424.
После победы сил антигерманской коалиции для ее ведущих политиков пришло время переоценки созданных глобальной войной реалий, в том числе и состояния «русского вопроса». В. Вильсон все более утверждался во мнении, что антибольшевистские силы стремились возродить Россию дореволюционного образца, опасную для соседей, что белые немногим лучше красных и в равной степени неприятны для западных демократий. Да и широкой народной поддержки антибольшевистские силы не снискали. А вот большевистский режим при всем негативном к нему отношении на Западе, демонстрировал завидную живучесть и устойчивость. Для борьбы с ним следовало искать какие-то более гибкие средства, не ограничиваясь «хирургическими» методами воздействия.
Уже отправляясь в Париж на мирную конференцию 4 декабря 1918 г., В. Вильсон убедил себя, что интервенция не имела перспективы. К этому решению его подталкивали набиравшее в США силу движение за вывод войск из России, отсутствие разумного объяснения и правового обоснования их дальнейшего пребывания в этой стране. Наконец, настроения правящих элит стран-победительниц: изнуренные войной мировой, они не готовы были начать новую кампанию – против большевизма425. Осознавая эти обстоятельства, президент писал Р. Лансингу 9 января 1918 г.: никому не удастся вовлечь американцев «воевать против народа, с которым США находятся в состоянии мира и чьи отношения США пытаются уладить»426.
О том же он говорил Д. Ллойд Джорджу 27 декабря 1918 г. в ходе беседы, на которой обсуждались кардинальные проблемы мирного урегулирования. В качестве альтернативы интервенции назывался диалог с большевиками. А еще ранее, в середине октября 1918 г., ссылаясь на опыт своей «мексиканской политики» и находя в ней немалое сходство с «русской», президент размышлял об изоляции республики Советов427, создании чего-то подобного тому «санитарному кордону», идею которого на Парижской мирной конференции наиболее решительно продвигала французская дипломатия во главе с премьером Ж. Клемансо.
На мирной конференции открытые сторонники развития и усиления интервенции среди западных военных и политиков оказались в явном меньшинстве. Но такие личности, как французский маршал Ф. Фош или английский военный министр У. Черчилль, были энергичны, влиятельны и популярны, их мнение разделяла немалая часть правящих элит, настроенная на искоренение большевизма. На заседаниях высших органов конференции в январе – мае 1919 г. из уст датского посланника в России Х. Скавениуса, командующего силами союзников на Востоке Ф. д’Эспере, тех же У. Черчилля и Ф. Фоша звучала идея «большого похода» на Россию. Для этого предлагалось использовать армию, созданную из набранных в западных странах добровольцев (100–150 тыс. человек), объединенных с войсками пограничных с Россией государств и русскими белыми, под единым командованием, хорошо снабженную современным оружием. 25 февраля и особенно 27 марта (после появления Венгерской советской республики, что дало повод говорить о проникновении большевизма в сердце Европы) в выступлении Ф. Фоша перед лидерами держав идея грандиозной войны против Советов приобрела форму конкретного плана; против них предполагалось бросить финские, польские, чехословацкие, греческие и румынские армии. Богатый на задумки У. Черчилль тогда же, в первые месяцы 1919 г., вынашивал идею усиления союзных контингентов на Севере России, их наступления для соединения с колчаковскими войсками и чехословаками, а затем мощной атаки на жизненно важные центры власти большевиков, Москву и Петроград.
Лидер США и его ближайшее окружение – Э. Хауз, его зять и помощник Г. Окинклос, Т. Блисс и другие, большинство британских политиков, включая Д. Ллойд Джорджа, министра иностранных дел А. Дж. Бальфура, разведчика и дипломата У. Вайзмана были настроены решительно против этих затей. Их мнение ярко выразил генерал Т. Блисс, считавший планы Ф. Фоша авантюрой и порицавший тех, кто задумал развязать в Европе «новую тридцатилетнюю войну». А. Дж. Бальфура идея военной кампании против большевиков на пространствах «от Рейна до Владивостока» тоже не радовала. Ее противники в рядах британской делегации умело использовали аргументы практической неосуществимости задуманной операции: нужного числа добровольцев в странах Запада для похода на Россию не найти, об отправке туда призывников и думать не приходилось; наконец, кто взялся бы оплатить предприятие? А В. Вильсон отстаивал главный довод, в правильность которого искренне верил: большевизм и его идеи нельзя победить силой оружия – это то же самое, что пытаться «остановить метлой поток воды». Искоренить радикализм было можно, только избавившись от порождающего интерес к нему широкого народного недовольства. А оно коренилось в социальной несправедливости и имущественном неравенстве, устранимых только посредством глубоких реформ. Мнение президента и его коллег было однозначным: США новых боевых операций союзников в Европе не поддержат, солдат для них не дадут428. А в обозримом будущем, по возможности быстрее, выведут свои войска из России. Север страны американцы покинули в июне 1919 г.
