ойны и недопустимое удаление штаба Западного фронта от боевой линии, о чем упоминалось уже ранее. Это влекло за собой известную медленность нашего оперативного руководства, которая усиливалась из-за удаления наших полевых штабов от мест наиболее решительных боев. Не будем также забывать и закона числа, позволившего противнику дольше нас развивать последовательное напряжение своих усилий на наиболее решительных участках сражения. Все эти промахи свидетельствовали о еще слабом нашем тогда знакомстве с техникой управления значительными массами войск. С какой точки зрения и с каким мерилом ни подходить к операции на Висле, неоспоримо будет одно: красное командование всех степеней чрезвычайно искусно и умело использовало моральное превосходство своих войск. С этой точки зрения сражение на Висле явится одним из классических примеров военной истории. Но основной стратегической причиной нашего поражения на Висле остается расхождение двух фронтов по эксцентрическим направлениям, в то время как противник усиливался и новыми формированиями и за счет сосредоточения сил на решающем направлении. Правильно намеченное Главным командованием сосредоточение фронтов к сражению на Висле еще до начала операций, а также после ряда отклонений, принятое и изложенное им в директиве от 11 августа, несмотря на его осуществимость по времени и пространству, в силу целого ряда трений осуществлено не было. Эта кампания, проигранная нами, лучше всего учит нас, как надо управлять на войне и как готовить армию в мирное время. [549]
Наконец, нельзя обойти молчанием и того влияния, которое на операцию на Висле оказало расстройство наших тылов.
Вот урок, который мы должны извлечь на будущее из истории операции на Висле. Сохраняя в полной мере дерзания нашей революционной военной мысли, уметь сочетать ее с усвоением техники военного дела во всех его мелочах{324}. Это тот путь, который указывает нам история.
Крутое уклонение главной массы сил противника к северу заставило его в дальнейшем потратить значительное время на новую перегруппировку. Это дало возможность главным силам Западного фронта устроиться на р. Неман и на линии Волковыск — Пружаны — Кобрин.
В момент, когда Варшавская операция приходила к своему концу, обозначилось наконец, долгожданное наступление 1-й конной армии, предпринятое по настоянию главкома. Конная армия только 19 августа вышла из упорных боев за обладание Львовом и получила задачу, действуя в направлении Красностав — Люблин, в четырехдневный срок овладеть районом Красностава. К 25 августа конная армия вышла в район Сокаля и 27 августа завязала бои с частями 3-й польской армии, но не была поддержана 12-й армией. В течение 28, 29 и 30 августа 1-я конная армия старалась овладеть г. Замостье, но, будучи атакована превосходящими силами противника с юга и с севера и не будучи поддержана 12-й армией, она начала свой отход за р. Зап. Буг. 1 сентября противник, сосредоточив значительные силы, продолжал свое наступление из района Грубешова, причем бои распространились и на участке 12-й армии, и после шестидневных упорных боев 1-я конная армия 6 сентября вновь отошла в район Владимира-Волынского (схема 20).
Пока на берегах Вислы назревал кризис кампании, 14-я армия Юго-Западного фронта в пределах Галиции вела [550] упорные бои с Украинской и 6-й польской армиями, стремясь овладеть Львовом. Бои на подступах к последнему отличались особым упорством. Однако благоприятный для противника исход варшавской операции отразился и на положении и усилении активности противника в пределах Галиции, что вынудило 14-ю армию к частичному сокращению своего фронта и переходу к активной обороне на фронте Буск — Рогатин — Гнилая Липа — Днестр, где борьба с частичными колебаниями фронта не затихала в течение всей первой половины сентября.
Когда начались неудачи Красной Армии под Варшавой, то 22 августа 1920 г. Бюро Петербургского комитета РКП опубликовало сообщение. В нем говорилось о том, что «наши доблестные, но уставшие от непрерывных боев красноармейские части принуждены были несколько отступить». Петербургский комитет партии и президиум Петроградского исполкома постановили в течение 72 часов произвести мобилизацию самых лучших членов питерской организации в количестве 1500 чел.
25 августа состоялись первые проводы мобилизованных, а центральный орган партии «Правда» писал: «Петербург, этот застрельщик революции, был всегда городом героев. Он остается таким и до сих пор. Когда до питерских рабочих дошла весть о поражении Красной Армии под Варшавой и об ее отступлении, питерские рабочие не растерялись и не стали медлить».
Всероссийский центральный совет профсоюзов объявил новую мобилизацию. Московский совет профессиональных союзов постановил мобилизовать 600 чел. наиболее стойких и самоотверженных членов профсоюзов, завкомов, месткомов и т. д. 26 августа началась мобилизация через профессиональные союзы и в Петербурге. Провинция делала то же самое: в маленькой Новой Ладоге партийная организация мобилизовала 16 ответственных работников, в Новгороде организовали кавалерийский отряд коммунистов, Ярославль мобилизовал 52 чел., затем дополнительно 100 и, кроме этого, 140 ответственных работников профсоюзов.
