То же самое происходило с милицией, но она хотя бы не изображала суперменов, призванных спасать мир. И все же наивные иностранцы, в ужасе таращившие глаза на винтовки, даже имели в первом бою кое-какие преимущества перед испанской милицией. Они немного лучше разбирались в современной войне, понимали важность окопов и, главное, могли равняться на людей, уже проходивших через все это, в своих рядах. Из-за нейтралитета Испании в Первой мировой милицию поджидал в первом бою гораздо более сильный шок.
Советское начальство делало все для сокрытия истинного количества военнослужащих Красной армии в Испании, вплоть до того, что заставляло некоторых из них записываться добровольцами в Интербригады. Самыми яркими примерами были командиры: Клебер, Галь, Чопич и Вальтер. Даже в польском батальоне «Домбровский» ядро составляли офицеры Красной армии: для командования интербригадами в Испанию было командировано в общей сложности тридцать советских офицеров[419].
Самый крупный советский контингент служил, кажется, в батальоне «Хосе Палафокса» (майора Ткачева): большинством рот командовали красные офицеры, многие из которых были вдобавок советскими гражданами. «В нем были представлены самые разные нации, – писал один из интербригадовцев в официальном докладе, – такие как евреи, поляки, украинцы, белорусы, литовцы и другие»[420]. Кроме того, в Тифлисе работал учебный центр Интербригад по подготовке 60 пехотных офицеров и 200 летчиков[421]. Советским военным советникам приказывали «держаться подальше от артиллерийского огня», чтобы Комитету по невмешательству нельзя было предъявить пленных офицеров.
Хотя установить точное количество советских военнослужащих, участвовавших в гражданской войне в Испании, практически невозможно, из документов следует, что единовременно оно ни разу не превысило 800 человек. В общей сложности через Испанию прошло не более 2150 человек, 600 из которых были нонкомбатантами, в том числе переводчиками. К ним надо прибавить 20–40 сотрудников НКВД и 20–25 дипломатов. Погибло или пропало без вести 189 человек: 129 офицеров, 43 сержанта и 17 рядовых[422].
16 октября народный комиссар обороны Ворошилов направил Гореву шифрованную телеграмму об «отправке советников в дивизии и бригады»[423]. Тщеславный Ворошилов, взявший для «операции Х» псевдоним «Хозяин», стремился произвести впечатление на Сталина. Он определенно полагал, что, сидя в московском кабинете с картой Испании, сумеет руководить событиями на расстоянии в тысячи километров[424]. Советники, раздраженные его вмешательством, иронически прозвали его «великим стратегом».
Ворошилов принялся слать в Мадрид шифровки с советами главным военным советникам «применять мозги и силу воли, чтобы ситуация приняла другой вид»[425]. Он грозил руководству советников, что «если вышеуказанная инструкция (о сосредоточении сил для наступления на Мадридском фронте) не будет выполнена, то против всех вас будут приняты строгие дисциплинарные меры»[426].
Беда в том, что многие советники были так же молоды и неопытны, как испанские офицеры, которым им приходилось давать советы. Полковник (будущий маршал) Р. Малиновский («Малино») писал, что советники при некоторых дивизионных командирах были «отличными лейтенантами, прекрасными командирами рот и взводов, но, конечно, не были готовы командовать дивизиями – да и как давать советы о том, о чем не имеешь понятия?»[427] Некоторые советники проявляли страшную недипломатичность в работе с республиканскими офицерами и «грубо вмешивались в операционные распоряжения командиров»[428].
Сами советские советники в донесениях в Москву вскоре начали жаловаться на некомпетентность и инертность, с которыми им приходилось сталкиваться. «Иногда руки так и чешутся вытащить этих мерзавцев из кабинетов и поставить к стенке, – писал Ворошилову Берзин. – Такого безнаказанного, безудержного саботажа необходимых мер, такой небрежности и безответственности, которые царят здесь в генштабе и в бюрократической администрации фронта, я и представить себе не мог. Приказы военного министерства просто не выполняют, а бывает, что делают наоборот и остаются на прежних местах»[429].
Многие серьезные проблемы в отношениях советских военных и их испанских союзников проистекали из столкновения очень разных культур в политической и в социальной сферах. У советских граждан еще не было опыта в общении с иностранцами, тем более с несогласными со сталинской политикой, отсюда их шоковое состояние. Комиссар советского танкового батальона докладывал, что «первой особенностью местной ситуации, которой мы не могли учесть, была принадлежность людей вокруг нас к разным политическим партиям».
