Еще один активно дискутируемый вопрос в те годы среди советских чиновников Наркомпроса – вопрос о судьбах университетского образования. Тут позиция новых руководителей оставалась достаточно противоречивой. Некоторые полагали, что на данном этапе оно не нужно и предлагали либо вовсе ликвидировать университеты, либо превратить их в чисто рабочие (пролетарские) университеты. О неудачной попытке создания по инициативе Пролеткульта Московского пролетарского университета упоминает в своей монографии Ш. Х. Чанбарисов877. Студент Петроградского университета С. Жаба, возглавлявший Совет старост (Старостат) вузов города, позже в эмиграции вспоминал, что на совещаниях, которые в 1919–1920 гг. устраивались Наркомпросом, «резко и определенно сформулирована была мысль о ненужности и вреде широко образовательных целей; многостороннее развитие личности объявлено лишней роскошью, а выработка узких специалистов, потребных советской власти объявлялась единственной задачей высшей школы»878. К 1920 г. Наркомпрос Украины ликвидировал большую часть университетов, превратив их в обычные вузы.
Другие руководители полагали, что университеты нужны. Поначалу достаточно активно учреждались и новые университеты – часть из них в честь годовщины Октября. По сведениям исследователя А. И. Авруса в 1918 г. были открыты 16 новых государственных университетов879. Сторонники университетского образования полагали, что их надо сохранить, но необходимо провести кардинальные реформы. Университеты находились в подвешенном состоянии вплоть до начала 1930-х гг.
На начальном этапе советского высшего образования, о котором мы ведем речь, много внимания уделялось изменению студенческого и преподавательского состава.
В рамках осуществления демократизации и борьбы с кастовостью преподавательского корпуса (а большевики настойчиво продвигали эту мысль о кастовости) была проведена процедура отмены ученых степеней и званий согласно Декрету СНК от 1 октября 1918 г.880 Тем приват-доцентам, кто имел педагогический стаж не менее трех лет, присваивалось звание «профессор», остальным – «преподаватель». После окончания предельного срока пребывания в должности (он составлял 10–15 лет) профессора и преподаватели вновь могли быть избраны на свои должности, но теперь уже по Всероссийскому конкурсу. Списки преподавателей общественных дисциплин утверждал Государственный ученый совет (ГУС во главе с М. Н. Покровским) – новая структура в сфере управления образованием, созданная по инициативе и решению отдела вузов Наркомпроса в январе 1919 г.
Студенчество – база будущей интеллигенции – находилось в сфере особого внимания советской власти. Свободный прием в вузы увеличил число выходцев из народа. Такие новые структуры вузов, как Рабочие факультеты и Факультеты общественных наук, созданные в 1919 г. и закрепленные в новом Уставе высшей школы в 1921 г., стали опорой новой власти. М. Н. Покровский прямо писал, что рабфаки – «политические учреждения»881. Он считал, что «рабфаки – одно из грандиознейших завоеваний пролетарской революции. Это один из тех клиньев, которые вбиты нами в буржуазную культуру раз и навсегда». По его мнению, «Рабфаки как таран должны пробивать консервативные стены высшей школы <…> Если пролетариат прочно завоюет фабрики и школу – он завоюет все»882. Будущий ректор Московского университета А. Я. Вышинский утверждал, что Рабфаки должны помочь превратить высшую школу из буржуазно–дворянской в рабоче-крестьянскую по своему составу и пролетарской по содержанию. Власть всецело поддерживала эти новые организации. К апрелю 1921 г. в стране существовали 59 рабфаков с 25,4 тыс. слушателей, среди которых рабочие составляли 46%, крестьяне – 25%, красноармейцы – 11%883. Ускоренные и активные изменения в социальном составе студенчества вузов стали происходить по окончании Гражданской войны.
И Рабочие факультеты и Факультеты общественных наук стали активными проводниками политизации и идеологизации жизни вузов, внедрения марксистского миропонимания. Высшая школа ускоренно готовила (по выражению Бухарина «штамповала») новые кадры интеллигенции. Рабфаковцы довольно быстро почувствовали себя хозяевами положения в вузах и порой провоцировали конфликты со «старыми» преподавателями и «белыми» студентами884.