23 сентября 1920 г. открыла в Москве свои заседания Всероссийская конференция РКП(б). Доклад ЦК привел цифры последних мобилизаций. [551]
Первая партийная мобилизация на транспорте дала 5905 чел., вторая мобилизация на Украину и Западный фронт — 4537, третья для запасных частей — 5060, на Врангелевский фронт — 1100, на туркестанский — 148, поляков, литовцев, белоруссов — 109, галичан — 37, мусульман — 102 и, наконец, последняя мобилизация на Западный фронт выполнена полностью и дала 5000 чел. Всего было мобилизовано 23 420 чел. Это свидетельствует о том, что темп партийной мобилизации во время польской кампании был еще более напряженным, нежели во все предыдущие кампании. Между тем в печати почти не приходится встречать указаний о том, что коммунисты «переломили» на фронте настроение, создали перелом и т. п.
Причина этого заключается в том, что в польской войне дело было не в «переломе» настроения красноармейцев. Из множества корреспонденции того времени можно взять для примера письмо мобилизованного питерского ответственного работника. Письмо было написано уже после варшавского поражения: «…какое прекрасное отношение красноармейцев к коммунистам. Мы как в пути, в эшелонах, а потом в частях не видели ни одного недоброго взгляда, не слышали ни одного недружелюбного слова. Отступлением красноармейцы очень недовольны. Многие из них на вопрос о причинах отступления только и отвечают: «Не понять, как это случилось ведь в восьми верстах были от Варшавы». Другие добавляли: «Ничего, исправимся, все равно Варшаву-то возьмем». Когда приходилось драться — дрались отчаянно. Приходилось отступать — отступали, кое-что потеряли, но опять-таки не потеряли уверенности в победу».
Эта картина существенно отличается от того, что было первоначально при наступлениях Юденича или Деникина. По отношению к фронтовым частям речь, очевидно, шла не в плоскости необходимости переломить настроение.
Само направление деятельности партийных и профессиональных организаций во время отступления Красной Армии от Варшавы показывает, куда надо теперь направить силы, чтобы партия и профсоюзы помогли фронту. И в Москве, и в Ленинграде проводятся недели, когда различные союзы отчисляют на фронт продукты своего производства: [552] химики — мыло, пищевики — сухари, металлисты — пуговицы, алюминиевые ложки, гвозди для подметок, походные судки, швейники — тысячи и тысячи комплектов белья и пр.
На 3-м Всероссийском съезде кожевников т. Ленин говорил: «Потребуется гигантская энергия и самодеятельность — и именно рабочих, именно профсоюзов и в первую голову — тех рабочих, которые близко стоят к отраслям промышленности, связанным с обороной. Главная наша трудность в настоящей войне — не в недостатке человеческого материала, а в недостатке снабжения.». Ленин предлагал «подражать примеру наших питерских рабочих, которые недавно развили снова и снова гигантскую энергию, начиная со снабжения и обеспечения красноармейцев. Главным предметом наших бесед, собраний, докладов должно быть: все на помощь Красной Армии».
Организационная работа коммунистов на фронте сохранила всю силу и значение, но новые обстоятельства — «людей у нас достаточно, а снабжения нет» — ставили перед партией по-новому задачи помощи фронту, дополняли новое к лозунгу: все для Красной Армии. То обстоятельство, что партийные организации и профсоюзы вступили на этот путь, имело огромное влияние на вторую половину кампании вместе с целым рядом факторов, речь о которых идет ниже.
Одним из первых политических результатов нашей варшавской операции явился затяжной характер, который стали принимать переговоры о мире, начатые в Минске. Польская мирная делегация старалась свалить всю вину за происходящую войну на Советскую Россию и 23 августа 1920 г. заявила о неприемлемости наших мирных условий. В то же время под влиянием военных успехов изменилась и политическая физиономия польского правительства, пополнившегося реакционными элементами, что также обусловливало несговорчивость польской делегации. Русская и украинская советские делегации, выставив свои условия мира, предлагали сделать то же польской делегации, однако последняя, выжидая, очевидно, исхода завязавшихся боев, от этого уклонялась. При таком положении дел 30 августа, с согласия обоих правительств, заседания мирной конференции были перенесены в Ригу. [553]
Перелом кампании, на этот раз благоприятный для польского оружия, определил и новые цели, которые поставила себе стратегия обеих сторон до конца кампании. Они заключались для противника в стремлении обеспечить за [554] собой ко времени подписания предварительного мира возможно больший выигрыш в пространстве, а для нас — в стремлении сохранить за собою ту часть территории, которая мыслилась советским правительством как нераздельная часть братских союзных республик Белоруссии и Украины.