риподняла его голову.
Изо рта с бульканьем вытекала кровь, но он еще дышал.
– Никита, – прошептала Анна, наклонившись к его лицу.
Румянцев шевельнул алыми от крови губами.
– Соврал я тебе, Анюта. Не ползал он. И не просил. Смеялся. Окровавленный… перед смертью… смеялся. Поэтишка твой…
– Никита, ты…
Но он уже не слышал.
Егер подошел и встал у нее за спиной.
– Оставь его.
Она помотала головой:
– Ты не понимаешь.
Егер молчал, и она повторила:
– Ты ничего не понимаешь.
Отвечать Кама не стал. Вынул из кармана чекистской тужурки ее браунинг, а потом поднял с колен и подтолкнул к выходу.
Она думала, что снаружи так же темно, как в подвале, но стоило выйти на свет божий, как в лицо брызнуло солнцем.
Анна зажмурилась и чуть не упала, вдруг потеряв равновесие. Егер подхватил и понес ее к машине.
Ей казалось, что она просто дремлет, согревшись, продолжая все слышать и чувствовать, но на самом деле впала в забытье, как только автомобиль тронулся.
Анна поняла это, очнувшись в незнакомой комнате и на неизвестно чьей постели.
Она скосила глаза. Простыни чистые, а одело, которым она укрыта, пуховое.
Может, она в раю уже?
Анна повертела головой и снова удивилась. Комната была большой и светлой, окна прикрыты легкими, колышущимися от ветерка портьерами. Пахло чем-то приятным, свежим и чуть горьковатым. Приподняв голову, она посмотрела на пол и увидела возле кресла вазу, полную красных и малиновых астр.
Бог ты мой! Неужели она правда в раю?
Тут сознание вернулось к ней окончательно, она резко села.
– Кто тут?
– Никого, кроме нас, – ответил Егер, появляясь в поле ее зрения.
– Не поняла.
– Не знал, куда тебя везти. Не на работу же. К тебе домой тоже не решился. Фефы твоей неописуемой испугался. Решил, что лучше всего привезти сюда.
– Куда это сюда?
– К себе. Я тут живу.
Она обвела глазами комнату.
– А ты вообще кто?
– Позвольте представиться. Кама Егер.
– И кто ты?
Он сделал вид, что удивился.
– То есть как? Я же представился. Вроде. Если что, Егер – это фамилия.
Анна усмехнулась. Дурочкой ее считает. Ну и черт с ним!
Опустила голову и принюхалась. Это от нее так воняет? Ужас!
Она оглядела себя.
Уложил ее в чистую постель прямо в грязной одежде. Кошмар какой!
– Мне бы… помыться. Это можно?
– Я ванну приготовил. По коридору до конца. Сама дойдешь?
– Надеюсь.
Она стала вылезать и вдруг спохватилась:
– Не смотри только.
– И мысли не было, – ответил Кама и вышел.
Надо же! И мысли не было!
Рассердившись, Анна вскочила и направилась в коридор. На пути попалось зеркало. Она взглянула и скривилась.
Немудрено, что не было. На такую страхолюдину посмотришь – ночью кошмар приснится.
Выглянув в коридор, Анна обнаружила, что Егера там нет.
Сколько же у него комнат?
Босыми ногами – обувь с нее он все-таки снял – она прошла в ванную и поразилась. Прямо посредине стояло белое блестящее чудо.
Чудо было доверху заполнено горячей водой, и это еще не все. Рядом на скамейке стояли разные бутылочки и лежал шелковый халат. Она подняла его двумя пальцами. Драконы какие-то. Китайский, что ли?
Ну да и черт с ним!
Анна скинула на пол грязное тряпье и бултыхнулась в воду.
О боже! Счастье есть! Оно называется – ванна с горячей водой!
Решив отмокнуть основательно, она вытянулась, закрыла глаза и тут же впала в сладкую полудрему.
Разбудило ее раздававшееся над ухом урчание.
Стараясь не шевелиться, Анна приоткрыла глаз. На скамейке сидела пятнистая – черно-бело-рыжая или наоборот – остромордая собака и, наморщив лоб, лакала воду из ванны.
Заметив, что на нее смотрят, собака подняла голову и осклабилась.
– Ты кто? – спросила Анна.
– Джокер, – из-за стены ответил Егер.
– Так это ты – хозяин псины?
– Осторожнее с выражениями. Мы – партнеры, поняла?
– Кажется, да. Так вот почему мы с ней все время встречаемся.
– Джокер сам решает, куда идти.
– А что за порода?
– Басендж.
– Никогда не слышала о такой.
– На континенте эта порода появилась недавно. А вообще псина родом из Африки. Там ее называют «нелающая собака». Впрочем, у нее много имен. Конголезская кустарниковая, конго-терьер, собака занде и даже ньм-ньям-терьер.
– Это ты в просветительских целях рассказываешь?
– Нет. Просто так ты быстрее поймешь ее характер.
– Пока я только поняла, что она никогда не лает. Чудеса дрессировки?
– Дрессировке басенджи почти не поддаются. Просто у нее особое строение гортани. Не умеет лаять вообще.
Словно в подтверждение слов партнера – а может, и наоборот – Джокер фыркнул.
– Вот-вот. А еще она может тирольским йодлем петь.
– Непостижимо!
