190. Однако неясность прерогатив ЦКК создавала для нее неопределенное положение, приводившее к бурным дебатам на пленумах ЦКК по вопросу о ее взаимоотношениях с ЦК. Несмотря на огромную по объему работу и статус органа, избираемого наравне с ЦК, ЦКК становилась фактически «подсобным» органом ЦК по всем вопросам. Эта проблема, в частности, дебатировалась на апрельском 1926 г. Пленуме ЦКК, где было признано, что ЦКК «теряет лицо», контрольные комиссии на местах стали подсобными органами губкомов. Восстановить авторитет ЦКК предполагалось путем отказа от активной «рационализаторской» деятельности в пользу контрольно-проверочной работы, изучения партийных проблем каждой парторганизации191.
Таким образом, выход был найден в возврате к изначальным функциям, однако существенным отличием последнего периода деятельности ЦКК-РКИ стало активное подключение масс. Уже на II пленуме ЦКК созыва XIV съезда ВКП(б) в 1926 г. ставился вопрос о привлечении рабочих, которые «рвутся на борьбу с недостатками», о мобилизации «широчайших рабоче-крестьянских масс»192. В 1928 г. на пленуме ЦКК В. Затонский констатировал: «Мы замкнулись в узкий круг правящих, надрываемся, а толку мало, и без привлечения более широких масс не вытянем»193. В итоге было признано необходимым подключение рабочих и крестьян к контрольной работе по принципу: побудить массы следить за исполнением директив, воспитать в них ненависть к недостаткам и обязать их «в случае чего» сигнализировать в органы ЦКК-РКИ194. Последствием принятых решений стало резкое расширение общественно-политического участия в русле, задаваемом партийной элитой. Следует отметить, что феномен расширения участия, прежде всего в годы первой пятилетки и до 1934 г., его характер, масштабы, причины дальнейшего затухания к концу 1930-х гг. являются малоизученной научной проблемой.
Итак, окончание Гражданской войны стало толчком к важнейшему процессу реструктуризации политической элиты. В поисках твердой опоры партийной власти в новых условиях руководство РКП(б) пошло по пути создания строго организованного аппарата политического управления на партийной основе. Созданный аппарат включал не только партийных функционеров, но и ряд номенклатурных работников: в этот же период начинается формирование номенклатуры как широкого управленческого слоя, подконтрольного партийной элите. Часть номенклатурных работников, занимавшая наиболее ответственные должности, входила в состав партийных комитетов, партийного «актива», и таким образом коммунистическая элита связывалась в единое целое, превращаясь в моноорганизованную структуру.
В результате происшедшей с окончанием Гражданской войны реструктуризации политическая элита в СССР стала представлять собой партийную элиту, институциализированную в руководящих парторганах и выступавшую как персональное и организационное воплощение партии. «Партийный аппарат, – писал известный философ А. Зиновьев, осмысливая советскую систему, – был частью системы государственности, причем частью особой… он был такой частью власти, которая управляла всей остальной властью, т. е. властью над властью, властью второго уровня»195.
Аппарат партии с самого начала развивался как целостный механизм, в котором даже разделение функций было относительным. Такие тенденции были заложены в принципах формирования аппарата, зависевших от представлений революционной элиты, которая боялась любого «двоецентрия». Единство партаппарата в условиях неустановившегося статуса политической элиты (проблема самолегитимации будет решена только в процессе трансформации 1930-х гг.) создавало условия для замыкания, в основном политического процесса в рамках, ограниченных участием членов партии, обеспечивало максимальную концентрацию власти, давало ощущение ее устойчивости. Организация правящей элиты в форме партийного аппарата стала основой складывания системы власти, при которой аппарат господствовал в целом, а отдельные представители целиком от него зависели. Капитал функционера, если использовать классификацию П. Бурдье, был их основным или даже единственным видом политического капитала. Из лиц, обладавших значимым личным капиталом в силу многолетнего авторитета или персональной харизмы, к концу 1920-х гг. у власти остался только И. В. Сталин.
Нельзя не отметить влияние Гражданской войны на анализируемые изменения. Для многих людей, прошедших опыт военных действий, жестокой борьбы, мобилизации всех ресурсов, крайней централизации тенденции партийного развития не являлись чем-то неприемлемым. Кроме того, сыграли свою роль и принцип «демократического централизма», на котором была построена партия, и многолетний сложный путь партии к власти, когда допускались приемы и методы борьбы, воссозданные затем в перипетиях 1920-х гг.