Что касается Востока России, то там В. Вильсон даже после неуспехов наступления А. В. Колчака и «похода на Москву» армий А. И. Деникина пытался сохранить линию умеренной поддержки Омского правительства. Поскольку президент просчитывал негативные последствия ее резкого свертывания и вывода заокеанских войск. Успех окрылил бы большевиков, увеличил их престиж в России и за ее пределами, добавил бы популярности леворадикальным идеям. Без американского присутствия Япония обретала бы свободу рук для экспансии на Дальнем Востоке России и в Сибири. Президент понимал, что без поддержки западных войск, участвовавших в антибольшевистской борьбе, русских ожидала ужасная участь – чужбина или смерть. К тому же войска А. В. Колчака еще могли «огрызаться» (как это было в сентябре 1919 г.). А среди американских дипломатов и военных было немало радетелей энергичной поддержки Омского правительства: Р. Лансинг, Ф. Полк и Б. Лонг в Госдепе, консулы в Иркутске и во Владивостоке Э. Харрис и Дж. Колдвел; В. Маккормик. Посол США в Японии Р. Моррис, совершивший в июле – августе 1919 г. вояж по Сибири с целью дипломатической разведки и прекрасно осознававший все изъяны колчаковского режима, тем не менее предлагал оказать ему посильную материальную и военную помощь429.
В. Вильсон же, вернувшийся домой из Парижа после подписания Версальского мирного договора, столкнулся с усилением критики продолжения вмешательства в России и поддержки реакционного колчаковского режима в общественном мнении, мощной изоляционистской волной в стране, разгонявшейся республиканской оппозицией в Сенате. 22 июля 1919 г. президенту пришлось отвечать на резолюцию, принятую еще 27 июня Сенатом по инициативе республиканца Х. Джонсона (штат Калифорния) и требовавшую от хозяина Белого дома разъяснить его политику в России. Президент ее отстаивал, указав, что присутствие американских войск и специалистов в России позволило обеспечить успех эвакуации чехословаков, работы железных дорог и поставок необходимых населению товаров. А 20 сентября, внимая настойчивой просьбе Госдепа, В. Вильсон разрешил закупку русским посольством для отправки А. В. Колчаку обуви, теплого белья и ряда иных товаров430.
И все же занятость В. Вильсона приоритетной для него проблемой ратификации Версальского мирного договора и участия США в Лиге наций отвлекала внимание от событий в России. В начале октября перенапрягшегося на фронте политических баталий В. Вильсона сразил инсульт, резко подорвавший его дееспособность. Лишенные лидера, сторонники поддержки А. В. Колчака сдавали позиции. После захвата красными Омска 14 ноября 1919 г. шансы удержать его у власти были утрачены. Войска США были выведены с Востока России к апрелю 1920 г.
А в Вашингтоне (и не только) пытались осмыслить причины неудачи. Госсекретарь Р. Лансинг в начале 1920 г. сказал, пожалуй, главное: «Русские решительно отказались сплотиться вокруг Колчака. Либо им не хватает патриотизма, либо они не доверяют Колчаку и его правительству. Во всяком случае представляемое им движение потерпело крах, как только чехословаки отказались воевать на его стороне. Нашему правительству в этих условиях не оставалось ничего другого, кроме отзыва наших войск из Сибири»431.
Ведущие политики западных держав были солидарны во мнении, что при том ограниченном варианте интервенции в Россию, который избрали ее участники, интервенция не имела шансов на успех. В. Вильсон еще 14 февраля 1919 г. на заседании Совета десяти в полемике с У. Черчиллем признался: он лично чувствовал свою вину, что США имели столь незначительные военные силы в России432.
А вот в ноябре 1920 г. президент, переосмыслив случившееся, высказал иную мысль: «У меня такое чувство, что большевизм давно выгорел бы, если бы его оставили в покое»433. Другими словами, либо надо было решительно добивать большевизм и в силах и средствах не стесняться; либо дать ему самому истребить себя, как огонь выгорает в прерии, и от силового вмешательства в России отказаться изначально. Видимо, во многом был прав У. Черчилль, который в декабре 1919 г. вынес приговор не интервенции, а взявшимся за ее осуществление колебавшимся личностям вроде В. Вильсона. У них просто не хватило воли довести дело до конца434.
Впрочем, потери американцев в России не превысили и нескольких сот человек