редполагалась выплата крестьянами выкупа за землю в течение 25 лет. То есть это тоже был холостой выстрел.
О положении с идеологией у белых лучше всего свидетельствует главное средство агитации того времени — плакаты. Все знают те, которые выпускали красные — многие из них стали классикой жанра. Их бесконечно переиначивали и переиначивают — как во времена СССР, так и теперь, в коммерческой рекламе.
А белые? Удачных плакатов у них просто нет. Все они слишком абстрактные, не соответствующие главному принципу жанра — «на плакате должна быть одна идея, выраженная максимально понятно». Точнее, есть некоторые удачные работы — но они посвящены «зверствам большевиков» в сочетании с антисемитской темой. Самый лучший белый плакат — это Троцкий с подчеркнутыми семитскими чертами, сидящий на груде черепов на фоне Кремля. Но зверствами отличались все, а антисемитизм «работал» только на Украине (в других местах, где разворачивалась Гражданская война, евреев практически не было).
Что же касается «положительных» плакатов, то они производят удручающее впечатление. И не потому, что у белых не было хороших художников. Не было главного — идеи.
Для сравнения. За красных тоже шли люди с очень разными политическими взглядами — особенно в первый период Гражданской войны. К примеру, в красных отрядах имелось огромное количество анархистов. Но большевики, в отличие от Деникина, не пытались «сглаживать углы». Совсем наоборот — они очень жестко продавливали свою линию. И это способствовало не развалу, а укреплению Красной армии…
Кем были красные?
На разных языках — но те же песни поют.
В разных руках — но те же знамена несут.
То же думают, и то же делают.
Казалось бы — простой вопрос? А вот не очень. Ведь многие представляют так, что, придя к власти, большевики сразу создали ту систему, которая была при Сталине.
Этого они не могли бы сделать, даже если бы очень захотели. Сил тогда у них на это не хватало. Большевики имели реальную власть в нескольких крупных промышленных центрах — а вокруг простиралась наша бескрайняя страна. Где их видали в гробу.
Так что большевики стали создавать систему Советской власти. Это — демократия, доведенная до своего логического конца, то есть до полного абсурда. Разница между традиционной, представительной демократией и Советами в следующем:
Во-первых, депутаты выдвигались не по месту жительства, а по месту работы или службы. Это, конечно, лишало права голоса «нетрудовые элементы», но зато предполагалось, что уж коллеги друг друга знают.
Во-вторых, был, говоря современным языком, приоритет местных законов над центральными. То есть: мы в своем околотке что хотим, то и устанавливаем. Результат был веселый.
Вот пример. 25 мая 1918 года Елецкий Совет Народных Комиссаров постановил «передать всю полноту революционной власти двум народным диктаторам, Ивану Горшкову и Михаилу Бутову, которым отныне вверяется распоряжение жизнью, смертью и достоянием граждан» («Советская газета». Елец. 1918. 28 мая, № 10).
Стали образовываться разнообразные республики. Речь не идет об антибольшевистских. Все упомянутые республики были за Советскую власть. Но… на местах полагали, что лучше знают, как руководить. В Советы же набрались те, кто набрались. Это были и большевики, и меньшевики, и эсеры, и анархисты, и просто всякая сволочь.
Замечателен пример Самары. В Самарском Совете засели анархисты в компании с ультрарадикальными большевиками, которые занимались в основном тем, что упрекали центральные власти в предательстве идеалов революции. (Там, кстати, окопался и уже знакомый нам матрос Павел Дыбенко.) Предательство, по их мнению, заключалось в том, что центральная власть пыталась навести хоть какой-то порядок. Многие революционеры были решительно против. Не для этого старались.
Самарский Совет прославился тем, что по отношению к нему была применена одна из самых лучших в мире акций «черного PR». Речь идет о «Декрете об обобществлении женщин». На самом деле анархисты и леваки в Самарском совете были, конечно, отморозками, но все-таки не настолько. А декрет сформировал сотоварищи некий хозяин трактира, в прошлом черносотенец. Бумажки с ним ночью были расклеены по городу — и поутру, когда новость распространилась, народ двинулся бить товарищам из Совета морды. Те, правда, успели убежать.
Потом, разумеется, трактирщика достаточно быстро вычислили и, как было принято у анархистов, без особых разговоров грохнули. Но дело его не пропало. Этот «декрет» до сих пор перепечатывают по всему миру как свидетельство «зверств большевиков».
Вот ведь есть же самородки на земле Русской! Нынешние пиарщики, закончившие всякие там университеты и прочие колледжи, — и тени того сделать не в состоянии, что придумал простой хозяин трактира!
…Собственно говоря, все эти Советы представляли из себя один большой митинг — то есть место, где все говорят, но отвечать никто ни за что не хочет.
