816.
Очевидно, что для реконструкции этого среза жизни необходима иная источниковая база, чем для изучения военно-политической и социально-экономической истории, содержащая сведения о личном переживании индивидом того или иного исторического периода, его отношении к историческим событиям, современником которых он был. Наиболее информативны в этом плане эго-документы, в частности личные дневники. Преимущество дневников как исторического источника по сравнению с мемуарами в данном случае несомненно: фиксация событий непосредственным их участником или наблюдателем содержит заведомо больше конкретных деталей, а их оценка отражает актуальное понимание ситуации, а не ее интерпретацию с точки зрения последующего жизненного опыта. Это позволяет восстановить картину умонастроений, ожиданий и стремлений, определявших деятельность и поведение людей в те или иные моменты истории, а также выявить мотивы, которые заставляли их примыкать к одной из противоборствующих сторон. Кроме того, дневниковые записи дают возможность не только воссоздать ход событий в конкретном месте, но и добавить новые штрихи к истории Гражданской войны в целом.
Радикальные перемены в политическом устройстве, экономике, в социальном и культурном пространстве заставили крестьянство вырабатывать особые практики адаптации, часть из которых применялась и прежде, но часть изобреталась вновь. К традиционным практикам можно отнести сокращение и обеднение рациона питания и замену натуральных качественных продуктов их подобием (хлеб из крахмала или молотого сухого картофеля). К новым, например, можно причислить освоение новых форм хозяйственной деятельности, изготовление различной продукции домашних промыслов и ориентацию на рынок. Это позволяло сохранять в экстремальных условиях по крайней мере минимальный уровень потребления.
Статья написана на материалах дневников ярославского крестьянина П. В. Бугрова (1869–1936) из деревни Ворокса Даниловского уезда Ярославской губернии (совр. Некрасовский р-н Ярославской обл.), которые он вел на протяжении более тридцати лет – с 1897 по 1934 г.817 Записки Бугрова отличаются некоторыми специфическими особенностями, состоящими в том, что в них совмещаются черты приходо-расходных книг, поденных заметок, мемуаров и автобиографии. В целом в них можно выделить две смысловые составляющие. Первая – хозяйственно-бытовая (заработки и статьи расходов, структура и способы ведения хозяйства, различные события в семье и сельском сообществе) позволяет реконструировать обычный распорядок жизни семьи Бугрова и деревенского социума. Вторая – духовная (описание чувств и эмоций, оценка тех или иных происшествий) репрезентирует внутренний мир Бугрова. Это дает возможность получить представление о его системе ценностей, идеологических предпочтениях и политических взглядах и посмотреть на происходящие события с точки зрения самого автора дневников.
Несмотря на то что в послереволюционный период происходили кардинальные перемены в политическом строе страны, непосредственно затронувшие даже самый малый населенный пункт, изучение записок показывает, что основное внимание их автор уделяет не политическим, а хозяйственным и бытовым вопросам, в частности описанию возникших в результате войны и революции трудностей (исчезновение многих продуктов и товаров, инфляция, карточная система распределения, распространение товарообмена и т. д.). В начале каждого дневника Бугров дает краткую общую характеристику года: «Дневник 1919 года Павла Васильевича Бугрова. <…> Гражданин П. В. Бугров. Время тяжелое и трудное. Голод, нет хлеба, чаю, сахару и круп, и спичек, табаку»818. «1920 год по новому стилю, год високосный, по народному сказанью будто бы тяжелый. Посмотрим, но и прошедший был нелегок. Голод и голод и дороготня»819 и т. п.
Наглядную картину снижения уровня жизни крестьянства дает сопоставление цен на продукты питания и предметы первой необходимости, а также перечень приобретаемых товаров. Так, пуд ржи у частных лиц в январе 1918 г. стоил 40 руб., в июне – 104 руб., в августе – 100 руб. Для сравнения: в 1917 г. пуд ржаной муки можно было купить за 6 руб. Незначительное количество ржаной муки распределялось по карточкам. Семье Бугрова, состоящей из пяти человек, было выделено: 1 марта – по 11/2 фунта на едока на 5 человек, всего 61/4 фунта – руб. 30 коп. и 24 марта – по 5/8 фунта на едока, всего 31/8 фунта – 1 руб. 88 коп. Пшеничная мука в 1918 г. выдавалась только два раза – на Масленицу по полтора фунта (60 коп. за фунт) и на Пасху по четверти фунта на человека (цена не указана). Из круп было получено только около двух с половиной пудов саго. Пуд соли в январе 1918 г. стоил 2 руб. 40 коп. Постного (подсолнечного и конопляного) масла было куплено и получено по карточкам всего чуть больше 12 фунтов. Очень мало покупалось чаю, сахар в основном заменялся патокой, которую выдавали на картофелетерочном заводе и которая затем обменивалась на необходимые продукты. Так же резко сократилось и приобретение одежды, обуви и предметов обихода.