Власть приняла установку на «орабочивание» (пролетаризацию) студенчества. Бывший ректор МГУ М. М. Новиков, находясь в эмиграции, оценивал это мероприятие как «стройно проведенную систему привилегий и протекций для поступающих в вузы»885. Меняя социальный состав студенчества, новые руководители государства создавали прочную опору для себя среди студенческой молодежи.
Еще одна важная актуальная на тот момент сторона новых подходов к высшей школе – исключительное внимание к созданию новых программ для обучения студентов в соответствии с коммунистической идеологией. Власть не устраивали программы юридических, экономических, филологических и исторических факультетов и подразделений. В. И. Ленин, например, возмущался тем, что в государстве диктатуры пролетариата, «в его государственных высших школах и университетах учат (вернее – развращают) молодежь старые буржуазные ученые старому буржуазному хламу»886. Считалось, что юридические факультеты – средоточие кадетской профессуры, что они готовят противников советской власти. Гуманитарные факультеты были упразднены, первыми – юридические. Были пересмотрены все действующие программы, разработаны новые.
Допуская к преподаванию в высшей школе прежних специалистов, Наркомпрос руководствовался следующей установкой В. И. Ленина, высказанной им в связи с публикацией Отчета и Директив партийного совещания по вопросам народного образования (состоялось в декабре 1920 г.): «Привлечение спецов должно быть осуществляемо при 2-х непременных условиях: во-первых, спецы не коммунисты должны работать под контролем коммунистов. Во-2-х, содержание обучения, поскольку речь идет об общеобразовательных предметах, в особенности же о философии, общественных науках и коммунистическом воспитании, должно определяться только коммунистами»887.
Особое внимание уделялось преподаванию общественных дисциплин, формированию нового мировоззрения, внедрению марксистской идеологии. Введение новых курсов гуманитарных дисциплин началось уже в 1919 г. – чтение лекций по истории социализма888. Идеологические соображения определяли в значительной степени политику большевиков в сфере образования. Н. И. Бухарин откровенно заявлял: «Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически на определенный манер <…> Мы должны воспитывать культурных людей. Но не просто культурных, а таких, которые работали бы на коммунизм»889. Эта «тренировка» началась уже в годы Гражданской войны. 3 декабря 1920 г. было издано Постановление СНК «О реорганизации преподавания общественных наук в высших учебных заведениях РСФСР», подписанное В. И. Лениным890.
Марксизмом в вузах должны были овладевать и студенты, и преподаватели. Профессор В. В. Стратонов, бывший декан физико-математического факультета МГУ, один из руководителей забастовки коллектива Московского университета в 1922 г., по этому поводу позже вспоминал: «Положение профессуры Московского университета в 1920–1921 гг. было, конечно, не хуже, чем остальных обывателей, но все же оно было весьма тягостным <…> Профессора претерпевали материальные и моральные тяготы, но еще могли сохранить достоинство, оставаясь просто беспартийными <…> Впоследствии под непрерывной угрозой потери места, а следовательно, голода профессура оказалась вынужденной изучать Маркса»891.
Высшая школа, как и все российское общество, в военные годы испытывала большие лишения. Материальное положение вузов и преподавателей резко ухудшилось не только из-за войны, но в том числе из-за классового подхода к представителям «буржуазной» интеллигенции, зарплаты которых были сильно урезаны.
Ученица историка А. А. Кизеветтера вспоминала об учебе в 1920– 1921 гг. в Московском университете: «Холодные аудитории, хаос, постоянные смены программ»892. В. В. Стратонов отмечал «невероятные лишения и тягу к знаниям» у студентов. По его словам, «студенчество – самое светлое явление нашей горестной эпохи»893.
Один из петроградских студентов вспоминал: «Жилось нам, студенческой молодежи, очень нелегко. Стипендий для огромного большинства не было. Они давались немногим. Надо было зарабатывать на жизнь и на возможность учиться. Хотя двери высшей школы с первых лет советской власти гостеприимно открылись для всех»894.
Уже упомянутый петроградский студент С. Жаба о действиях Наркомпроса в те годы отзывался так: «Полная бессистемность – суетливая смена предписаний, стремление к подчинению для подчинения, нарушение данных обязательств, постоянная оглядка на «старшие комиссариаты»895. Во многих воспоминаниях, особенно эмигрантов, присутствуют размышления и высказывания о непоследовательности, непродуманности и порой противоречивости первых мер новой власти в сфере высшего образования.