Босс и его помощник находились в одном из бункеров в Вашингтоне, днем и ночью освещенных неоновыми лампами.
— Мы в процессе сбора всех метаданных, которыми располагаем. Еще несколько часов — и можно будет с минимальной погрешностью просчитать наперед все действия и поступки и тех и других…
Джей намекал на программное обеспечение, разработанное «Вотч Корп»: улучшенная версия «ПредПол» — программы для полицейского прогнозирования, которая в 2011 году использовалась полицией во многих американских городах. Разработанная антропологом, математиком, полицейским и криминалистом, «ПредПол», напоминавшая фильм «Особое мнение» и его полицейских-провидцев, использовалась не только в опасных кварталах, но и в более спокойных местах, таких как Лос-Анджелес, Мемфис, Нью-Йорк. Благодаря этой программе полицейские пребывали в готовности за много часов до того, как преступление, о котором предупреждал компьютер, совершалось в реальности. В чем секрет? Тайная математическая формула, сложный алгоритм, задействовавший и объяснявший сотни данных: статистика, теория вероятностей, уровень преступности, местоположение правонарушителей, перемещения, структуры сетей главных и второстепенных автомобильных дорог, степень легкости доступа и отступления, история правонарушений… Этот тип прогностического программного обеспечения набирал обороты в тот период времени, когда расцветала новая религия: вера во всемогущество компьютеров. Но, как и многие ветераны, Джей скептически относился к возможностям «ПредПол». Его успех он относил на счет грозной маркетинговой стратегии и сильного лоббирования со стороны заинтересованных учреждений.
Более того, он знал таких людей, как эта шайка обезьян из Каскейдс; а еще воинствующие экологи, неолуддиты, выживальщики, антиправительственные формирования, прослывшие мастерами искусства маскировать и подделывать свои данные. А без данных — король-то голый… Вечная борьба между машинами и теми, кто им сопротивляется.
— Предвидеть, что они сделают в ближайшем будущем, бесполезно, если нас не будет на месте, Джей.
На одном из экранов была хорошо заметна «Краун Виктория» Рейнольдса, сворачивающая в темные улицы Ист-Харбор. В то самое мгновение он ехал по Варбасс-уэй — улице, которая тянулась вдоль набережной. Вдруг примерно в километре к юго-западу от него замигал красный треугольник.
Джей тут же перезвонил Ноа.
— Его обнаружили; он у перекрестка Маргерит и Спринг, у волейбольной площадки. Будь осторожнее, чтобы он тебя не обнаружил.
Они с Огастином увидели, как «Краун Виктория» в сопровождении снимающего ее на видео дрона выезжает с Варбасс-уэй, лавирует на Аризона-стрит и возвращается в центр. Красный же треугольник мигал, но оставался неподвижным. Уже не в первый раз радиомаяк в машине Генри переставал подавать сигнал: должно быть, какие-то технические неполадки или из-за погодных условий. Технология еще недостаточно совершенна, чтобы вести передачу на таком расстоянии: всегда находятся какие-то недостатки. Интриговало кое-что другое: телефонные разговоры, эсэмэски и электронные письма, которыми обменивались члены этой маленькой шайки, были на удивление краткими и не представляющими интереса. Чересчур краткими и слишком не представляющими интереса, учитывая все происходящее. Как если б эти подростки опасались, что за ними шпионят. Что, в сущности, логично: Генри у полиции подозреваемый номер один, и все они, без сомнения, опасаются, что их прослушивают.
Все так, но Генри в своем компьютере делал запрос о Гранте…
Что он знает на самом деле? Что сказали ему мамы? Джей пожалел, что Ноа тогда не добился успеха в их доме. Они бы выиграли драгоценное время и неплохо сэкономили на поисках. А теперь все настороже.
Внезапно голос Гранта выдернул его из задумчивости:
— Мы выезжаем туда.
Джей обернулся.
— А? Что? — Он поднял руки. — Грант, но ведь завтра Хэллоуин! Ты должен посетить детскую больницу и разделить этот праздник с маленькими пациентами — вот что тебе следует сделать. А затем тебе надо присоединиться к своей жене и своим дочерям, чтобы прогуливаться по улицам своего города… Ты что, забыл? Важное значение семьи… Черт подери, через шесть дней выборы!
По результатам последних опросов, Грант и его соперник шли ноздря в ноздрю, для результатов выборов каждая мелочь могла оказаться решающей. И это не самое лучшее время, чтобы отправиться на другой конец страны. Завтра местный журналист собирается опубликовать на редкость компрометирующие сведения о сопернике Гранта — те, которыми его снабдил сам Джей. На них, будто дворняги на косточку, бросятся все средства массовой информации, которые захотят узнать, что думает об этих разоблачениях Грант Огастин.
— Мой сын в смертельной опасности, а ты хочешь, чтобы я проводил Хэллоуин с другими мальчишками за тысячи километров от него?! — гневно возразил Грант; его глаза сузились и напоминали две щелочки. — Хэллоуин! Я им что, сраный клоун?! Один из этих маскарадных зомби?! И какому только болвану пришла в голову такая дурацкая идея!
