413. Пренеприятный для Вашингтона факт выхода России из войны грозил антигерманской коалиции в лучшем случае серьезной затяжкой войны и значительными людскими потерями, а американцев заставил поторопиться с подготовкой армии для замены «выпавшей из обоймы» союзников России414. Эти события наложились на происходившее в России ужесточение большевистской диктатуры, разгон Учредительного собрания в январе 1918 г. И В. Вильсон стал всерьез размышлять об интервенции в Россию; диалог с большевиками на неопределенное время был прерван.
Думается, именно весной 1918 г. у правящих элит держав Антанты и США складывался их образ как симбиоза неисправимых фанатиков, мечтателей и убийц, как несамостоятельной силы, работавшей на Германию и вставшей на тропу предательства интересов и Отечества, и держав Согласия. Их ответ казался логичным: в марте – апреле 1918 г. первые военные контингенты стран Антанты высадились в Мурманске и во Владивостоке. В. Вильсон все более проникался аргументацией европейских партнеров, жестко увязывавших факторы усиления германского влияния в России с крушением надежд на близкую победу в мировой войне. Речь шла о той роли, которую в мощном немецком «весеннем» 1918 г. наступлении на Западном фронте могли сыграть переброшенные после подписания Брестского мира с Востока германские дивизии, о возможностях использования державами Четверного союза сырьевых и продовольственных ресурсов России, о вероятном захвате на ее Севере немцами, а на Востоке – большевиками, и якобы присоединившейся к ним массой военнопленных стран германской коалиции складов с военным снаряжением, о существовавшей со стороны этих сил угрозе установить контроль над участками важнейших железных дорог, прежде всего Транссибирской, и о других опасностях415.
Но президент и его окружение долго колебались, поскольку аргументы «за» участие США в интервенции почти уравновешивались не менее серьезными доводами «против». Армейская верхушка, включая военного министра Н. Бейкера, представителя США в Высшем военном совете союзников генерала Т. Блисса, возражала против отвлечения сил с Западного фронта. В. Вильсон сомневался, поддержат ли отправку солдат в далекую Россию американские граждане. Лидер демократов в уме держал неотвратимо приближавшиеся выборы в конгресс в ноябре 1918 г., которые для реализации задуманных им внешнеполитических инициатив могли стать судьбоносными. А потому нельзя было дать повод республиканцам использовать против себя тот сильный аргумент, что президент поддался на уговоры внешних сил, в том числе и противников большевиков в России, и под их давлением втянул свою страну в новую войну.
Серьезных международно-правовых обоснований для силового вмешательства в Россию было не найти. До вывода большевиками ее из войны Россия была для США союзницей, после ее статус был не определен. Но в этой стране имелись немалые силы, отвергнувшие Брест как национальное предательство и рассматривавшие свою борьбу с «узурпаторами власти» как продолжение участия России в мировой войне и свидетельство выполнения ею своего долга перед союзниками. Вмешательство США в России нарушало милый сердцу президента принцип о праве народов самим выбирать свою судьбу. И главное, было непонятно, примут ли русские помощь иноземцев для решения своих внутренних проблем. Или, наоборот, появление иностранных войск усилит антисоюзнические и пробольшевистские настроения в народной толще.
И все же под давлением союзников, сохраняя серьезные сомнения в правильности своего решения, в июне – начале июля 1918 г. В. Вильсон согласился отправить войска в Россию. Решение далось проще для русского Севера в силу ряда особых обстоятельств416. И сложнее – в отношении Востока России. Согласие США сдерживала перспектива участия в экспедиции войск Японии, которую в Вашингтоне не без оснований подозревали в широких экспансионистских замыслах в отношении Сибири и Дальнего Востока России. Компромисс между Токио и Вашингтоном был, однако, найден после длительных консультаций. Он заключался в направлении в Россию японских частей одновременно с «уравновешивающими» их контингентами войск западных союзников и США в заранее оговоренных пропорциях417. А вот тема положения в России 60-тысячного чехословацкого корпуса решение Белого дома об участии в интервенции только подтолкнуло. Поскольку открытое его выступление в конце мая 1918 г. против большевистских властей было воспринято Вашингтоном как следствие угрозы с их стороны жизни легионеров418.
Решение о вмешательстве США в России было принято 6 июля 1918 г. В. Вильсоном и членами его кабинета419. Объясняя 17 июля мотивы своих действий союзникам, президент маскировал их антибольшевистскую направленность, которая для них, думается, секретом не являлась. Итак, было понятно, от кого следовало оберегать склады с военным снаряжением и против кого оказывать помощь чехословакам. Было очевидно, каким русским собиралась оказать Америка помощь в деле их «самоорганизации для самозащиты»; имелись в виду противобольшевистские силы420.