Другой проблемой была «распространенность совершенно открытого употребления спиртного (вино подается с едой). Неудивительно, что многие советские советники злоупотребляли ситуацией. Один авиационный комиссар называл в рапорте спирт «большой угрозой» для советских летчиков. «Здесь традиция пить за едой вино. В наших столовых всегда много вина. Сначала наши люди позволяли себе лишнее».
Комиссара танкового батальона шокировало существование в республиканской Испании легальных борделей. «Должен отметить, что многие наши товарищи не сразу поняли, как позорно бывать в борделях. До 3 декабря около двадцати человек самовольно побывали у проституток. После запрета партийным коллективом посещения борделей дисциплина резко повысилась». Предохранение явно было не в чести, так как 22 человека заразились венерическими болезнями. Тот же комиссар докладывал о «легкомысленном и агрессивном отношении к женщинам: Моркевич, комсомолец и командир танка, предложил одной женщине 200 песет, а она отказалась и пожаловалась в Антифашистский женский комитет»[430].
Главнейшей задачей малочисленной группы советских военно-морских советников во главе с Кузнецовым была организация безопасного приема судов с оружием и боеприпасами из Советского Союза. У каждого судна было кодовое обозначение – буква Y и цифры, каждому назначался отдельный маршрут. Те, что отплывали из Крыма, шли через Дарданеллы; на стоянке у одного из островов в Эгейском море изменялись облик судна, название и флаг, для искажения профиля добавлялась ложная труба или надстройка. Некоторые корабли изображали из себя туристические лайнеры: по палубам бродили лжетуристы в шляпах, демонстративно щелкающие фотоаппаратами. И даже при такой маскировке капитан имел приказ не преодолевать опасные участки пути в дневное время.
В Центральном Средиземноморье суда с литерой Y шли вдоль африканского побережья, затем от Алжира поворачивали на Картахену. Самый опасный участок ждал их в самом конце, в зоне блокады, где патрулировали итальянские подлодки и авиация. За двое суток пути до пункта назначения сотрудники Кузнецова, отслеживавшие движение каждого судна, вызывали охранение из испанских республиканских судов[431].
Один молодой советский моряк, вдохновленный своей миссией, сочинил такие бесхитростные стихи:
Я – краснофлотец, я бесстрашный воин,
Мне двадцать лет, и я, мечтой горя,
Бросаю вызов всем стихиям моря
Для мировой победы Октября.
Железный грохот в гулком трюме нашем
Буржуйский берег повергает в дрожь
Советский флот, любого флота краше,
Рабочий класс к победе ты ведешь![432]
«Campeche», первое судно с советскими военными грузами для Испании, пришвартовалось в Картахене 4 октября 1936 года. Второе, советский «Комсомол», спустя неделю доставило в Картахену первую партию танков Т-26. Оба этих груза поспели вовремя, чтобы принять участие в назревавшем сражении за Мадрид.
Глава 17. Битва за Мадрид
Успехи Африканской армии, обращавшей в бегство милицию, значительно добавили оптимизма националистам – а заодно и увеличили ожидания их союзников. В Германию шли донесения об отсутствии в Мадриде запасов продовольствия, слабости противовоздушной обороны и фортификационных сооружений. Милиция и впрямь была вооружена плохо – старыми разнокалиберными винтовками, практически не имела пригодных к использованию пулеметов. Республиканские истребители и бомбардировщики – в основном французские «Девуатин» и «Потэ» – сильно уступали истребителям «Хейнкель» и «Фиат». Сочетание артиллерийского огня и воздушных атак лишало колонны милиции всякого боевого духа: даже многих кадровых офицеров гул самолетов в воздухе повергал в дрожь.
Часто забывают, что испанская армия в метрополии не имела боевого опыта, что большинство ее офицеров не командовали войсками даже на учениях. Эта неподготовленность, а также инстинктивная неприязнь большинства офицеров к милицейской системе способствовали хаотическому откату республиканских сил из Эстремадуры. Штабы часто отступали, даже не предупредив свои передовые части, поэтому неудивительно, что милицейские отряды, чувствуя себя брошенными на произвол судьбы, обращались в бегство, чтобы не оказаться отрезанными от своих. При почти полном отсутствии связи формальная командная структура не добилась бы координации, даже если бы работала по всем правилам. Правда, генерал Карлос Маскелет[433] попытался построить на подступах к Мадриду оборонительные порядки из четырех концентрических рубежей обороны, отстоящих один от другого на 10 километров. Однако они не были непрерывными, главное внимание уделялось пересечениям дорог