На рассвете 27 июля, так и не дождавшись своей авиации, Модесто приказал своим немногочисленным танкам атаковать Гандесу. Генерал Рохо был в ужасе от необъяснимого отсутствия республиканского воздушного прикрытия. 29 июля он писал в Центральную армию, своему другу полковнику Мануэлю Матальяне: «Фронт Эбро почти парализован… Мы сталкиваемся с одним и тем же явлением, во всех наших четырех наступлениях из некоторых как будто выпускают воздух»[885].
Удивляться тут было нечему – план с самого начала был глубоко ущербным, и, когда первоначальное преимущество, достигнутое эффектом неожиданности, было исчерпано, у коммунистического командования не осталось идей, как исправить ситуацию. Оно вернулось к своей привычной практике бесцельного расходования жизней, не имея сил признать, что операция провалилась. За одну первую неделю боев войска понесли большие потери от бомбежек и от расстрела с воздуха на бреющем полете, а также от дизентерии и тифа[886].
Остро стояла проблема физического и психологического истощения, особенно в Интербригадах. Димитров докладывал Ворошилову и Сталину: «Бойцы Интернациональных бригад крайне измотаны непрекращающимися боями, их боеспособность резко снизилась, и испанские дивизии значительно превзошли их по боеготовности и дисциплинированности»[887].
30 июля Модесто реорганизовал свои войска в центральном секторе и лично возглавил операции. Танки и артиллерию, сумевшие переправиться через Эбро, он сосредоточил вокруг Гандесы. Однако танки представляли собой отличные мишени для зениток калибра 88 мм легиона «Кондор», использовавшихся там, где не было опасности налетов. Kampfgruppe бомбардировщиков «Хейнкель-111» продолжали бомбить мосты, делая по 40 самолето-вылетов в день, уничтожив два моста и один пешеходный мост с высоты 4 тысячи метров. Один из мостов починили, но при ночном налете он был снова разрушен. Звено бомбардировщиков «Штука» сбросило на мосты в Аско и в Винебре 8 своих бомб весом 4500 кг каждая. Последний мост пострадал от прямого попадания[888]. На следующий день самолетам «Штука», метившим в выезд из тоннеля в четырех километрах восточнее Мора-ла-Нуэва, повезло меньше.
Модесто, непрерывно обстреливавший Гандесу из орудий своих тринадцати батарей, бросил в атаку пехоту. Она добралась до кладбища и вплотную приблизилась к хорошо защищенному зданию сельскохозяйственного профсоюза, но сладить с людьми Баррона не смогла.
Тем временем 3-я дивизия атаковала Вильяльбу-дельс-Аркс. Но все светлое время суток авиация националистов и их союзников продолжала наносить удары по сосредоточениям войск и линиям подвоза, не встречая сопротивления со стороны республиканской авиации. Первый налет на Гандесу республиканская авиация предприняла только 31 июля.
После этого над фронтом Эбро развернулись самые масштабные за всю войну воздушные бои. 31 июля более 300 самолетов участвовали в воздушных боях и препятствовали бомбардировщикам, бомбившим наземные позиции. «Стояла чудовищная трупная вонь, – писал американский интербригадовец Эдвин Рольф. – Вражеские бомбардировщики снова принялись за наши позиции в долине, убивая эвакуировавшихся раненых и санитаров, тащивших носилки, бомбя колодцы… Над нашими головами свистели пули, красные трассирующие снаряды, казалось, зависали в воздухе… Это был самый долгий день в моей жизни»[889].
Не земле царил сущий ад, но предыдущие четыре недели были катастрофой для республики, несмотря на отсутствие ее авиации на фронте Эбро. Только в июле легион «Кондор» и националисты, по их утверждениям, сбили 76 республиканских самолетов и докладывали о 7 вероятных воздушных победах. Но сражение на Эбро предоставило националистам и их союзникам еще более удобную возможность раз и навсегда уничтожить республиканскую авиацию.
Рохо, Модесто и Тагуэнья считали все произошедшее до этого тактической победой. Они не сомневались во впечатлении, производимом сражением на зарубежную аудиторию, как и на республиканскую зону. Но в действительности они добились одного: выпустили на арену своего быка, почти не оставив ему шансов выжить. Даже если бы они взяли Гандесу, дальнейшее наступление все равно нельзя было бы развить из-за скорости сосредоточения противостоявших им сил националистов. За первую неделю они растратили все свои преимущества – неожиданность, скорость и дерзость[890]. Крупное наступление республиканцев снова выдохлось, не достигнув поставленных целей, из-за незавершенности, вызванной тратой времени на подавление узлов вражеского сопротивления вместо концентрации сил на главной задаче. Быстрая реакция Ягуэ на атаку предоставила националистам время на подтягивание восьми дивизий подкрепления. Положение республиканцев было еще хуже, чем под Брунете, – за спиной у них была река, что крайне затрудняло любое снабжение. Крайне острой была ситуация с питьевой водой.
1 августа Модесто отдал армии Эбро приказ перейти к обороне. Ради захвата безлюдного, выжженного солнцем клочка земли, лишенного всякого стратегического значения, полегло 12 тысяч человек. Жара нарастала: 4 августа легион «Кондор» зафиксировал температуру 37 °C в тени и 57 °C на солнце. Даже ночь не приносила облегчения[891].
