– Они еще с прошлого лета стали плакатики вешать, – услышала она за спиной тонкий голосок. – Агитируют! Видать, не так крепка власть!
– Недавно видал агитку похлеще, – поддакнул басовитый собеседник. – «Хочешь побороть холод, хочешь побороть голод, хочешь есть, хочешь пить, спеши в ударную группу образцового труда вступить».
– Ишь ты! Наизусть выучил! Никак проникся? – ерническим тоном удивился первый.
– Иди ты! – обиделся бас и шмыгнул носом.
Анне в стекло видно было плохо, но оборачиваться она не стала.
Критикующие граждане двинулись дальше.
Она еще немного постояла, вглядываясь в очертания людей за спиной.
Интересно, Шишов уже следует за ней?
Стало стремительно темнеть, и продолжать шататься по улице было глупо.
Она все же зашла в хлебный и, купив булку, двинулась домой, стараясь не спешить и не оглядываться.
Все равно никого не увидит, а шпик может догадаться, что о слежке она осведомлена.
Фефы дома не было. Как и ужина.
Дело небывалое, поэтому Анна сразу занервничала и побежала первым делом к Тане.
Дверь отворила Фефа:
– Да здесь я, чего всполошилась?
Голос был недовольный.
– Не знаю. Ты не говорила, что уйдешь. – растерялась Анна.
– Ну не говорила, так что? Иди картошку чисть, я скоро.
И захлопнула перед носом дверь.
Ну и дела! Что за тайны мадридского двора? И главное – никакого сожаления, что в доме нет еды. Или Фефы целый день не было?
Пребывая в сильном недоумении, Анна начистила картошки, думала пожарить, но постного масла не оказалось, поэтому поставила варить. Затем заглянула в буфет и обнаружила, что нет ни чаю, ни сахару.
Это было уж вовсе за гранью приличия и совершенно не похоже на Фефу.
Оставалась только купленная ею булка. Отломив кусок, Анна налила в кружку кипятку и стала есть.
Все одно к одному: расследование тормозит, убийца гуляет на свободе, за ней следят, а тут еще Фефа фордыбачит!
Уснула она, так и не дождавшись возвращения заблудшей овцы.
Но самым удивительным было то, что и наутро Фефа не вернулась.
Злая Анна оставила ей грозную записку и побежала в отдел.
Не терпелось узнать, выяснил ли что-нибудь Шишов.
Оказалось, что да.
– Ходит за тобой неприметный такой человечек лет сорока, – сообщил Маркелов. – С виду неказистый, но дело свое знает. Я так думаю, что слежкой давно промышляет.
– Из бывших агентов?
– Возможно. Дело свое делает мастерски и все время проверяется, так что пришлось совершать акробатические этюды, чтобы не засек.
– Подожди-ка, – опешила Анна. – Так ты за ним сам следил, что ли?
– Решил, пока не выясним, откуда дует ветер, кучу народу привлекать ни к чему. Если бы Шишов засветился, все: ушел бы наш малый, только его и видели.
– Егор, спасибо тебе большое!
– Погоди благодарить. Вот слушай. Наш шпик довел тебя до дома, подождал, пока погасишь свет, и ушел. Далеко шел, аж до Обводного. Там есть чайная. В той чайной его ждал, как я понял, заказчик. Тип мне незнакомый.
– Как выглядит?
– Высокий, худой, волосы черные, нос острый, лицо узкое. Одет странно. Шинель, а под ней, знаешь, штука такая, спортсмены носят или водолазы. Вязаная.
– Свитер?
– Точно. Все время забываю. Свитер на нем был. Светлый, то есть не военный.
Он заглянул ей в лицо.
– Никто на ум не приходит?
Очень даже приходит. Сразу пришел.
– Почему решил, что это заказчик?
– Так нетрудно догадаться. И похоже, что чайная – постоянное место встречи. Обоих субчиков там знают, обращаются уважительно. Значит, бывают в заведении и чаевые дают.
– Шпионы так не поступают. Дважды в одном и том же месте встреч не назначают.
– Выходит, не шпионы и шифроваться им незачем. Так ты не ответила. Знаешь этого с узким лицом?
– Ни разу не видала.
– Тогда предлагаю взять одного и с пристрастием допросить.
– Ты что, знаешь, где их логово?
– Того, что за тобой ходил, да. Снимает комнатенку на Шлиссельбургском. Второго отследить не смог, прости.
– Надо было за ним идти.
– Этот сразу бы меня засек. Время позднее, народу мало.
– Но и ты не промах.
– Согласен, – важно кивнул Егор, – но из двоих заказчик – опытнее. Поверь, у меня глаз наметан. Я вот что придумал. Мужичонка, судя по всему, сегодня снова к тебе пристроится. Возьмем его в удобном месте так, чтобы рыпнуться не успел. Лады?
– Когда?
– Да прямо сейчас. Через часик выдвинешься, например, в сторону Литейного, а уж там дело за нами.
– А с заказчиком?
– Его возьмем в чайной вечером. Агент, как я понял, каждый вечер ему докладывает.
– Одно условие – в чайную сама пойду.
– Рискуешь. Парень серьезный, и пока мы не знаем, откуда он и зачем.
– Все понимаю, но давай договоримся – вы на улице.
– Ладно, Чебнева, если что, на венок кладбищенский за счет отдела всегда можешь рассчитывать. И что ты там говорила насчет благодарности? Хрустит или булькает?
