Также я хочу рассказать о том, что весной или летом 2008 года я совместно с Сергеем Юровым приехал в г. Красноармейск Пушкинского района с целью найти подходящий магазин для совершения разбойного нападения в целях хищения денежных средств. Подходящим для нас являлся магазин, располагающийся дальше от центра, ближе к окраине города, в котором всего одна касса. Мы нашли такой магазин. Приехали в целях нападения примерно через пять дней. С собой взяли обрез (ружье со спиленным стволом) и газовый пистолет. Примерно в 19 или 20 часов мы ворвались в магазин, при этом мы были в защитных масках, в руках у каждого из нас было оружие (у Юрова был газовый пистолет, у меня обрез), потребовали деньги. Кассир выдала нам деньги в сумме 15 000 рублей. После этого поехали в Сергиев Посад. Данное оружие мы сохранили.
Также я хочу рассказать о том, что примерно через три недели после предыдущего разбойного нападения в г. Красноармейске я совместно с Никифоренко Константином поехал в город Александров с целью найти почтовое отделение для совершения разбойного нападения в целях хищения денежных средств. Мы нашли подходящее почтовое отделение. С целью совершения разбойного нападения мы с Никифоренко Константином и Юровым Сергеем приехали в Александров примерно на следующий день или через день. Втроем в медицинских маскахреспираторах мы ворвались в почтовое отделение, у меня в руках был обрез, у Юрова — газовый пистолет, у Никифоренко — нож. Мы потребовали отдать нам деньги. Деньги нам отказались выдавать, поэтому Юров достал их из кассы самостоятельно. Сумма денег, которую достал Юров, составила 30 000 рублей. После этого поехали в Сергиев Посад. Данное оружие мы сохранили.
Оружие, которое у меня хранилось в Подъячево Дмитровского района Московской области (два обреза: карабин МЦ 2112 12 калибра, двуствольное охотничье ружье 16 калибра), я приобрел весной 2008 года у молодого человека по прозвищу «Дарвин» (с ним познакомился через Интернет, рост 165170 см, крепкое телосложение, лицо круглое, волосы кучерявые русые средней длины, серые глаза, нос картошкой). Я договорился с ним о покупке оружия через ICQ.
Химические реактивы для изготовления взрывчатых веществ я не приобретал, их приобретали Лев Молотков, Сергей Юров[132]».
24 марта 2009 года была проведена очная ставка Тамамшева и Базылева. На ней Тамамшев изменил линию своих показаний. Теперь он говорил, что совершал все убийства не по собственной воле, а по приказу руководства. Базылев показал, что не давал Тамамшеву поручений совершать убийства лиц неславянской национальности и взрывы с целью дестабилизации обстановки в стране. Тамамшев подтвердил его показания лишь частично. Он сообщил, что Базылев говорил ему, что законным путем власть захватить невозможно. Для захвата власти необходимо было предпринимать активные действия — совершать убийства лиц, не принадлежащих к белой расе (кавказцев, негров и азиатов), чтобы дестабилизировать обстановку в стране. Захватить власть, по словам Базылева, возможно только при нестабильной обстановке в стране, когда происходят массовые беспорядки, постоянно совершаются убийства и террористические акты. Убийства и взрывы было необходимо осуществлять, чтобы вынудить органы власти уйти в отставку. Как показал Тамамшев, когда он общался с Молотковым, тот высказывал те же мысли, что и Базылев, постоянно призывая Тамамшева начинать совершать убийства лиц неславянской национальности и взрывы жизненно важных для страны объектов. В новогоднюю ночь 2008 года Молотков якобы сказал, что новый год станет годом белого террора — годом массовых убийств лиц неславянской национальности и террористических актов. По словам Тамамшева, именно он поджег мечеть в Сергиевом Посаде — по приказанию Молоткова. «Молотков сказал, чтобы я и Дима по прозвищу «Дуст», который жил со мной и Молотковым в Сергиевом Посаде с начала декабря 2007 года, пошли и подожгли строящуюся в Сергиевом Посаде мечеть, которая находится примерно в километре от дома, в котором мы жили. Я и Дима пошли и подожгли мечеть. Когда я вернулся домой, я сообщил Молоткову о том, что поджег мечеть. Он похвалил меня и сказал, что необходимо приступать к более серьезным акциям — к убийствам лиц неславянской национальности. При этом он сказал, что давно говорит мне об этом, но я его не слушаю». По показаниям Тамамшева, в связи с тем, что он не слушался Молоткова, тот пожаловался на него Базылеву. Базылев вызвал его на встречу и сказал, что если он не будет совершать убийств, то станет предателем. А у НСО якобы есть специальный отряд, который уничтожает предателей и их близких родственников. О существовании этого спецотряда рассказывал Тамамшеву и Молотков, после того как он отказался готовить взрывное устройство. После этой встречи Тамамшев, испугавшись угроз Базылева, перешел к убийствам лиц неславянской национальности. «Когда я участвовал в совершении убийств Каюмова, Акматова и Эргешевой, Керимова, Костикова, Джаркинбаева, Гулиева, Тарамарина и Крылова, непосредственные указания о совершении убийств мне давал Молотков, но я после встречи с Базылевым понимал, что все эти преступления совершаются по плану, составленному Базылевым. Перед совершением убийства Мельника Молотков прямо сказал о том, что приказ совершить его (Мельника) убийство отдал Базылев в связи с тем, что Мельник хочет похитить партийные деньги обманным путем»[133]. Через два дня после этой очной ставки Базылев погиб в СИЗО.