Решение перейти к обороне далось республиканцам нелегко. В спекшейся до состояния железной твердости земле среди скал Терра-Альта невозможно было рыть траншеи, защищаться можно было только при помощи брустверов и заграждений из камней. Но вскоре стало ясно, что артиллерийские снаряды куда опаснее на такой местности, чем на открытом пространстве: здесь каждый взрыв превращал камни в шрапнель.
Продолжать сражение в таких условиях было бы совершенно бессмысленно в военном отношении, особенно при такой уязвимости республики и при отсутствии всякой надежды добиться первоначальной цели наступления. Но вместо организованного отвода своих лучших войск для последующего продолжения боев республиканское командование все отправляло и отправляло бойцов через Эбро. Происходило это из-за веры Негрина в то, что на них смотрит вся Европа и что для него невозможно признать свое поражение. В очередной раз соображения политики и пропаганды приводили к разгрому, которого можно было бы избежать. Единственным утешением служило разве что то, что Франко стремился в первую очередь разгромить силы, занявшие территорию националистов, и это спасло армию Эбро от контратаки националистов через Сегре, в тыл ее правого фланга, которой как будто требовала военная логика[892].
Желая довести до победного конца «слепое столкновение баранов»[893], националисты были вынуждены шесть раз переходить в контрнаступление против позиций республиканцев. Первое, начавшееся 6 августа, было направлено против плацдарма в Файоне, защищаемого 42-й дивизией. За два дня легион «Кондор» произвел 40 самолето-вылетов против этой цели, сбросив 50 тонн бомб. «Потери красных очень велики», – отмечено в боевом журнале легиона[894]. Бойня продолжалась до 10 августа, когда националисты оттеснили республиканцев за реку.
Следующая атака, начавшаяся 11 августа, была нацелена против 11-й дивизии в Сьерра-де-Пандолс. Это было неудачное решение, так как республиканцы, оседлавшие высоты, могли с легкостью расстреливать карабкающихся снизу солдат. Всю следующую неделю легион «Кондор» использовал все свои самолеты, включая «Штуки», для бомбардировок мостов с целью перерезать снабжение. Возможно, расчет националистов был на измождение подчиненных Листера, на их нестерпимую жажду в убийственную жару, на голод вследствие отсутствия подвоза. Нехватка воды заставляла их мочиться в кожухи водяного охлаждения на стволах пулеметов «максим».
В дневное время не было конца бомбежкам и обстрелам. Республиканцам оставалось одно – ждать наступления ночи. Погибших нельзя было похоронить, нигде не было ни клочка тени[895]. Согласно утверждениям пропаганды, войска заняли позиции на такой неудобной местности, будучи дисциплинированными борцами с фашизмом, хотя скептики указывали на другую причину – истерику таких командиров, как Модесто и Листер, грозивших пристрелить любого, кто «отдаст хоть пядь земли». Но скорее всего, эта упорная отвага была инстинктивным выражением ненависти к врагу.
13 августа, во время наступления националистов в Сьерра-де-Пандолс, в небе над Терра-Альта вспыхнул упорный бой между авиацией республиканцев и истребителями националистов: три эскадрильи «Мессершмиттов» и рой «Фиатов» напали на армаду «Чато» и «Супер-Моска» – усиленной по вооружению и мощности двигателей версии советского моноплана. Одновременно «Хейнкели-111» легиона «Кондор» и «Юнкерсы-52» Испанской авиабригады продолжали бомбить речные переправы, когда они не использовались как «летающая артиллерия» для расстрела позиций войск в горах.
Воздушные бои были неравной дуэлью: республиканцы проигрывали численностью как минимум вдвое. Пока «Моска» и «Чато», выстроившись буквой V, бились по старинке с «Фиатами», эскадрильи «Мессершмиттов» опробовали новую тактику. Они вели воздушный бой парами – система, принятая потом обеими сторонами в Битве за Британию. Главной опасностью таких хаотичных воздушных боев было столкновение самолетов или дружественный огонь. Великого воздушного аса националистов Гарсиа Морато сбил по ошибке их же пилот – первый такой случай за войну.
18 августа националисты снова открыли плотины на Сегре. Стена воды, поднявшейся на 3,5 м, снесла мосты во Фликсе, Мора-д’Эбре и Гинестаре. На следующий день началась «долгожданная» контратака националистов против главного плацдарма республиканцев на берегу Эбро, в которой приняли участие шесть дивизий и кавалерийская бригада. 88-миллиметрового орудия легиона «Кондор» поддерживали наземное наступление, самолеты «Штука» бомбили артиллерийские батареи республиканцев. Kampfgruppe «Хейнкелей-111» снова атаковали мосты. Наибольшего успеха добилась эскадрилья «Мессершмиттов», сбившая четыре «Моска» (националисты называли эти самолеты «Рата»), сами не понеся в тот день потерь. Один из пилотов, обер-лейтенант Вернер Мельдерс, во Второй мировой прославился как ас: в Испании он сбил 14 неприятельских самолетов – наивысшее достижение в авиации националистов, а потом стал первым пилотом-истребителем люфтваффе, одержавшим сто побед