Джей увидел, как молодые люди вокруг них втянули головы в плечи, как черепахи в панцири. В отличие от них, сам Джей привык как к приступам гнева Гранта, так и к его красочной манере выражаться.
— Что ты хочешь сделать? — спокойно спросил он.
— Заказываем авиарейс в Сиэтл, затем гидропланом до Гласс-Айленд. Берем с собой все оборудование, какое только возможно, включая техников, которые едут с нами. Также найди мне в нашей службе безопасности двух-трех надежных парней. И место, где всем остановиться. Если надо, забронируй целую гостиницу. Желательно на соседнем острове: не стоит привлекать внимание… На вопросы журналистов можно ответить по телефону и вернуться за два дня до выборов. В любом случае ты сбросил такую бомбу, что нашему противнику капут, finito.
Огастин взглянул на часы, подошел к единственному окну, которое не было наглухо закрыто, и посмотрел на мокрую пустынную улицу, освещенную уличными фонарями. Внезапно он вспомнил свою первую встречу с Мередит. Это было в 1995 году на благотворительной вечеринке в Вашингтоне, в отеле «Хэй-Адамс», куда было приглашено много депутатов Республиканской партии и влиятельных лиц. Спутницей одного из таких деятелей и была Мередит; старый, набитый деньгами подонок, у которого были выходы на Конгресс. Она сидела за столом Гранта, слева от него. Он как раз только начал свое дело, но уже тогда питал честолюбивые надежды. У него была жена, две малолетних дочки, но его ослепила эта юная женщина, которая так непринужденно держалась в роскошной обстановке дворца. На ней было очень простое шелковое платье с открытой спиной — вызывающее, демонстрирующее взору затылок и лопатки. Волосы были уложены в изящную прическу. Высокая, с длинными ногами, спортивного телосложения. Что самое важное, это была одна из самых красивых женщин, которых он когда-либо встречал в Вашингтоне, а их он встречал немало. Грант спросил, чем она занимается в городе; Мередит ответила, что получает иезуитское образование в университете Джорджтауна, где изучает философию, теологию и гуманитарные науки. Позже он убедился, что она сказала правду, а такая работа была для нее средством оплачивать учебу. Несмотря на то что с первой секунды Огастин понял, с кем имеет дело.
Однако в ней было что-то удивительно стихийное и естественное. Ничего заученного или вычурного. Ее склоненный затылок напоминал стебель цветка, который клонится под тяжестью своей красоты. Грант перекинулся с Мередит парой словечек во время одной из скучных речей: те одна за другой раздавались с трибуны, и после каждой присутствующие послушно аплодировали. В какой-то момент он неожиданно для себя самого произнес эту странную фразу:
— А как же любовь?
Девушка тут же повернулась к нему и в упор посмотрела темно-карими глазами. В свете люстр в них плясали крохотные огоньки — и Грант подумал о каштанах, которые жарятся на огне.
— Любовь? В этом зале ее нет. Лишь тщеславие, честолюбие, зависть и ненависть.
— Тогда что же вы здесь делаете?
— Изучаю, чтобы узнать в тот день, когда с этим встречусь.
Ответив, Мередит переключила внимание на трибуну. В это самое мгновение — Грант хорошо это помнил — он и запал на нее. В конце вечера, сам себе удивляясь, он незаметно передал ей свой телефонный номер. Девушка взяла карточку, зажав ее между указательным и средним пальцем правой руки, а затем неуловимым движением легко провела по щеке Гранта кончиком пальца, закончив движение почти у его губ. Он счел это прикосновение эротичнее любой ласки.
Мередит позвонила две недели спустя. К тому времени Грант окончательно убедился, что она не позвонит, и решился выяснить у старого скряги имя женщины, сопровождавшей его в тот вечер. Грант и сейчас вспоминал единственные слова, которые она произнесла:
— «Виллард Интерконтинентал». Сегодня вечером. В двадцать три часа. Это будет стоить пять тысяч долларов.
— Какой номер комнаты? — спросил он в ответ.
Оторвав взгляд от окна, Огастин повернулся к Джею:
— Сейчас час ночи, там десять вечера. Я хочу, чтобы через два часа все были готовы. Вылетаем еще до рассвета.
Когда шерифу Бернду Крюгеру позвонили, он занимался кормлением орлов — ровно в 21.53, как он укажет позже в своем докладе. Его старый «Джи-эм-си» был припаркован на поросшей травой обочине Миллер-роуд, в открытом багажнике лежали кусочки курятины в вакуумной упаковке. Бернд Крюгер размахивался и кидал их через забор на влажный луг, и орлы, собравшиеся вокруг на высоких деревьях, пикировали вниз в свете фар — вжжжж, — хватали кусочки курятины на бреющем полете, выставив когти вперед, словно нажимали на педаль тормоза, и — хоп! Быстро снова взлетали на самые верхние ветки.
Величественные. Царственные. Великолепные. Невзирая на дождь.
Орлы лысые и орлы королевские.
На острове была самая большая популяция орлов на всем архипелаге, а значит, и во всем штате. Здешние орлы жили парами; они соединялись на всю жизнь.