Ноа окинул взглядом потертый ковер, пятна сырости на потолке. Они подтверждали то, что он накопал в Интернете: по части финансов Джереми М. Холлифилд находится в отчаянном положении.
— Да. Вы сохранили архивы?
Холлифилд кивнул. Вдруг его глаза сузились до состояния двух щелочек, делая его похожим на большую жабу. Ноа догадался, что тот прикидывает, сколько сможет вытянуть из своего гостя.
— Не верю своим ушам, — вдруг сказал он. — Я сижу здесь с вами, но не могу поверить тому, что только что услышал. Неужели вы и вправду хотите, чтобы я раскрыл личность донора 5025-EX? Вы в курсе, что это незаконно?
«Ах-ах, — хмыкнул про себя Ноа. — Ну, прямо святая невинность!»
Он улыбнулся настолько дружески, насколько это было возможно, учитывая отвращение, которое вызывал у него этот тип.
— Я целиком и полностью осознаю это.
— Значит, вы понимаете, что я не могу удовлетворить вашу просьбу?
— Никто ничего не узнает — ни от моего клиента, ни от меня.
— Даже на таких условиях. Что бы стало, если б все приходили ко мне с такими просьбами? — Джереми М. Холлифилд выглядел глубоко оскорбленным.
— Десять тысяч долларов.
Лицо хозяина дома немного смягчилось.
— Пятьдесят.
— Двадцать, — качнул головой Ноа.
— Сорок.
— Тридцать, и торг закончен, — подытожил детектив, зная, что именно эту сумму у Холлифилда требует банк. — Где вы храните свои архивы?
— Прямо здесь, — ответил Холлифилд, вздыхая и поднимаясь с места. — Поверить не могу, что я делаю это… Просто в голове не укладывается. Знаете, если я и предоставляю вам эту информацию, то лишь потому, что отдаю себе отчет: за всем этим стоит несчастный ребенок, который безуспешно пытается узнать, кто его отец.
Ноа не поверил ни единому слову. Жалкая попытка замаскировать свою жадность под благородный поступок. Можно подумать, этот тип сам в это верит. Детектив бросил на него суровый взгляд. Холлифилд двинулся по коридору, сделав знак следовать за ним.
— Целыми неделями я буду винить себя. Могу я хотя бы узнать, как вы распорядитесь этой информацией? — плаксивым голосом спросил Холлифилд.
— Не переигрывайте, Джереми, — оборвал его Ноа.
Коридор привел их в просторный гараж. Посредине стоял старый «Форд Мустанг», рядом на стойке — «Хонда Голдвин». На полу виднелись масляные пятна, по стенам были развешаны инструменты, в углу примостился металлический шкаф-картотека. Джереми подошел и открыл его.
«Невероятно, — мысленно отметил Ноа. — Он даже не заперт!»
Несколько секунд Холлифилд рылся в буквах Д-Е-Ф, а затем торжественно извлек из ящика папку.
— Вот и он! Даг Клэнси… Тогда он жил на Ла-Холья, на севере. Но не могу гарантировать, что адрес и телефон еще актуальны.
Когда дверь открылась, я поднял голову и услышал голос Хантера Оутса, оравшего на другом конце здания:
— Я хочу поговорить со своим адвокатом! Слышите меня, вы, сборище придурков?
Я сидел в кабинете сержантов, напротив камер, где были заперты Старик и его сыновья.
— Пойдем со мной, — приветливо сказал Платт, придерживая дверь открытой.
На какую-то долю секунды я подумал о Франс и Лив: что хорошо бы выхватить пистолет Криса и застрелить из него Старика.
Я последовал за Платтом. Мы обошли здание снаружи, и он толкнул дверь справа от себя. Конференц-зал, он же офис шерифа… Именно здесь я выдержал свой первый допрос — сразу же из глубин памяти выплыли воспоминания о Наоми на пляже и вопросы следователя.
Когда все вокруг начало вращаться, мне пришлось опереться о дверной косяк. Крюгер встал со своего места.
— Генри, тебе плохо?
— Нет-нет, все нормально…
Я подошел к стулу, на который указал шериф.
— Уверен? Может, лучше позвать врача?..
Когда я пришел в сознание после обморока, то обнаружил себя в больнице, где незнакомая женщина-врач долго исследовала меня, прежде чем передать в руки начальства. Не знаю, сколько времени я находился в отключке.
Я отрицательно помотал головой.
После того как санитар сделал мне инъекцию, в голове стоял туман, а ноги были какие-то слишком ватные.
— Если хочешь, отложим это на потом, — настаивал шериф Крюгер.
Я бросил взгляд на настенные часы. Почти восемь вечера.
— Нет-нет, все нормально.
Шериф кивнул.
— Хантер, Блейн и Гейлорд Оутсы обвиняются в убийстве твоих мам, — сказал он, — в поджоге дома и нападении на Ника Сколника.
Я уставился на него; голова была совершенно пустой, но до меня постепенно дошел смысл его слов.
— Что?
— Ник получил удар ножом. Похоже, когда появились Оутсы, он хотел вмешаться. Теперь его жизнь вне опасности, но у нас есть к нему вопросы насчет его взаимоотношений с Оутсами.
Голос Крюгера едва звучал, сам он выглядел предельно усталым.
«Гейлорд, — единственное, о чем подумал я. — Вот черт, Старика зовут Гей-лорд!» Мелькнула мысль о его родителях — возможно, таких же расистах и гомофобах, как и он сам, — которые нарекли сына таким именем, не подозревая, к каким последствиям это приведет семьдесят лет спустя!
