ничего не ответил, но на губах наблюдавшей за ним мамы заиграла занятная улыбочка.
– Что ж, – весело проговорила графиня, нарушая повисшее молчание, – полагаю, мы достигли определенного взаимопонимания. Карин получает опцион на Марка, и наоборот, до следующего Праздника Середины Лета, когда, возможно, нам придется встретиться еще раз, оценить результаты и рассмотреть вопрос о продлении опциона.
– Что? Значит, мы должны просто стоять в сторонке, а эти двое будут… продолжать в том же духе? – завопил па в последней попытке возмутиться.
– Да. У них обоих будет та же свобода действий, как… э… была у вас двоих, – кивком указала графиня на родителей Карин, – на такой же фазе вашей жизни. Признаю, что тебе было куда проще, Ку, поскольку все родственники твоей невесты жили в других городах.
– Я помню, как ты боялся моих братьев, – припомнила мама с забавной улыбкой. Глаза Марка чуть округлились.
Карин наслаждалась этим неожиданным историческим экскурсом. По ее опыту, все ее дядья Друшикко были сама доброта. Па стиснул зубы, но потом глянул на маму, и взгляд его потеплел.
– Согласна, – решительно заявила Карин.
– Согласен, – мгновенно эхом отозвался Марк.
– Согласна, – произнесла тетя Корделия и, приподняв брови, поглядела на сидящую на кушетке пару.
– Согласна, – кивнула мама и уставилась на па с ехидным весельем в глазах.
Он одарил ее долгим ошарашенным «и ты, Брут?» взглядом.
– Ты переметнулась на их сторону!
– Да, пожалуй. Не присоединишься к нам? – Улыбка ее стала чуть шире. – Я знаю, на этот раз у нас нет под рукой сержанта Ботари, чтобы вырубить тебя ударом в челюсть и утащить с нами вопреки твоему здравому смыслу. Но без тебя нам было бы куда сложней заполучить голову Фордариана.
Она покрепче сжала его руку.
Через некоторое время па оторвал взгляд от мамы и, грозно нахмурившись, повернулся к Марку:
– Если ты ее обидишь, я сам тобой займусь!
Марк отчаянно закивал.
– Твое условие принято, – сияя глазами, пробормотала тетя Корделия.
– Ну, тогда согласен! – рявкнул па. И обиженно насупился. Но руки мамы не выпустил.
Марк с обожанием глядел на Карин. Она чуть ли не видела, как вся Черная Команда радостно прыгает и вопит у него в голове, а лорд Марк пытается ее заткнуть, чтобы, не приведи бог, она не привлекла к себе внимания.
Карин набрала для храбрости побольше воздуха, сунула руку в карман болеро и извлекла свои бетанские сережки. Ту самую пару, означавшую, что она взрослая и у нее стоит имплантат. С небольшим усилием она вставила одну в ухо. Это не декларация независимости, подумала она, поскольку она все еще живет в паутине зависимостей. Это всего лишь декларация Карин, означавшая «Я – это я. А теперь посмотрим, на что я способна».
Глава 17
Оруженосец Пим, чуть запыхавшись, впустил Катриону в фойе особняка Форкосиганов. Застегивая воротник мундира, он с обычной доброжелательностью улыбнулся ей.
– Добрый день, Пим, – поздоровалась Катриона. И порадовалась, что голос не дрожит. – Мне нужно видеть лорда Форкосигана.
– Да, мэм.
То, что сорвавшееся у него с языка «да, миледи!» на том пресловутом ужине было многозначительным ляпом, Катриона сообразила лишь задним числом. Тогда она не обратила на это внимание.
Пим включил наручный комм.
– М’лорд? Вы где?
Из комма послышался слабый стук и раздался приглушенный голос Майлза:
– В мансарде северного крыла. А что?
– К вам пришла госпожа Форсуассон.
– Я сейчас спущусь… Нет, погоди. – Короткая пауза. – Приведи ее сюда. Готов поспорить, ей это понравится.
– Слушаюсь, м’лорд. – Пим указал на черный ход. – Сюда, пожалуйста.
Она проследовала за ним к лифту.
– Маленький Никки сегодня не с вами, мэм? – спросил Пим.
– Нет. – У нее не хватило духу объяснить почему. И она ограничилась этим коротким ответом.
Они вышли из лифта на пятом этаже – сюда она так и не попала на той достославной экскурсии по особняку. Катриона прошла за Пимом по голому коридору сквозь пару двустворчатых дверей и оказалась в огромной комнате с низким потолком, тянувшейся от одного конца крыла до другого. Над головой пересекались толстенные спиленные вручную бревна перекрытия. С них свисали лампочки, освещая кучи барахла.