Введенное во время Первой мировой войны нормирование и распределение по карточкам основных продуктов питания в годы Гражданской войны было распространено практически на все продукты, которые выкупались в «потребиловке» (лавке потребкооперации). Судя по записям, в 1919 г. ржаной муки было получено всего 1 пуд и 30 фунтов, овса – немногим больше 4 пудов (1 пуд – 250 р.), а пшеничной муки не было совсем. Для выпечки хлеба вместо зерновой муки часто использовался крахмал или молотый сушеный картофель. «Хлеб из сушеной картошки. Одним словом, картофель спасает нас от голодной смерти. Но живот побаливает частенько и слабость»820. Соль иногда приходилось заменять соленой водой, получаемой на соляных источниках в посаде Большие Соли, которую затем выпаривали или просто готовили на ней еду. «Бочку 10 ведер соленой воды от Солей для пищи»821.
Нехватка продуктов и промышленных товаров, а также установление карточной системы привело к резкому сокращению денежного обращения и переходу населения на прямой товарообмен, о чем свидетельствуют записи 1920–1922 гг. В дневниках Бугрова появляется соответствующая рубрика, в которой он фиксировал свои сделки. Например, за 22 пучка соломы для корма скоту Бугров отдал 12 корзин и еще 15 мелких плетеных изделий, которые он изготавливал специально с этой целью. Постоянно упоминается обмен патоки на хлеб, картофеля на одежду в Костроме, картофеля и патоки на солому, сено, мыло и на «разной товар». За более ценные вещи и услуги приходилось расплачиваться хлебом. Так, за два фунта мыла было отдано 9 ф. пшеницы, плата пастухам составила 12 ф., пользование молотилкой – 30 ф. пшеницы и т. д. Продуктами собирали взносы и на содержание фельдшерского пункта и школы, рабочих паевого завода, церкви и священников и т. д. Если же приходилось расплачиваться деньгами, то в 1922 г. расчет шел на сотни тысяч и миллионы. Например, 1 тысяча спичек стоила 1700 тыс. руб., 22 ф. керосина 13 200 тыс. Подворный налог составил 4500 тыс. руб., взнос на общие деревенские расходы – 1250 тыс. и т. д. Таким образом, тысячекратное повышение цен за годы войны говорит об огромной инфляции, приведшей к резкому снижению покупательной способности, ухудшению качества питания и зачастую к голоду.
Больше всего отражался на рационе питания и тяжелее всего переживался недостаток ржаной и пшеничной муки. Хотя какое-то ее количество выделялось по карточкам, и муку можно было выменять на крахмал или патоку.
Следствием ухудшения условий жизни явилось повышение смертности населения (например, в 1919 г. в Вороксе умерли 22 человека, значительно больше, чем в другие годы). В перечне умерших жителей Вороксы, который Бугров составлял в течение 20 лет, в качестве причин смерти в эти годы он нередко указывал голод. Так, в дневнике 1918 г. он записал: «21 июля умерла Александра Аполлоновна Королева, жена Димитрия Николаевича Королева в Петрограде с голода. Муж приехал в деревню с двумя детьми, а третье ребенко отдано в воспитательный дом в Петрограде, и сам нездоровый от голода»822. В 1919 г. отмечал: «6 апреля ст. ст. умерла Клепатра Юдьевна Каныгина <…> около 60 лет от роду. Умерла в 4 часа утра неожиданно, так как в постели не лежала, но была слаба здоровьем. <…> Мог бы пожить человек. Погнал в могилу голод, хлеба нет, одна картошка»823. Голод, а также болезни и эпидемии, в частности скарлатины, вызвали значительное увеличение детской смертности. «Около 15 апреля умер младенец, мальчик четырех лет от рожденья, у Прасковьи Александровны Коротковой от нечистоты белья, так как мыла не было, и от голода, хлеба и молока нет, один картофель. Жизнь стала невыносимая»824. «В первых числа февраля о масленице умерла девушка Настасья около 10 лет от рожденья скарлатиной. <…> 3 марта умерла девочка Липка скарлатиной около трех лет от рожденья. <…> 6 марта умерла девочка Ангелина скарлатиной, около шести лет от рожденья»825.
Обеспечение физического выживания семьи стало главной проблемой для Бугрова и определило выбор жизненной стратегии. Ситуация осложнялась еще и тем, что закончились его обычные заработки на баржах во время волжской навигации, поскольку была прекращена деятельность судовладельцев Понизовкина, Бурова, Шушлина и других. В создавшихся обстоятельствах Бугров выбрал активную стратегию, хотя в этот период в крестьянской среде нередко практиковалась и пассивная форма – нищенство, однако из членов его семьи никто не «ходил по миру». Он изобретал новые способы добывания средств существования и старался максимально полно использовать все доступные ему ресурсы. Стал больше усилий вкладывать в свое хозяйство: увеличил посадки картофеля, который использовался не только для еды («Голод, хлеба нет, питаемся картошкой»