Гражданская война в России (1918–1922 гг.) — страница 60 из 93

<…> и в особенности демократической интеллигенции», в том числе ценных специалистов694.

В письме приводится численность расстрелянных около 30 тыс. человек. Автор письма предупреждает, что в результате чекистского произвола «обезлюживание Крыма, грозит самыми печальными последствиями» для советского строительства695. Во второй части записки акцент делается на репрессиях против меньшевиков (сам Френкель бывший меньшевик). В третьей части речь идет о продовольственном кризисе в Крыму и превращении полуострова в здравницу для «больных рабочих и красноармейцев». В заключение автор пишет: «Необходимо направить в Крым опытных партийных работников из центра с самыми широкими полномочиями: в противном случае «ортодоксальные» коммунисты, оперирующие в Крыму в настоящее время, обратят его не в здравницу, а в пустыню, залитую кровью»696.

Неизвестно, как отреагировал В. И. Ленин на записку профессора Я. И. Френкеля и как партийно-государственные верхи реагировали на письма Ю. П. Гавена и С. В. Констансова, но наиболее непопулярные руководители ревкомовского Крыма Бела Кун и Розалия Землячка были отозваны в Москву к середине января 1921 г. Пик террора был пройден, но террор, хотя и в неизмеримо меньших размерах, крымскую землю еще не покинул. Председателем Крымревкома стал М. Х. Поляков (21 февраля 1921 г.), секретарем обкома И. А. Акулов (март 1921 г.).

Никак не налаживались и межэтнические отношения в Крыму. Наркомнац направил в Крым уполномоченных, которые на основе пребывания на полуострове и изучения политической ситуации на месте представили докладные записки.

В крымской командировке М. Х. Султан-Галиев, председатель Центральной мусульманской военной коллегии при Наркомнаце в 1918–1920 гг., председатель Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б) в 1919–1921 гг. и член коллегии Наркомнаца, находился с 13 февраля по 29 марта 1921 г. Не рассматривая все содержание его докладной записки, остановимся только на оценке красного террора. Отмечая «ненормальность» обстановки в Крыму Султан-Галиев пишет: «Первой и очень крупной ошибкой… явилось слишком широкое применение в Крыму красного террора. По отзывам самих крымских работников, число расстрелянных врангелевских офицеров достигает по всему Крыму от 20 000 до 25 000. Указывают, что в одном Симферополе расстреляны до 12 000. Народная молва превозносит эту цифру до 70 000. Самое скверное, что было в этом терроре, так это то, что среди расстрелянных попадало очень много рабочих элементов и лиц, оставшихся от Врангеля с искренним и твердым решением честно служить советской власти. Особенно большую неразборчивость в этом отношении проявили чрезвычайные органы на местах»697. Украинская исследовательница Т. Быкова полагает, что «честное и смелое донесение М. Султан-Галиева вызвало в Москве эффект разорвавшейся бомбы <…> Про положение в Крыму во весь голос заговорили в Наркомнаце и Совете национальностей. Тайное становилось явным»698. Это, на наш взгляд, явное преувеличение роли записки М. Султан-Галиева в развитии крымских событий. И до него в советские верхи поступали сигналы о неблагополучии с положением в Крыму (Гавен, Констансов, Френкель, да и другие), и до него были отозваны из Крыма Землячка и Кун. Но в то же время не будем и преуменьшать значения честности и смелости официального представителя Наркомнаца М. Султан-Галиева.

Следующим уполномоченным Наркомнаца в Крыму стал З. Булушев. Основное внимание в докладе на имя И. В. Сталина он уделяет положению крымско-татарского населения, прежде всего экономическому (продовольственный вопрос, земельный вопрос и т. д.). В отличие от М. Султан-Галиева З. Булушев только в двух местах доклада пишет о репрессиях, но эти фрагменты довольно выразительны. Крупной и главной ошибкой ревкомовской власти в Крыму он считает «слишком широкое применение красного террора». Упрекает он местную власть и за злоупотребление конфискацией имущества граждан: «Особенно усиленно… чрезвычайными органами практикуется такая система: без всякого повода арестовывают того или иного гражданина и в течение нескольких недель содержат в подвале или в тюрьме. За это время агентами чрезвычайных комиссий все имущество его отбирается и, конечно, в пользу отобравших»699.

