тнюдь не умаляет их достижений того дня, учитывая разницу в вооружении и в опыте. Не менее половины республиканцев ранее вообще не участвовали в боях и только накануне вечером научились заряжать винтовку и целиться. Многие не знали, что делать, если заедал затвор, а ведь решить эту проблему – непростая операция даже для опытных и недрожащих рук. Тем не менее наступающие колонны националистов были в тот день остановлены у западной границы города, что стало победой огромного психологического значения: Африканская армия утратила свою ауру непобедимости. Подъему духа республиканцев поспособствовало и развертывание тем вечером в Каса-де-Кампо первой из Интернациональных бригад.
Прибытие XI Интернациональной бригады под командованием генерала Клебера произвело сильное впечатление на жителей Мадрида. Эта бригада считалась лучшей из всех, и ее упорство, экономное расходование боеприпасов и умение рыть траншеи должны были положительно повлиять на милицию. Любуясь 1900 иностранцами, лихо марширующими по Гран-Виа, madrilenos приветствовали их криками «¡Vivan los rusos!», приняв по ошибке за пехотное сопровождение истребительной авиации. «Среди приветствовавших нас местных жителей было много старушек, – писал серб, принявший на войне псевдоним «Карл Ангер». – Одной рукой они утирали слезы с глаз, другая, поднятая, была сжата в кулак – приветствие Рот Фронта… Эти сжатые кулаки испанских бабушек прибавляли нам смелости и решительности»[461].
Почти самоубийственная отвага XI Интербригады, особенно немцев в ее составе, не вызывает сомнения, но эксплуатация их самоотверженности производила отталкивающее впечатление. Генерала Клебера (он же Манфред Штерн) превратили в героя, но эта честь обернулась для него ножом в спину позже, когда соратники, советские офицеры, обвинили его в «клеберизме», то есть в приписывании себе всей славы в ущерб испанцам[462]. Мадридская победа должна была принадлежать одной коммунистической партии.
Коммунистические формирования комиссара-итальянца Луиджи Лонго – два батальона добровольцев с батареей полевых 105-миллиметровых орудий «Vickers» – пытались остановить майора Паласьоса, рвавшегося к столице накануне прибытия XI Интербригады. Пробившихся в Мадрид коммунистов перед самым подходом интербригадовцев приветствовали генерал Миаха и полковник Рохо. Следующим утром, перед самым рассветом, эти два батальона контратаковали за мостом Сан-Фернандо левый фланг националистов в Каса-де-Кампо, потеряв при этом почти половину личного состава – зато отбив утраченную накануне северо-восточную часть позиций. Об этом никто не узнал, о других акциях милиции не сообщалось.
Все забыли, что интегбригадовцы прибыли поздно и не успели повлиять на события 8 ноября, к тому же они составляли всего 8 процентов от общей численности республиканских сил. Пропаганда Коминтерна была настолько действенной, что британский посол сэр Генри Чилтон пребывал в уверенности, что Мадрид защитили одни иностранцы. Националисты тоже преувеличивали значение интербригад, оправдывая им свою неудачу и подчеркивая «угрозу мирового коммунизма».
Бригаду Листера перебросили в район университета по мосту через речку Мансанарес. Родимцев видел с командного пункта наступающих марокканских «регуларес», с дикими криками приближавшихся к мосту; одна группа перебежками продвигалась вперед, другие ее прикрывали. Мигель, один из пулеметчиков Листера, стрелял по ним короткими очередями, потом его пулемет умолк. Родимцев, пулеметчик-инструктор, подбежал к нему. «Ленту заело. Я сильно стукнул ладонью по рукоятке, и лента встала на место. Я открыл огонь по бегущим в нашу сторону марокканцам. “Максим” работал отлично: на мосту образовалась пробка, авангард марокканцев шарахнулся назад и столкнулся с напиравшими сзади». Другой пулеметчик по имени Гомес утверждал потом в разговоре с ним, что СССР прислал плохие пулеметы, не умеющие убивать марокканцев. «Мы в них стреляем – и ничего! Потом противник открывает по нас минометный огонь». Родимцев посоветовал камуфлировать пулеметы, потому что марокканцы используют для отвлечения огня муляжи, а потом стреляют из минометов по обнаружившим себя пулеметным позициям[463].
Потерпев неудачу на западном фланге, Варела приступил 9 ноября к наступательным действиям на направлении Карабанчеля. В этом рабочем предместье разгорелись свирепые схватки за каждый дом; здесь, на своей земле, милиция могла не только сдержать «регуларес», но и нанести им тяжелые потери. В тот вечер XI Интербригада была серьезно потрепана в двух километрах севернее, в центральной части Каса-де-Кампо, где потеснила националистов на несколько сотен метров. В Карабанчеле упорные бои длились несколько дней; наконец 12 ноября генерал Миаха (вероятнее, генерал Горев), опасаясь прорыва националистов с целью перерезать дорогу на Валенсию, отправил XII Интернациональную и четыре испанские бригады штурмовать важную высоту Cerro de los Angeles для отвлечения неприятельских сил. Эта вторая Интербригада имела даже меньше времени на подготовку, чем первая, и, несмотря на присутствие в ее рядах ветеранов Великой войны, атака вышла хаотичной и захлебнулась. Во многом это было вызвано языковым барьером и проблемами со связью; остается неопровержимым тот факт, что Интербригады вряд ли превосходили милицию как атакующая сила.
