«Пальмы, асфальт, пробки, неон и смог — добро пожаловать в Лос-Анджелес», — сказал себе Ноа, пока шофер ругался на чем свет стоит.
— Выйди в сад, — сказал я твердым голосом, — дом, возможно, прослушивается — и перезвони по номеру, который высвечивается на табло.
— Генри? — воскликнула мама Лив. — Слава богу, ты жив! Почему ты не позвонил раньше? Мы здесь умирали от беспокойства!
В ее словах я ощутил огромное облегчение, но сам чувствовал холод и безразличие, некую отстраненность и продолжил тем же тоном:
— Выйди в сад и перезвони на номер, который высвечивается, только со своего телефона, мама. Разговор окончен.
— О чем ты говоришь? Какой телефон? Я ничего не понимаю!
— Сделай это. Я знаю, что он у тебя есть. Как-то раз я слышал, как ты по нему говорила… Телефон с предоплаченной картой… Я жду.
Я дал отбой.
— Я его потерял! — объявил Флорес.
— Что?
— Я потерял Блейна! Он вышел из паба в маске и заговорил на улице с кем-то из родителей. Я недосмотрел!
— Не может быть! — рявкнул Крюгер, оборвав разговор на полуслове.
Отложив все дела, он позвонил Нику Сколнику, которого отправил следить за домом Генри.
— Ник? Как там у тебя? Все хорошо?
— Докладывать не о чем, — ответил брат Чарли.
Ник выслушал указания и прервал диалог. Похоже, шеф Крюгер здорово нервничает. Машинально он взглянул на дом, огни которого светились сквозь проливной дождь, и снова включил 92.9 KISM, «Рок-радио Беллингхэма», однако струйка хорошего классического рока утонула в потоке рекламы и болтовни.
Ник предпочел бы находиться рядом с Триш, которая сейчас, должно быть, в пабе с подругами, в суперсексуальном хэллоуинском костюме. У Ника еще не было времени выяснить, кем она нарядилась, но он представлял себе облегающие шорты, лиф, позволяющий видеть половину ее бюста, и грим в стиле вамп или коммандо. От одной этой воображаемой картины его пенис затвердел в брюках из синей саржи. К несчастью, Крюгер вызвал весь состав на эту чертову ночь Хэллоуина…
И не только по случаю зомби и ведьм, свободно разгуливающих по улице. Этим утром были освобождены Оутсы, и они охотятся за Генри. При мысли об этом Нику стало не по себе. Он был в курсе, что те уже на острове. И Старик не оставил ему выбора. Где Генри? Он никогда не испытывал к нему особой симпатии, но, черт возьми, этому малолетнему придурку грозит смертельная опасность. И еще одному придурку — его собственному брату. Как Ник и утверждал по телефону, столкнул Даррелла вовсе не Чарли.
— Боже мой! — воскликнул Огастин, услышав в динамиках голос сына.
— Сделай это. Я знаю, что он у тебя есть…
— Это он, Джей! Он жив!
Прислонившись спиной к окну, Джей молчал, нахмурив лоб. Под его глазами залегли тени. Целые сутки он не смыкал глаз и начинал ощущать утомление.
Джей попытался мысленно встать на место своего босса, понять, что тот сейчас чувствует, в первый раз услышав голос сына. Но оттого, что он не был отцом и никогда им не будет, с этим возникли некоторые проблемы.
— Как-то раз я слышал, как ты по нему говорила… Телефон с предоплаченной картой…
Его голос был грустным, но решительным. В нем чувствовалась огромная усталость, но он оставался твердым.
«И достаточно холодным», — с уважением отметил про себя Джей.
Затем разговор был прерван.
В номере люкс, превращенном в командный пункт, Грант поднял на Джея обезумевший взгляд. Судя по всему, босс был сильно поражен происходящим.
— Где он? — спросил Грант. — Где он, черт побери?
Джей посмотрел на него. Босс принялся двигаться, бездействие его угнетало. Он проделал это долгое путешествие, чтобы прийти на помощь сыну, и в итоге не в состоянии его защитить. Если Генри окажется в руках этих дуболомов, он мертв, и все, что останется Гранту, — присутствовать на его похоронах. Подобная ситуация выводила его из себя. Он чувствовал, что начинает терять контроль.
— Джей, — сказал Огастин, — мы не можем сидеть сложа руки. Надо действовать.
Нахмурившись, Джей принялся размышлять, такой же растерянный и озабоченный, как и его босс.
Единственное, что нарушало тишину, — периодические радиопомехи, раздающиеся из динамиков. На мониторе, передающем изображение из гостиной, они увидели, как Лив направляется к входной двери.
— Вот ведь дерьмо, — с досадой произнес один из молодых компьютерщиков. — Снаружи нет микрофонов. Из-за этой грозы даже дрон не запустишь, чтобы сделать видеосъемку.
Джей повернулся к парню из команды — в черном свитере, кевларовом жилете и темных штанах. Зарядные устройства и пистолеты — тоже черные — ожидали своего часа, благоразумно разложенные на низком столике.