Как представляется, В. Вильсон, присоединяясь к интервенции союзников, изначально определил «грань допустимого» в американском вмешательстве. Оно должно было стать тем внешним толчком, который позволит русским преодолеть порожденное испытаниями и потерями войны оцепенение и вдохновить их на свержение власти большевиков. США готовы были оказать посильную экономическую, политико-дипломатическую, моральную поддержку. Даже направить в Россию небольшой контингент войск для выполнения вспомогательных функций в тылу. А вот делать работу вместо русских, своими штыками сметать большевиков, влезая во внутреннюю смуту, вильсонисты намерены не были.
Эту линию американские военные, высадившиеся в России в августе – сентябре 1918 г., старательно выдерживали. Особенно усердно – командовавший на Востоке России Американскими экспедиционными силами (до 8700 человек) генерал У. Гревс. Его позиция нажила ему немало «доброжелателей» среди союзных японских военных и дипломатов, не говоря уже о белых генералах и казацких атаманах, таких как Г. М. Семенов и И. М. Калмыков. Весной 1919 г. конфликт достиг такой остроты, что вопрос о замене У. Гревса вышел на самый высокий дипломатический уровень. Но в середине мая В. Вильсон и высшие американские военные У. Гревса и его действия решительно поддержали421.
Американским войскам на Севере России (до 5,5 тыс. человек во главе с полковником Дж. Е. Стюартом) повезло меньше. Они были поставлены под британское командование, примерявшее на себя роль весьма энергичной силы в борьбе с большевиками и стремившееся и американцев вовлечь в боевые операции. Зимой 1918–1919 гг. войскам США пришлось сражаться и терять людей, в январе они понесли поражение под Шенкурском. Это вызвало возмущение Вашингтона, следствием которого стал отвод заокеанских частей в тыл.
Действительно, с развитием интервенции многие политики и военные самого высокого ранга в странах Согласия не оставляли мысли, что им было предназначено сыграть инициативную роль в свержении власти большевиков. Особенно пока продолжалась мировая война, и борьбу против них можно было представить как часть общей антигерманской военной кампании; пока власть В. И. Ленина и его сподвижников еще не укоренилась, а Красная армия была на этапе становления. С появлением в России американских войск такая перспектива, казалось, обретала все черты реальности. Удобный случай представился летом – в начале осени 1918 г. Тогда, как вспоминал впоследствии князь Г. Е. Львов, «наступали чехи»422. Получая известия о впечатляющих победах противобольшевистких сил, в «больших европейских кабинетах» политики и военные задумались о создании в России Восточного фронта для борьбы с большевиками, ударной силой которого стали бы чехословаки. Ряд видных политиков и военных – генерал Р. Гайда, даже Т. Масарик – видели в успехах легионеров залог будущего признания Державами независимой Чехословакии. Среди американских дипломатов в России тоже нашлись сторонники более активных действий союзников и США – Д. Фрэнсис, консулы в Москве, Иркутске и Владивостоке Д. К. Пул, Э. Харрис и Дж. Колдвел. Британский генерал Ф. Пул вообще размышлял о возможности наступления чехов и навстречу им – антибольшевистских сил Северной области, их соединения в районе Вологды для последующего удара в сердце большевистской России.
Но В. Вильсон не захотел серьезно ввязаться в русскую междоусобицу, выйти за рамки объявленных им целей вмешательства, что вызвало бы в США всплеск изоляционистских настроений и усиление республиканской оппозиции. С учетом изменчивого положения на фронтах на Востоке России в условиях примерного равновесия сил Вашингтон с конца сентября избрал осторожный, оборонительный вариант действий. Чехословакам предстояло оставаться в Сибири и держать фронт, препятствуя вывозу оттуда сырья, хлеба и военнопленных стран Четверного союза для усиления Западного фронта. Задача отправки туда чехословаков через Владивосток сохранялась423. А русским белым политикам оставалось лишь горько сетовать об упущенном золотом шансе покончить с большевиками.
А вот экономическая поддержка со стороны США антибольшевистским силам России, особенно Омскому правительству, оказывалась весьма значительная. На выделенные американцами еще Временному правительству, а также новые британские кредиты закупались и поставлялись оружие и снаряжение, теплая одежда и обувь для войск, железнодорожное оборудование. Американский Красный Крест во главе с Р. Тойслером работал на колчаковские власти столь энергично, что даже У. Гревс советовал ему поумерить пыл. Войска США охраняли участки Транссибирской и Китайско-восточной железных дорог, а три сотни специалистов во главе с крупным инженером Дж. Стивенсом и полковником Дж. Эмерсоном (Русский железнодорожный корпус) добивались улучшения их работы. Через Русское бюро при Военно-торговом управлении В. Маккормика (с капиталом в 5 млн долларов) весной – летом 1918 г. делались попытки развивать торгово-экономические отношения с Сибирью, прежде всего с кооперативами, но результаты были невелики. Задумывались американцы и об оздоровлении финансового состояния Сибири. Но реформа не удалась в силу крайнего расстройства ее экономической жизни и денежного обращения