Анна сделала вид, что задумалась.
– А если во рту тает?
– Мороженое, что ли? – сделал кислую мину Егор.
– Мороженого сейчас днем с огнем. Нет. Предлагаю плитку швейцарского шоколада.
– Врешь!
– Крест на пузе!
– Гляди, Чебнева, за вранье боженька тебя накажет!
Таким манером они шутили еще несколько минут, понимая, что на самом деле ничего веселого их не ожидает.
Шпика взяли тихо и для прохожих незаметно. Как только он завернул вслед за Анной за угол, в крепкие объятия его сначала принял бывший борец Ремезов, а потом и Шишов с Бездельным навалились. Деваться соглядатаю было некуда.
Однако, привезенный на допрос, он не сказал ни слова. Понимал, конечно, что предъявить ему нечего.
В чайную она пришла задолго до предполагаемого времени встречи. Зал был небольшим, спрятаться особо негде. Только сесть в самом темном углу и закрыться газетой. Но если заказчик – профессионал, его на кривой козе не объедешь. Не заметит, так уж точно почувствует – его ждут.
Ну и главное. Если это тот самый, что попадался ей на местах преступления, то он видел ее и легко узнает.
Села прямо напротив двери. Зайдет, а она – здрасьте вам!
Анна уже четыре раза успела взглянуть на тятенькины часы, когда он появился наконец на пороге. Через мгновение они встретились глазами.
Злой гений
На этот раз незнакомец был в темном пальто, вроде бы неброском, но даже Анна с первого взгляда поняла: одежда не из шинели перешита. Поверх небрежно наброшено шелковое кашне и виднелся – куда ж без нее! – воротничок белой рубашки.
Вид авантажный, ничего не скажешь!
Не к месту вдруг вспомнилось смешное. Рудницкий рассказывал, что в январе на празднование восемьдесят четвертой годовщины смерти Пушкина – хотя как можно праздновать смерть? – Гумилев явился во фраке, белом атласном жилете и галстуке. Все так поразились, что его выступление было признано лучшим.
– Несомненно, Николая никто не слушал! – давясь смехом, говорил Рудницкий. – Все смотрели на это совершенно неуместное в данных обстоятельствах чудо. Но самым потешным было другое. Ирина Одоевцева поведала окружению, что наш денди чуть не отказался от выхода вообще. Оказывается, его черные носки, хранившиеся в шляпной картонке, съели мыши. Два часа Гумилев рыдал над бренными останками, потому что у него остались только белые, шерстяные. Спасительницей выступила Одоевцева, одолжившая капризуле носки своего отца.
Неизвестно почему, но вид незнакомца напомнил историю с фраком, и Анна, совершенно не желая этого, непроизвольно улыбнулась.
Потом он признался, что ее улыбка совершенно обезоружила его и выбила из колеи.
Внутренне подобравшись, незнакомец подошел к столику и сел напротив.
Неприятные какие у этого типа глаза. Белесые. Холодные. Безжизненные. В такие смотреть страшно.
– Я чай заказала, будешь?
– Чай здесь невкусный, кавказский. Крошка сплошная. Рекомендую кофе. У здешнего хозяина есть прошлогодний колумбийский. Вполне годный. С благородной кислинкой. Заказать?
– Пожалуй.
Этого момента она опасалась. Подойдет половой и, воспользовавшись этим, странный тип сумеет скрыться. Правда, у выходов караулят, но кто знает, может, этот человек с нездешним лицом и в нездешней одежде вылетит в трубу.
– Что угодно-с? – подлетел к ним парнишка в галифе с лампасами и красной рубахе навыпуск.
– Кофе вашего. Да покрепче.
Он не сделал ни одного движения и говорил так спокойно, что Анна убедилась: мерзавец что-то задумал!
– Сделаем-с.
Взмахнув полотенцем, парнишка убежал выполнять заказ.
Незнакомец снял и сунул в карман кашне, прикрыв рот ладонью, зевнул.
Ишь ты, гад, не боится.
Интересно, у нее сейчас такой же невозмутимый вид?
Нет, у нее не был невозмутимый вид, и, посматривая на ее напряженное лицо, Кама раздумывал, стоит ли именно сейчас затевать объяснения с уголовным розыском.
Собственно, пока никаких общих тем для обсуждения у них нет. У входа – двое. У черного – один, но здоровый как бык. Но это ничего не меняет – если вступить в диалог, то закончится он кутузкой. А завтра ему предъявят обвинение в убийстве четырех, нет, семи человек, и пойдет писать губерния. Нет, задушевного разговора сегодня не выйдет. Была бы она одна…
– Зачем ты за мной следил?
– Не понимаю, о чем вы.
– Мы взяли твоего подельника.
Она ожидала какого угодно ответа, но только не такого.
– А вот это зря, – с сожалением произнес собеседник.
Показалась красная рубаха с подносом в руках. Парень был в полуметре, когда незнакомец, не вставая, сделал почти незаметное движение, и… поднос взмыл к потолку, чашки разлетелись в разные стороны, кофе брызнул фонтаном, лакей, вскрикнув, взмахнул руками, Анна невольно отпрянула, зажмурившись в ожидании горячих брызг в лицо, а когда все стихло, оказалось, что тип в буржуйском пальто испарился.
В зал влетел Маркелов, за ним Бездельный.