На этом этапе с Арагонского фронта подтянулись 3 тысячи с лишним человек во главе с вожаком анархистов Буэнавентурой Дуррути. Идти к Мадриду его уговорила Федерика Монтсени, представлявшая правительство Валенсии. На совещании с Гарсиа Оливером в мадридском штабе НКТ Сиприано Мера, генеральный делегат батальонов милиции НКТ, отговаривал Дуррути от лобового удара по Касо-де-Кампо, несмотря на тревогу анархистов из-за роста влияния коммунистов, достигаемого благодаря Интербригадам. Дуррути настаивал, что у него нет выбора, кроме наступления из университетского городка в направлении Каса-де-Веласкес.
Атака состоялась 17 ноября, но обещанной ему артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха не было. (Возможно, это вышло по оплошности, а не намеренно, но подозрительность анархистов в отношении тактики коммунистов значительно выросла.) Люди Дуррути, выказавшие беззаветную отвагу в боях в Барселоне, откатывались назад, впервые столкнувшись с концентрированным артиллерийским заслоном и с плотным пулеметным огнем.
«Весь день продолжались бесконечные воздушные бои, – записал в тот вечер Кольцов. – В 16:00 республиканский истребитель, оторвавшийся от своей группы, отважно атаковал «Юнкерс». Несколько «Хейнкелей» погнались за ним и серьезно повредили. Летчик выпрыгнул с парашютом и благополучно приземлился на тротуар проспекта Кастельяна. Восторженная толпа на руках понесла смельчака к машине. Через пять минут его доставили в военное министерство. Члены хунты аплодировали и обнимали летчика Пабло Палансара»[464].
19 ноября националисты применили тяжелую артиллерию, и колонна Асенсио нащупала слабое место в обороне республиканцев. В результате националистам удалось переправиться через Мансанарес и закрепиться на плацдарме на факультете архитектуры, в глубине университетского городка. Легионеры и «регуларес» отбивали там яростные атаки XI Интербригады и других подразделений – в этом секторе разгорелись самые упорные бои на всем фронте. Это была настоящая репетиция Сталинграда: легионеры 4-й бандеры и батальон им. Эдгара Андрэ из XI Интербригады дрались за каждое здание.
Карл Ангер писал: «В университетском городке мы упорно сражались на каждую дорожку, каждый дом, каждый этаж, каждый порог. Иногда линия фронта проходила по ценным лабораториям и библиотекам, брустверы складывали из толстых томов «Британской энциклопедии». Нигде фашисты не подходили так близко к Мадриду, как здесь: от Каса-де-Веласкес всего триста-пятьсот метров до ближайшего городского кафе»[465].
В тот день был смертельно ранен в бою Дуррути: он умер следующим утром в полевом госпитале в «Ритце», одновременно с казнью Хосе Антонио Примо де Риверы в Аликанте[466]. Вскоре прошел слух, что в Дуррути стрелял кто-то из его людей, возражавший против суровой дисциплины. Анархисты, желая поддержать боевой дух и из соображений пропаганды, утверждали, что Дуррути погиб от снайперской пули, хотя на самом деле его смерть была случайной: приклад автомата «naranjero», с которым ехал его спутник, застрял в дверце машины, раздался выстрел, пуля попала Дуррути в грудь.
Он был, без сомнения, самым популярным вожаком анархистов. Оставаясь всю жизнь непреклонным бунтарем, Дуррути заслужил репутацию революционного Робин Гуда. Его похороны в Барселоне собрали самое большое в испанской истории количество скорбящих: только в траурной процессии прошло полмиллиона человек. Слава лидера анархистов была так велика, причем не только среди членов его партии, что после его смерти предпринимались попытки доказать, что он находился по другую сторону баррикад. Фаланга утверждала, что он, подобно двум своим братьям, был фалангистом в душе, а коммунисты не сомневались, что он вот-вот примкнет к ним.
После неудачи прорыва националистов 19 ноября Франко изменил стратегию. Он больше не мог рисковать своими лучшими войсками в бесплодных атаках: добиться быстрой победы оказалось гораздо труднее, чем он считал раньше. Теперь, впервые в истории, столичный город стал подвергаться сильной бомбардировке с воздуха и массированным артобстрелам. Бомбили все жилые районы, кроме фешенебельной Саламанки, с целью запугать гражданское население. Итальянская «Aviazione Legionaria» и германское люфтваффе методично экспериментировали с психологической войной, применяя самолеты «Савойя-81» и «Юнкерс-52». Однако бомбежки, вопреки ожиданиям, не сломили дух сопротивления, напротив, только усиливали решимость выстоять. В Лондоне германский поверенный в делах князь Отто фон Бисмарк издевался над страхом британцев перед налетами, говоря: «Вы же видите, как мало вреда они причиняют в Мадриде».