Тем временем на закате 5 марта полковник Касадо, отвергнув неоднократные призывы Негрина, собрал в подвале Министерства финансов членов Национального совета обороны. Он назначил самого себя временным председателем совета и советником по обороне; Хулиан Бестейро стал государственным советником, социалист Венсеслао Каррильо, отец Сантьяго Каррильо, – советником по внутренним делам. Остальными министрами стали левые республиканцы, умеренные социалисты и анархисты[987]. При назначениях присутствовал также Сиприано Мера – он привел в Мадрид одно из своих соединений, 70-ю дивизию, солдаты которой уже охраняли Министерство финансов, военного губернатора Мартинеса Кабреру и начальника СИМ Мадрида, примкнувшего к заговору.
В полночь члены совета обратились к стране по «Радио Испании» и «Union Radio de Madrid». Негрин, все еще ужинавший в Эльде с другими членами правительства, прервал еду при звуках робкого голоса Хулиана Бестейро, обращавшегося к «согражданам-испанцам». Бестейро объявил о наступлении момента истины: правительство Негрина утратило законную и нравственную власть, и единственной законной силой, по его словам, обладали теперь военные.
После выступления Бестейро был зачитан манифест, обвинявший Негрина и его пособников в призывах народа к сопротивлению и в одновременной подготовке «удобного и выгодного побега». Далее в похожем духе выступили Мера и Касадо[988]. Асанья подметил забавность и даже пародийность в том, что бунтовщики объясняли свои действия желанием предотвратить коммунистический переворот[989]. Несомненно, Касадо был наивен, когда считал, что Франко можно склонить к соглашению, но план Негрина – продолжать борьбу в совершенно безнадежной ситуации – привел бы к еще более страшному бесполезному кровопролитию.
Как только отзвучали речи, все, сидевшие за столом в Эльде, бросились звонить в Мадрид. К часу ночи Негрин переговорил с Касадо, подтвердившим, что выступил против него. Негрин, кипя по телефону бессмысленным гневом, лишил его всех должностей. Гинер де лос Риос позвонил Бестейро, Паулино Гомес и Сегундо Бланко тоже говорили с Касадо, но все это было похоже на диалог глухих. Министры пытались связаться по телефону и по телетайпу с другими командирами и оценить положение, но полученные ответы их обескуражили. Генерал Менендес даже предостерег, что если генерала Матальяну не отпустят из Эльды, то он пришлет из Валенсии войска, чтобы его освободить. Вскоре после этого Матальяна выехал.
Около 4 часов утра 6 марта Негрин, только что узнавший об отплытии флота из Картахены, попросил полковника Камачо прислать из Лос-Льяноса транспортные самолеты. Затем он продиктовал телексное сообщение совету в Мадриде, где выражал сожаление его действиями, характеризуя их как «нетерпеливые». Из этого следовало, что он сам предполагал вступить в контакт с националистами или уже сделал это. Далее он просил «провести всякий переход власти нормальным, конституционным способом»[990].
Тем временем только что назначенный военным губернатором Аликанте коммунист Этельвино Вега был арестован в городе сторонниками Касадо. Сообщение об этом доставил в Эльду Тагуэнья. Услышав о случившемся, Негрин, после ухода флота из Картахены считавший Аликанте последним редутом для эвакуации, прошептал Альваресу дель Вайо по-немецки, чтобы не поняли остальные: «Ich, auf alle Fälle, werde gehen (Я, по крайней мере, смываюсь)»[991].
Негрин прождал до двух часов дня на случай, если Касадо ответит на его сигнал, после чего приказал своему окружению отправляться на аэродром и ждать самолеты из Лос-Льяноса. Оттуда Негрин, Альварес дель Вайо, Гинер де лос Риос, Бланко, Паулино Гомес, Гонсалес Пенья, Кордон, Долорес Ибаррури, Рафаэль Альберти и Мария Тереза Лион покинули Испанию на трех «Дугласах». Во время перелета в Тулузу Негрин решил собрать в Париже 15 марта министров. В тот день в дневнике легиона «Кондор» будет записано: «08:00. Первые новости из дома: германские войска вступают в Чехословакию»[992].
На том же аэродроме, в ангаре, под председательством Педро Чека собрался исполнительный комитет Испанской коммунистической партии. Присутствовали Урибе, Клаудин, Листер, Модесто, Тагуэнья и Тольятти. В ответ на вопрос о возможности насильственного свержения совета Бестейро и Касадо Листер и Модесто ответили, что об этом не может быть и речи. Было решено, что Чека, Клаудин и Тольатти останутся в Испании, чтобы управлять остатками партии и готовить ее дальнейшее существование в подполье[993]. Остальные успели погрузиться в самолеты перед самым занятием Эльды и аэродрома войсками Касады. Все три коммунистических лидера, которым выпало остаться в Испании, были арестованы, но позднее освобождены в Аликанте и тоже сумели покинуть Испанию воздушным путем[994].