И все-таки, употребляя понятие «бюрократического аппарата», следует понимать относительность этой дефиниции. Она означает развитие или даже преобладание бюрократических тенденций по сравнению с продолжавшими существовать некоторыми демократическими принципами. Формально-демократические процедуры являлись обязательными в партии, применялись на заседаниях партийных комитетов, съездах и конференциях, оставляя их участникам ограниченные возможности высказать свою позицию в соответствии с метким тезисом Ф. Э. Дзержинского: «Можешь иметь свое мнение, но только в границах определенной линии, которая дана»196. Характер проявления остававшихся демократических элементов, периоды их развертывания и свертывания – предмет отдельного разговора. Важно подчеркнуть, что партия все же не превращалась полностью в застывшее бюрократическое учреждение. Ее функционирование, если взять его в целом, за весь период советской власти, стало ярким проявлением режима «тоталитарной демократии». В этом случае эпоха «чисто сталинского правления» (конец 1930-х – начало 1950-х гг.) может рассматриваться как деформация режима, связанная с рядом объективных и субъективных факторов, прежде всего с фактором ускоренной модернизации в сложнейших условиях.
Был ли адекватным или ошибочным путь, по которому пошла элита, создавая мощный вертикальный аппарат партии и сосредоточивая в нем функции политического управления? Отвечая на этот вопрос, необходимо учитывать цели, которые она перед собой ставила. При всех принципиальных недостатках институциализация в рамках аппарата, переход к нему всех политических полномочий позволили коммунистической элите удержаться у власти и реализовать ставившиеся цели, как она их понимала. Партийный аппарат составлял каркас не только коммунистического режима, но и СССР как союзного государства. Практика показала, что ослабление и развал аппарата в конце 1980-х гг., неумелая быстрая перестройка экономики и политической системы привели к саморазрушению коммунистической элиты, следствием чего стал распад Советского государства и крах социалистического пути развития. В конечном итоге выводы об адекватности или ошибочности выбранного когда-то коммунистами пути можно делать только на основе учета стоявших перед ними задач, особенностей государственного развития, представлений, идеалов, реальных исторических условий, в которых осуществлялась деятельность партии.
Политика Временного правительства в 1917 г. как предпосылка Гражданской войны в России
Ф. А. Гайда
Аннотация. В статье рассматривается вопрос об основных принципах политики Временного правительства. Автор приходит к выводу, что она отличалась демократическим и социальным характером. Основная ставка была сделана на самоорганизацию масс, но в условиях нараставшего кризиса она не оправдалась. Уже к моменту прихода к власти большевиков Россия стояла на пороге Гражданской войны.
Ключевые слова: Февральская революция 1917 г., Временное правительство, кадетская партия, Г. Е. Львов, П. Н. Милюков.
Abstract. The article discusses the basic principles of the policy of the Provisional Government. The author concludes that she was distinguished by a democratic and social character. The main stake was made on the self-organization of the masses, but it did not materialize in the conditions of the growing crisis. By the time the Bolsheviks came to power, Russia was on the verge of a civil war.
Keywords: February Revolution of 1917, Provisional Government, Cadet Party, G. E. L`vov, P. N. Milyukov.
Февральская революция 1917 г., произошедшая в период тяжелейшей Первой мировой войны, ставила вопрос о скорейшем создании новой власти. Ей предстояло не только решать традиционные для тогдашней России проблемы (агарную, рабочую, национальную), но и делать это в условиях огромного военного напряжения. Американский историк Т. фон Лауэ, касаясь кризиса управления при «старом порядке», писал: «После марта 1917 г. вопрос заключался в том, сможет ли новое правительство использовать согласованное регулирование эффективнее и лучше»197.
Между тем, анализируя состав правительства, левые и правые его критики очень часто отмечали, что в подобных делах новые министры были «совершенные новички»198. По признанию кадета М. М. Новикова, «подтверждалось положение <…> об отсутствии в русской общественности достаточно способных и вышколенных административных деятелей»199. При этом новое правительство желало обойтись без применения силы. Оно взяло курс на создание «надклассового» и «надпартийного» государства, основанного на идее народного суверенитета, причем понятого чрезвычайно упрощенно. В основу нового строя полагалось «единение» народа и его «доверие» власти. Пришедшие к власти министры надеялись, что новая система управления, построенная по принципу общественной организации, в аппарате насилия не нуждается и будет гораздо эффективнее самодержавно-бюрократического строя. По словам кн. Г. Н. Трубецкого, министр-председатель кн. Г. Е. Львов «впал в эти дни в совершенно экстатическое состояние. Вперив взор в потолок, он проникновенно шептал: «Боже, как все хорошо складывается!.. Великая, бескровная…»