— Вертолет готов? — спросил он.
Другой парень утвердительно кивнул.
— Пошли! На остров, там разделимся на две группы: одна — патрулировать улицы Ист-Харбор, другая — следить за домом Генри и окрестностями. Пошевеливайтесь! А если там появятся эти психи, сделать из них отбивную.
— Coño, que mariconada![61] — воскликнул шофер-мексиканец, разглядывая застывшую стальную реку на бульваре Ла-Сьенега, в то время как на другой стороне дороги машины, спускающиеся из Западного Голливуда, преспокойно проезжали на юг с зажженными фарами.
Он обернулся к Ноа:
— Lo siento,[62] нам не повезло, сеньор. Судя по всему, мы из этой хрени не скоро выберемся. Вы торопитесь?
— Не особенно, — ответил Ноа, разглядывая дешевую олеографию, изображающую святую Деву Гваделупскую на приборной доске. — Это ждало шестнадцать лет и вполне может подождать еще два часа.
Он вынул из дорожной сумки конверт, который взял в комнате Генри. Перечитал находящиеся в нем условия договора.
«У меня нет ни намерения, ни желания считаться официальным родителем будущего ребенка. С момента моего пожертвования и в максимально возможной степени я отказываюсь от любых претензий, которые мог бы иметь в отношении ребенка, который родится благодаря моему пожертвованию. Данный отказ имеет силу независимо от того, будут ли мои образцы спермы использованы замужней или незамужней женщиной, а также вне зависимости от ее морально-этических целей и того, в каком штате или государстве они будут использованы».
Чуть дальше в договоре уточнялось:
«Донором спермы заключен договор с дипломированным врачом или официально зарегистрированным банком спермы, действующим в репродуктивных целях. Женщина, использующая образец и не являющаяся супругой дарителя, будет обладать всеми родительскими правами в отношении этого ребенка, несмотря на то, что ее родительство не является естественным».
Ноа вынул другой листок — формуляр, где в числе прочего уточнялось, что даритель принадлежит к белой расе, не страдает ни серповидноклеточной анемией, ни болезнью Тея-Сакса, ни муковисцидозом, что он умный, спортивный, любит все музыкальные направления, за исключением кантри и тяжелого металла. Он обозначен номером 5025-ЕХ.
Размышления Ноа прервал телефон, завибрировавший у него в кармане. Звонил Джей.
— Ты был прав, задав этот вопрос.
— То есть?
— Ручка в ящике — та, фотографию которой ты мне прислал.
— И что?
— Ты просто как в воду глядел: я связался с АТФ.[63]
Бюро алкоголя, табака, оружия и взрывчатых веществ: Ноа знал, что оно располагает базой данных по трем тысячам видов чернил. Теперь в шариковых ручках используются пасты на основе синтетических красителей, разведенных в растворителях и добавках; их компоненты могут быть выделены методом спектрометрии или хроматографии.
— По их мнению, модель ручки и состав чернил совпадают. Но, внимание, это чернила достаточно распространенного типа, используются и в других ручках.
— Что они тебе точно сказали, какими словами?
— Учитывая все обстоятельства, восемьдесят процентов вероятности, что данные чернила относятся к данной ручке.
— В качестве доказательства для суда это вряд ли достаточно.
— А для нас достаточно, Ноа, — отозвался Джей. — Хорошая работа, — добавил он.
— Скажешь об этом своему начальнику?
— Не сейчас. Посмотрим, что тебе удастся найти в Лос-Анджелесе.
Убирая телефон в карман, Рейнольдс испытал какое-то странное чувство. Открытка: он с самого начала знал, кто ее написал.
Находясь на грани нервного срыва, Франс спросила себя, куда ушла Лив. Затем ее поразила другая мысль: «Генри жив! Он цел и невредим!» Эта мысль должна была бы успокоить ее, но Франс не понимала, почему Лив куда-то поспешила, едва их сын позвонил.
Господи, что же происходит? И, главное, почему Лив все не возвращается?
Франс умирала от беспокойства…
По ту сторону застекленной веранды водостоки переполнялись от дождя и, должно быть, завывал ветер. Внезапно, впервые настолько отчетливо, Франс ощутила, что дом стал… враждебным.
Как давно у нее возникло это чувство? Ощущение, что земля снова уходит из-под ног. Что их маленькая вселенная скоро разлетится на куски. Чувство, которое ей уже довелось испытать. Тогда, в Лос-Анджелесе… Она поняла, что все события последнего времени говорят об одном: ужасная смерть Наоми, обвинения, выдвинутые против Генри, подозрительность, взгляды жителей Ист-Харбор, когда она делала покупки, недоброжелательные вопросы полиции… Это место, которым она так дорожила, которое так любила, мало-помалу стало для нее невыносимым. Теперь у Франс было только одно сильнейшее желание: уехать, как они это уже делали.
Бежать…
Как они сбежали из Лос-Анджелеса, пока не стало слишком поздно. Тогда они думали, что наконец-то смогут найди здесь мир и покой: сюда никто за ними не приедет. Но они снова оказались на краю пропасти…