Руководителем группировки по делу пошел Молотков. После вступления в дело адвоката Колобова Молотков отказался от дачи показаний, заявив, что первоначальные показания давал под пытками. По его словам, после этого его помещали в прессхаты, добиваясь признания в организации убийства Мельника. В результате у него возобновились приступы эпилепсии, которой он страдает. Теперь они случались не только ночью, но и днем. В первой прессхате сидели азербайджанцы, которые, узнав, в чем обвиняется Молотков, избивали его, занавешивая простынями койки, чтобы этого не было видно. В другом изоляторе в камере был «накачанный» азербайджанец, который после разговоров с операми постоянно бил Молоткова «по голове и по ушам». В следующей камере Молоткова избивали чеченцы и азербайджанцы. В конечном счете они отстали, заставляя лишь мыть полы в камере. По словам Молоткова, другие его сотоварищи пыток не выдержали и дали на него показания. К суду участники НСО Север выработали более—менее единую версию событий — никакого экстремистского сообщества у них не было, Молотков никаких приказов не отдавал и убийствами не руководил, потому что никаким авторитетом у остальных не пользовался. Сам он довольно трусоват и способен лишь на расклеивание листовок. Убийства совершались разрозненными, зачастую не знакомыми друг с другом, людьми по личной инициативе. Показания, которые они дали на стадии следствия, выбивались у них под пытками. Версия следствия о существовании подпольной организованной группы с руководителем в лице Молоткова зиждется лишь на том, что он старше по возрасту — в момент совершения убийств большинству «нсошников» было по 18 лет, а Молоткову — 26. Так это или иначе, но надо отдать должное Молоткову — он действительно был весьма осторожен. Сам ни в каких убийствах участия не принимал, даже находясь рядом — так было, например, во время убийства Костикова, а в момент убийства Мельника он обеспечил себе алиби, отправившись на пробежку. Но осторожность ему не помогла. 11июля 2011 года Молотков и еще четверо обвиняемых получили пожизненные сроки, остальные были приговорены к длительным срокам заключения. После оглашения приговора «нсошники» прокричали: «Наша совесть выше ваших законов, мы еще вернемся!»[134]
В июле 2011 года, находясь в Бутырке, все пятеро «пожизненников» — Молотков, Тамамшев, Михайлов, Аполлонов и Рудик — совместно со «спасовцами» Королевым и Костаревым выпустили обращение: «Мы заявляем о своей решимости на свою борьбу. И ZOG (аббревиатура «сионистское оккупационное правительство». — И. Ф.) не добиться раскаяния от нас. Нет компромисса, нет страха, нет уныния. Есть только вера в грядущую Победу и Любовь к нашим родным, нашему народу и нашей расе, и наилучшей наградой для нас в этот нелегкий час является ваша поддержка, друзья, и ваши действия во благо грядущей Белой Победы. Мы вместе! Да здравствует Арийский заговор»[135]. 11 октября 2011 года Молотков был крещен Николой Королевым в тюремном автозаке. В присланном на волю в январе 2012 года письме Молотков пишет: «Надеюсь и молюсь, чтоб в этом году по Воле Божьей мы Победили»[136]!
АБУЗАГИР МАНТАЕВ
Абузагир Мантаев родился в 1975 году в Махачкале в известной дагестанской семье. Его бабушка была заслуженной поэтессой Дагестана, двое дядей — высокопоставленными офицерами ФСБ и МВД. Как пишет его знакомый, Мантаев «всегда пользовался уважением среди своих сверстников, про таких говорят «душа компании»; будучи красавцем, нравился девушкам»[137]. В начале 90х играл за махачкалинский футбольный клуб «Анжи». С отличием окончил исторический факультет ДГУ. Около года изучал арабский язык в Египте. Как рассказывает его знакомый, после событий 1999 года в Дагестане началась самая настоящая «охота на ведьм», спецслужбы (УФСБ, УБОП, МВД) хватали людей, пытали и убивали. Причем коснулось это не тех, кто непосредственно воевал с федералами — те либо погибли, либо ушли в Чечню, — а других «неблагонадежных», которые имели возможность участвовать в этих событиях, но не стали этого делать. Через некоторое время начали возникать группы, убивавшие наиболее, по их мнению, виновных в репрессиях офицеров спецслужб и государственных чиновников. Одну из самых успешных групп возглавлял Расул Макашарипов. Мантаев в это время был в Египте, где существует огромная община дагестанских студентов, неформальным лидером которых был Аббас Кебедов, младший брат Багауддина Магомедова, духовного лидера дагестанских ваххабитов. Мантаев стал близким другом Кебедова, придерживающегося более умеренных взглядов, чем его брат. В отличие от брата Кебедов всегда выступал за мирный путь ведения исламского призыва. Дагестанские события коснулись и египетской диаспоры, под давлением российских властей египетские спецслужбы арестовывали и депортировали огромное количество дагестанцев, сам Кебедов несколько раз сидел в египетской тюрьме, но так как реальных претензий к нему не было, его каждый раз отпускали.