Национальный совет обороны предпринимал попытки сближения для установления мира или, по крайней мере, тянул время, чтобы республиканские силы успели отойти к средиземноморским портам и не попасть в руки националистов. Были отменены указы Негрина от 3 марта и призыв в армию лиц 1915–1916 годов рождения. Были объявлены недействительными все повышения в званиях, в том числе и самого Касадо, чтобы указать националистам на то, что решения Негрина признаны незаконными.
Командующим Центральной армией назначили полковника Праду, коммунистов, в том числе командиров I, II и III корпусов, освободили от должностей. Их снимали и с других постов, была закрыта партийная газета «Mundo Obrero», с военной формы удалили красные звезды. Власти коммунистов в республиканской Испании приходил конец.
Совет, возглавляемый теперь генералом Миахой, приехавшим в Мадрид 6 марта, распорядился о повсеместном аресте коммунистических комиссаров и активистов. Войска Меры, выполняя приказ, нагрянули в главные коммунистические центры. Комиссар Доминго Гирон сумел избежать ареста в штабе Центральной армии и предупредил о происходящем командира II корпуса полковника Буэно. Буэно, похоже, был болен, но его начальник штаба майор Гильермо Асканьо повел на Мадрид войсковую колонну. Даниэль Ортега, другой комиссар-коммунист, выпрыгнувший из окна и так избежавший облавы, предупредил Тагуэнью, и тот покинул Мадрид[995].
Коммунист Луис Барсело, командир I корпуса, назначил себя командующим Центральной армией и всеми силами, противостоявшими совету. Устроив свой командный пункт во дворце Пардо, он отправил своих людей в штаб Касадо, находившийся около аэродрома Барахос. Те арестовали членов штаба Касады, доставили их в Эль-Пардо и там по приказу Барсело расстреляли.
Тем временем войска Асканьо дошли до сердца Мадрида и вступили в столкновение с анархистами из 70-й дивизии и карабинерами, охранявшими здания совета. Вскоре на подмогу к защитникам прибыл костяк IV корпуса Меры, и в центре Мадрида завязались упорные бои между «касадистами» и коммунистами. Сотрудник Бестейро Хулиан Мариас описал, как мать с тремя играющими детьми осталась сидеть на скамейке на проспекте Кастельяна, когда танки коммунистов приближались к позициям верных хунте войск. «Я не знал, – пишет он, – чему больше восхищаться, – героизму или беспечности мадридцев»[996].
Противостояние продолжалось до воскресенья 12 марта, когда силы Меры одолели войска коммунистов, согласившихся на прекращение огня. Дело было не только в подавляющем превосходстве анархистов, но и в том, что Барсело не смог связаться с Тольатти и с Чекой и получить инструкции, потому что телефонная сеть была в руках сторонников Касады. Так или иначе, главным результатом столкновения, стоившего жизни 2 тысячам человек, стал военный трибунал, приговоривший Барсело и его комиссара к смертной казни.
Как только на улицы Мадрида 12 марта вернулся мир, Совет национальной обороны собрался для подготовки к мирным переговорам и организации эвакуации республиканской армии. В записке, отправленной Франко, члены совета объясняли, что не могли связаться с ним, пока подавляли восстание и восстанавливали порядок. Теперь они изъявляли желание договориться об условиях сложения оружия и прекращения войны. Но Франко снова привели в сильное раздражение настойчивые упоминания национальной независимости и сама мысль, что спасителем страны от коммунистов может оказаться Касадо. Его просили отказаться от любых репрессий против гражданских и военных и о периоде в 25 дней для отъезда из Испании любого, кто пожелает это сделать. Переговорщиками назначались Касадо и Матальяна.
На следующий день, 13 марта, Касадо вызвал подполковника Сентаньо и передал ему условия мира для Франко. Через шесть дней пришел ледяной и резкий ответ Франко: «Безоговорочная капитуляция несовместима с переговорами и с нахождением в зоне националистов членов неприятельского командного состава»[997]. Сентаньо посоветовал Касадо назначить двух других офицеров. Совет решил направить в Бургос подполковника Антонио Гарихо и майора Леопольдо Ортегу. Несмотря на ледяной прием прошлого послания, Касадо составил новый документ, адресованный националистам, где подчеркивал опасности, которыми подвергались новые власти в Мадриде, выступив против коммунистов, и риск отказа от надежд, «возлагаемых всеми на этот совет».
21 марта агенты SIPM сообщили Касадо, что Верховное командование националистов согласно на визит Гарихо и Ортеги в Бургос через два дня. Офицерам было сказано, что 25 марта должна сдаться вся республиканская авиация, а еще через два дня республиканская армия должна будет поднять белый флаг в знак безоговорочной капитуляции. Такие требования рассердили и унизили некоторых республиканских командиров, пожелавших продолжить бои, но поворачивать вспять эмоциональный процесс сдачи было уже поздно. Касадо отправил Франко еще одно письмо – и вновь неудачно.