Довольно быстро стало понятно, что вся эта ультрадемократия — широкая дорога в тупик. Тут надо пояснить: на самом-то деле никакой демократии не существует. Точнее, она может быть в конкретном селе, где все знают друг друга и знают свои проблемы. Где известно, что Василий Петрович — степенный серьезный мужик, а Ванька — пьяница и болтун. И задачи понятны: что делать первым — мост через речку ремонтировать или крышу школы перекрывать? Тут демократия вполне уместна.
А на более высоком уровне начинаются политтехнологии. Всегда и всюду. Первый учебник по ним написан в Древнем Риме в 68 году до Рождества Христова. Так что те, кто вдохновенно говорит о демократии, либо ничего не понимают, либо откровенно брешут.
Вот эту особенность и почувствовали большевики. Система Советов решительно не работала — и тогда вспомнили про партию, которая на тот момент была самой дисциплинированной организацией в стране. И партия стала потихоньку забирать власть. Не из коварных замыслов, а просто потому, что кому-то ведь нужно работать, а не болтать. Постепенно партийные органы просто-напросто подменили Советы. По одной простой причине: когда была проблема — люди шли туда. Там могли решить вопрос.
Но бардак продолжался, в том числе — и бардак в мозгах. В этом смысле потрясают протоколы VIII съезда РКП(б)[73], который проходил 18–23 марта 1919 года. Высказывания делегатов имеют прямо-таки космический разброс. От убежденности, что уже сейчас можно немедленно ударными темпами строить коммунистическое общество, до предложений вновь уйти в подполье. Пусть, дескать, белые с бардаком разбираются…
Отступление. По закону или по совести?
Лучшей иллюстрацией того, что творилось в первые годы Советской власти, является тогдашняя судебная система. Об этом мало известно, поэтому имеет смысл рассказать.
…Судопроизводство первых лет после Октябрьской революции — тема очень интересная. Сегодня принято считать, что пришли демоны-большевики и начали творить беспредел исключительно в силу своей природной злобности. На самом-то деле все обстоит куда сложнее. Попытки установления «новой революционной законности» — типичный пример того, куда приводят благие намерения…
Старая судебная система была развалена еще при Керенском, новую создавать не торопились. Что, кстати, вышло Временному правительству боком. После подавления июльского мятежа множество большевиков оказались за решеткой. Вина их была очевидна — попытка государственного переворота. Даже в самых демократических странах за это по головке не глядят. Но… Судебный процесс так и не состоялся.
Придя к власти, большевики начали чудить по-своему. На местах судьи подчинялись исключительно Советам и при этом были выборными и тоже сменяемыми в любое время. Отголосок этого сохранился в СССР до самого конца. Кто жил в то время, помнит, что судей выбирали. Разумеется, в «застой» это была чистая формальность — но не в первые послереволюционные годы.
Еще интереснее получилось с законом. Мало того, что новое законодательство создать просто не успели, интересен был сам подход, который объявили «классовым». Обычно этот термин понимается слишком узко. В чем его суть?
Издавна не только революционеры всех мастей, но и многие либералы критиковали «буржуазную» систему судопроизводства. Обвинения были следующие. Судьи назначаются неведомо кем, «страшно далеки они от народа». Но что самое главное — они судят людей, исходя из «мертвой буквы закона», понять и разобраться не желают. Для них параграфы важнее человека.
И ведь народ-то думал так же! Вспомните классическую литературу — когда простые люди пуще огня боялись хоть как-то связываться с судебными органами. Даже в качестве свидетелей. Потому как «засудят». Народ был малограмотный, правила, по которым играют юристы, ему были непонятны, не говоря уж о терминологии, которая в те времена была куда заковыристее, чем теперь.
Ну а знаменитая фраза: «Ты как судить будешь, по закону или по совести?» Думается, и сегодня большинство россиян, задай им такой вопрос, выберет второй вариант…
Вот большевики, а также примыкавшие к ним тогда левые эсэры и анархисты и попытались ввести систему, когда судят «по революционной совести». Что это значит? Что наплевательское отношение к закону является нормой. А совесть, знаете ли, вещь такая… Вот, к примеру, кто-нибудь убил по пьянке соседа. Что с ним делать? Убитого не воротишь, а если этого посадить, так кто будет его жену и детей кормить? Этот пример — совершенно реальный. Такие аргументы звучали в первых революционных судах.
А может быть и наоборот: за мелкое дело впаяют на полную катушку. Уже в другое время, в середине двадцатых, в Москве был такой случай. Студенту А. Семичасному за матерную ругань в трамвае дали… пять лет за злостное хулиганство. Ну не любил судья скандалистов и матерщинников. Присутствовавшая в зале публика высказала полное одобрение приговору: дескать, так им и надо, этим молодым нахалам.