Националисты уже организовывали продовольственные конвои, чтобы было чем кормить население после вступления в город. Даже осторожный Франко считал скорую развязку очевидной, причем настолько, что решил предоставить республиканским войскам коридор для отхода – для того, чтобы им, загнанным в угол, не пришлось драться не на жизнь, а на смерть. В результате не было предпринято наступление в сторону Валенсии, которое перерезало бы дорогу на город.
Несмотря на отступление республиканцев, боевой дух милиции стал улучшаться: причиной этого было начало поступления советской помощи, приобретаемой в счет золотого запаса. Русский посол в Лондоне Майский, представитель СССР в Комитете по невмешательству, заявил 28 октября, что его страна считает себя связанной соглашением не больше, чем Германия, Италия или Португалия[450]. Это было сказано накануне танковой атаки на Сесенью.
Первая партия русской помощи, прибывшая в октябре, состояла из 42 истребителей-бипланов И-15 («Чато»)[451] и 31 истребителя-моноплана И-16 («Моска»)[452]. 29 октября эскадрилья только что доставленных бомбардировщиков «Катюшка»[453] бомбила Севилью, а 3 ноября истребители «Чато» видели над Мадридом. На следующий день они рассеяли отряд истребителей «Фиат» и вступили в бой с «Хейнкелями-51». Толпы мадридцев всматривались в небо и приветствовали радостными криками задымившийся самолет: для них было очевидно, что сбит может быть только вражеский стервятник. Им было невдомек, что советским «истребителям над Мадридом приказывалось исполнять воздушный балет только над своей территорией и залетать на вражескую только для планирования в сторону наших порядков при заглохшем моторе»[454]. Поставки современных советских вооружений, особенно танков и пузатых И-16 принудило нацистов увеличить собственную помощь. Франко дал согласие на создание независимого немецкого командования и легиона «Кондор».
Преодолев последние несколько километров на юго-западной окраине города, Варела приступил 5 ноября к разведке боем, определяя лучшее направление для штурма. Запад Мадрида был лишен буфера в виде предместий из-за старых королевских охотничьих угодий Каса-де-Кампо, протянувшихся до реки Мансанарес. Центр и ключевые здания Мадрида находились в каком-то километре от этого вклинивающегося в город треугольника, ограниченного на северо-западе шоссе на Ла-Корунью, на юго-западе – дорогой на Эстремадуру.
К северу от паркового массива лежал новый университетский городок с широко разбросанными современными корпусами. Варела, имевший примерно 15 тысяч человек, хотел предпринять обходной маневр слева, обойти Каса-де-Кампо с севера, у моста Сан-Бернардо, но Франко настоял на лобовой атаке. Он стремился свести к минимуму уличные бои, особенно в рабочих кварталах: войска националистов имели явное преимущество на открытой местности и несли основные потери, особенно среди «регуларес», при зачистке жилой застройки.
На следующий день Варела продиктовал приказы о наступлении, назначенном на 7 ноября. Предполагались ложные атаки на мосты Сеговия и Принцесса для отвлечения внимания обороняющихся, главным же направлением наступления был участок между университетским городком и площадью Испании. Колонне Кастехона надлежало защитить левый фланг и занять холм Гарабитас, а также часть Каса-де-Кампо. Колонна Асенсио наступала из центра треугольника в направлении сектора Росалес и Принцесса. Дельгадо Серрано рвался к площади Испании. Ему оказывали поддержку танки: итальянские «Ансальдо» и немецкие «Панцер» полковника фон Тома.
6 ноября, в день отъезда правительства в Валенсию, Миаха разместил свой штаб в здании Министерства финансов. Начальником штаба был полковник Висенте Рохо, о котором противники отзывались как об «одном из самых знающих военных испанской армии»[455]. Но не все были с этим согласны – как писал позже генерал Альфонсо Бокер, в Рохо «сочетались русский популизм и французская схоластика». Последняя сентенция подразумевала, что как выпускник французской военной академии «Ecole Superieure du Guerre» Рохо был привержен французским доктринам времен Первой мировой войны. Любопытно, что рабское следование республиканской армией французской военной доктрине позднее даже наводило Франко и его союзников из держав оси на мысль, что ее действиями тайно командуют офицеры французской армии[456].
Однако ни Миаха, ни Рохо не имели представления о том, какими силами они располагают, и даже о том, кто входит в их собственный штаб. Многие офицеры, воспользовавшись неразберихой, сбежали из города, а некоторые, в том числе бывший командующий операциями, перешли на сторону противника. Даже приказания центрального правительства Миахе были противоречивыми: от него требовали любой ценой удержать Мадрид и при этом давали подробные указания, как отходить к Куэнке.