– В девятьсот пятом я впервые увидел ее в Англии и понял, что лучшего напарника не найду. Басенджи – прирожденные охотники. Англичане установили, что генетически басендж происходит от серого волка. Но кое-что у него от кошки. Обожает лазить по деревьям и шкафам.
И добавил:
– Мы с ним похожи.
– Тоже обожаешь лазить по деревьям? – притворно изумилась Анна.
– А как же. Особенно по ночам.
Джокер ухмыльнулся. О! У него еще и чувство юмора есть!
– Так что означает ее кличка? – крикнула она невидимому Егеру.
– Джокер в переводе – весельчак.
Услышав свое имя, собака снова осклабилась и неожиданно хрюкнула. Улыбнувшись, Анна погладила пса по морде. Тот лизнул ее руку и заурчал.
– Тоже хочешь искупаться?
– Он не любит воду.
– Любишь быть грязным?
– Басенджи не пахнут.
– Не лают, не пахнут, по деревьям лазают. И вообще, что ты все время вмешиваешься в наш разговор?
– Ну… считай, что я тебя так развлекаю.
Развлекает, значит? Что-то не очень похоже. Скорее… Как он сказал? Впервые увидел ее в Англии… когда? Шестнадцать лет назад? И что он там делал? Работал? Интересно, кем?
Анна чуть было не спросила об этом, но вовремя прикусила язык. Этот непонятный человек вряд ли проговорился случайно. Раз упомянул об Англии, значит, хотел, чтобы она об этом узнала. Зачем? Проверяет ее? С какой целью?
Между тем весельчаку Джокеру наскучило любоваться на голую женщину в ванне. Соскочив на пол, он понюхал ее одежду, фыркнул – на этот раз от возмущения – и удалился.
Анна проводила его глазами.
И в самом деле, что ей теперь надеть? Халат с драконами, как в борделе? И, кстати, не оттуда ли он появился в квартире Егера?
Подумав и ни до чего не додумавшись, она решительно взяла бутылочку, понюхала, налила на ладонь немного содержимого и растерла. Появилась пена. «Для мытья волос», – догадалась она и смело вылила на голову половину пузырька.
А плевать! Когда еще удастся так расслабиться…
Халат оказался великоват. Два раза можно обернуться. И рукава да колен. Мужской? Уж не хозяин ли носит?
Еще интересней.
Из ванной комнаты она вышла через час, доплелась до кровати, легла, прикрыв бордельных драконов краем одеяла, и решила, что ни за что не будет звать Егера, где бы он ни был.
Не успела подумать, как он тут же вошел с туркой и чашкой.
Анна принюхалась.
– Кофе?
– Настоящий. Сам молол.
Поставив чашку на прикроватный столик, он вылил в нее содержимое турки и кивнул:
– Угощайся.
Посильней натянув на себя одеяло, она взялась за тоненькую ручку фарфоровой чашки и устыдилась своих криво обрезанных ногтей.
Хорошо хоть грязь из-под них вычистила!
Анна пила кофе и раздумывала о том, что ей теперь делать. Ехать на доклад к Кишкину или домой? В любом случае оставаться здесь нельзя.
– Тебе следует доложить обо всем начальству, – неожиданно противным голосом произнес Егер, сидевший в кресле напротив. – И как можно скорее.
Кажется, ее выставляют за дверь. А она уж было решила, что Егер – радушный хозяин.
Анна сделала равнодушное лицо.
– Разумеется. Через пять минут буду готова.
Он молча кивнул, продолжая смотреть, как она пьет. Его взгляд смущал ее чрезвычайно, поэтому к равнодушной физиономии она добавила циничную ухмылку и, кивнув в сторону вазы с астрами, поинтересовалась:
– Ждешь в гости даму сердца?
– Уже.
– Что уже? – не поняла она.
– Уже дождался, – повторил он и вдруг, поднявшись, схватил ее всю: с чашкой, пуховым одеялом, драконами и халатом, на котором они были нарисованы.
Анна только и успела, что пискнуть, как халат и все остальное оказались на полу, а она, совершенно голая, – в объятиях Егера.
Попробовала дернуться, но сразу поняла бессмысленность сопротивления.
Целую минуту – или меньше – она еще что-то соображала.
Нет, не минуту. Мгновение, тысячную долю секунды, а потом…
Если бы кто-то сказал ей, что в припадке невообразимого вожделения она будет срывать с мужчины одежду, вырывать с мясом пуговицы, а потом стонать и рычать, в безумном порыве прижимая его к себе, она бы не поверила.
Не просто не поверила бы.
Была бы оскорблена.
Потому что кто угодно, только не она.
Но это и была не она.
Безумная от нахлынувшей страсти, изголодавшаяся по любви женщина.
Или не женщина, а фурия?
Ах, уже все равно…
Общие знакомые
Анна повернулась, улеглась поудобнее и запустила пальцы в волосы у него на груди. Мммм… Это, оказывается, приятно.
Почему-то она была уверена: после всего, что случилось, он не будет молчать и расскажет обо всем.
Иначе зачем спасать, целовать, любить?
Цена всему, что между ними произошло, – откровенность.
Его и ее.
Кама не открывал глаз, и через некоторое время ей стало скучно. Она приподнялась и уставилась ему в лицо. Неужели не почувствует?
Ресницы дрогнули.
Ага!
Он не выдержал и усмехнулся.
Всегда лишь усмешка. А улыбаться он умеет?