— Что произошло, Генри? — мягко спросил Крюгер. — После того, как ты удрал на каяке.
Я кратко рассказал о своем пребывании на острове, уделив особое внимание разговору с Лив и тем признаниям, которые она сделала по телефону. Крюгер и Платт переглянулись, а затем, повернувшись ко мне, энергично кивнули, как если б они были членами экзаменационной комиссии, а я — абитуриентом, давшим правильный ответ.
— Как они умерли? — спросил я.
— Гм… — Шериф откашлялся, чтобы прочистить горло. — Лив была… гм… зарезана. — Когда он произнес это слово, его голос понизился почти до шепота, но я даже не дрогнул. — Что касается Франс, здесь трудно сказать, учитывая, что… без сомнения, она сгорела при пожаре… Знаешь, когда сначала задыхаются от дыма, а потом сгорают, то ничего не чувствуют… — Он опустил глаза, а затем снова поднял их. — Мы нашли кое-что, подтверждающее твое заявление о том, что произошло между твоей матерью и матерью Наоми… и между твоей матерью и самой Наоми…
Я молча смотрел на него.
— В лодочном сарае нашли сеть, абсолютно идентичную той, в которой было обнаружено тело Наоми. Конечно, это обычная рыболовная сеть, в которой нет ничего особенного, но, во всяком случае, данная деталь согласуется с твоими показаниями. Тем не менее с тебя подозрения все равно полностью не снимаются, так как этот сарай и твой тоже.
Крюгер выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями.
— Однако у нас есть доказательство, что сегодня ты действительно говорил с матерью по телефону. Продолжительность вашего разговора соответствует… А еще парень из мебельного хранилища подтвердил, что ячейка в самом деле оформлена на ее имя. У нас есть его свидетельство, что ты приезжал, чтобы там порыться. Парень сказал, ты выглядел каким-то нервным, и ему показалось, что он видел банкноты… Кроме того, Чарли и твои приятели рассказали о вашей экспедиции к Таггерту и Оутсам. Нэт Хардинг со своей стороны подтвердил ваш визит к нему и существование шантажиста. И, наконец, в вашей лодке нашли следы крови. Кабина была вычищена, но недостаточно хорошо. Кровь впиталась в мягкую обивку. В настоящий момент мы знаем, что эта кровь той же группы, что у Наоми. Наверняка лаборатория подтвердит, что это ее кровь. Принимая во внимание все это, уже сейчас можно признать, что ты говоришь правду.
Шериф улыбнулся, и я догадался, какое облегчение он сейчас испытывает.
— Там снаружи тебя кое-кто дожидается, — добавил он.
Я поднял глаза.
— Его зовут Грант Огастин; он утверждает, что ты его знаешь. Это так?
На этот раз завеса тумана приподнялась. Понимание, будто молния, прошибло меня от макушки до пяток.
— Да.
Крюгер в упор посмотрел мне в лицо. Его взгляд был острым, будто нож.
— Не знаю, откуда взялся этот тип, но с ним здесь настоящая армия. Я связался с ФБР, и мне приказали оказывать ему всяческое содействие. Господи, можно подумать, сюда прибыл генеральный прокурор собственной персоной!.. Генри, кто это?
— Это мой отец, — холодно ответил я.
— Что?
Я резко выпрямился на стуле и посмотрел вокруг себя.
— Можно мне кофе? Большой… и чтобы кофеина побольше.
Крюгер покосился на настенные часы.
— Ты уверен? А может, тебе лучше что-нибудь для сна?
— Кофе. И шоколадный батончик, если есть.
Я произнес это неожиданно твердым и резким голосом.
Шериф поднялся, не скрывая удивления.
— Конечно. Сейчас я все принесу.
Когда второе такси доставило его по указанному адресу, Ноа на мгновение задержался, вдыхая вечерний воздух, куда более теплый, чем в Сиэтле, и разглядывая освещенные дома между деревьями, выстроившимися вдоль улицы. Казалось, они явились сюда прямо из какого-нибудь фильма Билли Уайлдера.
Север, Ла-Холья-авеню в Западном Голливуде. Большинство домов были крохотными, с красными черепичными крышами, построенные в чисто калифорнийском стиле в период между двумя мировыми войнами. Владельцы подновили их и до огромных размеров расширили с задней части, втрое или вчетверо увеличив жилую площадь.
Возле урны, на краю тротуара, который Ноа пересек, чтобы позвонить в дверь, был припаркован внедорожник «Мерседес ML350». Двое мальчишек на самокатах с обеих сторон обогнули Ноа. Он мельком глянул им вслед. Эта прямая улица разительно отличалась от узкого ущелья, змеившегося среди холмов Голливуда. Ночь в этой части Лос-Анджелесе пахла асфальтом и бензином.
Когда Рейнольдс снова перенес внимание на дом, входная дверь уже была открыта. На пороге стоял мужчина лет сорока.
— Даг? — спросил Ноа.
— Да?
Ноа почувствовал, как его пульс слегка ускорился. Может быть, наконец повезло… Он медленно двинулся вперед по недлинной аллее между двумя карликовыми пальмами, освещенными прожектором. Даг был меньше его ростом, как и большинство людей. Волосы закрывали уши, загорелая кожа под шестидневной щетиной, рубашка с рисунком в виде обезьян. «Мы в Лос-Анджелесе», — напомнил себе Ноа.