Генерал Горев, которого многие называли подлинным мадридским командующим, тоже разместился в здании министерства. Один из его офицеров, полковник Николай Воронов, командовал артиллерией, хотя из-за некомпетентности, царившей в военном ведомстве, у его батареи почти не было снарядов. (Через шесть лет Воронов, командующий артиллерией в Сталинградской битве, принял капитуляцию Паулюса.) Он и его испанский коллега устроили наблюдательный пункт на крыше здания «Телефоника», которое позднее обстреливалось артиллерией националистов больше всех остальных. По иронии судьбы этот небоскреб, собственность американской корпорации «International Telephone and Telegraph» (ITT), превратился в сражении в символ левого сопротивления. Внизу президент компании Состенес Бен угощал журналистов бренди, дожидаясь генерала Франко. Если верить переводчику Гитлера Паулю Шмидту, он готовил банкет в честь победителей[457].
Международная пресса уже описывала «последние часы Мадрида». Несколько французских журналистов даже отправили в свои редакции подробности взятия столицы, желая опередить конкурентов. Корреспондент «Иллюстрасьон» утверждал: «Грядет решающая победа», Леон Бельби писал: «Ничего нельзя сделать для предотвращения торжества истины. Мадрид быстро захватят, и это будет окончательной победой националистов»[458].
Португальское радио расписывало триумфальный въезд в столицу генерала Франко на белом коне. Оно также утверждало, что Хосе Антонио Примо де Ривера сбежал и приближается к Мадриду во главе колонны гражданских лиц[459]. Телеграммы от правительств Австрии и Гватемалы с поздравлением Франко с победой вручили генералу Миахе.
Националистам и их союзникам попросту не приходило в голову сомневаться в своем успехе. Корреспондент «Дейли телеграф» сообщал, что карлистские «рекетес» торопятся вперед, чтобы в торжественном вступлении в столицу участвовали и испанские католические войска. Карательные трибуналы и отряды Гражданской гвардии, приписанные к разным районам, ждали за линией фронта. Даже обычно осторожный генерал Франко объявил, что будет присутствовать на богослужении в Мадриде 7 ноября, и приказал своему штабу позаботиться о доставке на место глав духовенства.
Мир ждал развязки «решающего сражения», торжества прогресса или реакции, цивилизации или красного варварства – в зависимости от точки зрения. Либералы и левые во всем мире считали, что мировой фашизм должен потерпеть поражение под Мадридом, иначе Европа погрузится в ледниковый период тоталитаризма, а консерваторы усматривали в происходящем шанс остановить волну коммунизма. В этот критический момент на помощь защитникам Мадрида пришла счастливая находка, последовавшая за решением Варелы отложить наступление на один день. 7 ноября, накануне отложенной атаки, отряд милиции обыскал тело капитана Видаль-Кадраса, офицера-националиста, погибшего в подбитом итальянском танке – в кармане его кителя были обнаружены боевые приказы. План националистов состоял в том, чтобы «занять зону между университетским городком и площадью Испании включительно, которая послужит исходной для последующего наступления вглубь Мадрида»[460].
Теперь, зная, что штурм Карабанчеля – отвлекающий маневр, республиканский Генштаб мог перебросить свои основные силы в сектор Касса-де-Кампо и подготовить к следующему утру оборонительные позиции. Члены ВСТ, не служившие в милиции, собирались в своих casa del pueblo, члены НКТ – у себя в ateneos libertarios, откуда отправлялись в роли пополнения на фронт. Им и всем остальным, включая беженцев с юго-запада, приказывали ждать группами непосредственно за линией фронта, чтобы по сигналу броситься вперед, забирая оружие убитых. Вдохновляющее присутствие такой массы товарищей стало бы инъекцией отваги, если бы не страх у неопытных часовых, то и дело самовольно открывавших в ту ночь огонь по неизвестным теням. Это не могло не приводить к пальбе наугад по всему сектору, с обеих сторон, в результате которой были впустую растрачены боеприпасы. Беспорядочная стрельба была неприемлема, так как на одну пушку имелось менее десяти снарядов; сотрудники военного ведомства не сообщили, убегая, где хранится запас боеприпасов.
Утром 8 ноября три главные штурмовые группировки Варелы под командованием Ягуэ предприняли атаку, используя как прикрытие низкие деревья парка Каса-де-Кампо. Колонна Кастехона попала под сильный огонь, сам он получил тяжелое ранение. Одновременно небольшие колонны Баррона и Тельи начали отвлекающую атаку на тюрьму Карабанчель. Миаха, вняв предупреждению, оставил на этом направлении только около 12 тысяч человек из всех своих 40 тысяч; остальные расположились перед Каса-де-Кампо. Эта разношерстная масса милиции, включавшая женский батальон в Пуэнте-дель-Сеговиа, а также пограничников, солдат регулярной армии и совершенно необученных добровольцев, вдвое превосходила противника численностью. Но это о