Ряд фактов о выходящих за пределы здравого смысла расправах чекистов можно почерпнуть из материалов Полномочной комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, прибывшей в Крым в июне 1921 г. Комиссия, расследовав дела работников ЧК, установила, что преступления совершались начальником особого отдела 4-й армии А. И. Михельсоном, председателем Керченской ЧК И. И. Каминским, председателем Старо-Крымской ЧК, членами коллегий и сотрудниками Севастопольской (в июле 1921 г. был осужден 21 сотрудник), Керченской, Джанкойской, Бахчисарайской, Евпаторийской и Феодосийской ЧК. Крым ЧК приговорила к расстрелу шесть работников бюро пропусков 4-й армии. Крымревтрибунал в мае 1021 г. осудил почти всех ответственных сотрудников ревтрибуннала Восточного побережья Крыма во главе с его председателем Удаловым700. Приводя эти сведения, историк Тепляков заключает: «Доступные архивные судебные материалы, ставшие следствием работы Полномочной комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, не только дают новую информацию о красном терроре, но и позволяют с большим доверием отнестись к многочисленным мемуарным источникам о крайней жестокости и криминализированности как чекистских, так и прочих властных структур Крыма»701.

Что касается масштабов репрессий, то обобщающих точных цифр получить не удастся, так как в таких случаях всегда имеются, кроме выявленных документов, еще и не выявленные, а еще и не документированные бессудные расправы (так называемый стихийный период расправ в течение первых недель). Поэтому придется довольствоваться данными «от и до». Наиболее распространенные в публикациях настоящего времени цифры погибших в первые месяцы крымского красного террора – это 20–25 тыс. (В. П. Петров, А. Г. и В. Г. Зарубины, А. Г. Тепляков, авторы глав в обобщающих трудах по истории Крыма)702. Цифра от 5 до 12 тыс. весьма сомнительны. Цифры 40, 50, 70, 100 и более – не больше как «по слухам». Суммированные документированные данные имеются только по спискам киевского архивов (расстреляны 4619 человек). Подсчеты по крымским архивам (серия «Реабилитированные историей») никто не публиковал. В московских архивах по данной тематике работал только Тепляков, но на узкоограниченном документальном материале, причем сам он использовал уже имевшиеся сведения о численности расстрелянных.

Попробуем в качестве исходной цифры (похоже, что она относительно достоверна) для самых простых арифметических подсчетов взять «12 тыс. белого элемента», от которого был «очищен» Крым. Такова численность жертв в официальном документе (на него уже была ссылка) – представлении к награде орденом Красного Знамени заместителя начальника особого отдела ВЧК Южного фронта и начальника Крымской ударной группы ВЧК Южного фронта Е. Г. Евдокимова. Прибавим к ним не менее 3 тыс. расстрелянных партизанами (эти жертвы ни в какие списки не попали)703. Итак, примем за минимальную цифру в 15 тыс.

При этом следует иметь в виду неучтенные группы расстрелянных. Так, можно было бы еще приплюсовать погибших в недокументированных расправах, концентрационных лагерях, ликвидированных в Крыму отдельных групп махновцев. Но их никто не считал. Сошлемся на статью начальника Главного управления СБ Украины В. В. Тоцкого, обобщавшую результаты работы по реабилитации (истории политических репрессий) в Крыму. Автор, сообщая о том, что собранных в солдатских казармах «врангелевцев» и «бывших», из числа не приговоренных к расстрелу, «отправляли в полевые лагеря РККА особых отделов 4, 6, 13-й армий под Керчью, Бахчисараем, Симферополем, Джанкоем, где из-за нехватки продовольствия и солдат для охраны тоже расстреливали»704. Есть еще неучтенные расстрелянные Азово-Черноморским ЧК в Судаке и других прибрежных местах. Элементарных подсчетов должно хватить, чтобы довести число погибших до 20 тыс. при принятом нами минимуме в 15 тыс. Но, повторюсь, это все приблизительные, выведенные аналитически и логически цифры.

В имеющейся литературе распространено мнение о главной роли не только особых отделов ЧК, но и двух крымских руководителей Р. Самойловой-Землячки и Б. Куна. Эти фигуры являлись заметными революционерами, входили в круг заслуженных политических деятелей РКП(б), олицетворяли интернациональный характер власти. Не случайно они были определены в руководители послеврангелевского, слишком «подозрительного» Крыма. Получив чрезвычайные полномочия, новые правители воспользовалась ими в самой полной мере. Опаленные огнем революционных боев и расправ, пропитанные их кровавой атмосферой Розалия Землячка и Бела Кун отличались беспощадностью по отношению к врагам пролетариата и всем чуждым ему классовым антагонистам. Охваченные революционным неистовством, они с рвением осуществляли порученную им вместе с армейскими ревкомами и судебными трибуналами «карательную миссию» очищения Крыма от остатков «старого мира».

Крайне негативные оценки Землячки и Куна имеются у Гавена, Султан-Галиева и Констансова. Но следует иметь в виду, что они выполняли установки центральной государственной и партийной власти. И в этой связи многие историки (например, в комментариях к публикации писем Землячки-Самойловой и Констансова, книге Л. М. Абраменко) упоминают и В. И. Ленина, и Ф. Э. Дзержинского, а также других видных деятелей высшей революционной власти. «Заводной ключ к механизму террора находился в Москве», как резюмируют А. Г. и В. Г. Зарубины