– Мир вам, миряне, – пробасил он. – Позвольте войти.
И, встав рядом с кроватью, оглядел раненую.
– С утра почувствовал, что очнулась. Дай, думаю, проверю: верно или нет. Феофания Елисеевна прийти просила. Причастить, исповедать и чин елеосвящения провести. Согласна ли?
– Согласна, батюшка.
– А мне можно?
Батюшка повернулся к Макару.
– Тебе, сын мой, придется нас оставить. Исповедь не для чужих ушей. Токмо для Господа нашего Иисуса Христа. Подожди в коридоре, только далеко не уходи. Я тебя призову потом.
Бездельный послушно скрылся за дверью.
Батюшка подошел к самому изголовью и склонился над ней. Из-под кустистых густых бровей вдруг глянули до невозможности светлые глаза.
– Анна.
Ничего ответить она не смогла.
– Ты жива. Я чуть с ума не сошел. Самые жуткие три дня в моей жизни. Доктор не был уверен, что ты выживешь. В больнице медикаментов не хватает, оперировали наудачу.
Последнюю фразу он произнес, касаясь ее губ, а потом прижался к ним так жадно, будто они не виделись год.
Даже застонал тихонько, а потом решительно отстранился.
– Тебя сейчас опасно волновать.
– Это точно, – прошептала она, пытаясь выровнять дыхание.
Взглянула на него сквозь слезу и вдруг поняла:
– Так это все-таки ты спас меня! Макар сказал, что в Егора стреляли из маузера, а у тебя кольт.
– Я был не один, – помедлив, признался Кама.
Эту фразу она пропустила мимо ушей.
– Как ты оказался в Стрельне?
– Это неважно.
– Нет. Это важно.
– Ты еще слаба. Поговорим потом.
Слабыми холодными пальцами она вцепилась в его руку.
– Скажи.
– В одежде Румянцева я нашел фотографию дачи Кшесинской в Стрельне. Представляешь, были такие открытки. Ну и догадался, куда ты отправилась.
– Одежду я не проверяла.
– И это позволило мне тебя найти.
Он не собирался больше ничего рассказывать, но Анна смотрела требовательно.
– Точное место, где ты можешь быть, я не знал. Почти стемнело, разглядеть человека среди деревьев в сумерках нелегко. Спасло то, что я сразу пошел в сад. Решил, что вряд ли ты можешь быть в помещении.
– И как ты меня нашел?
– Самым прозаическим образом. Услышал голоса. А потом и увидел.
– Ты застрелил Маркелова?
– Да, – просто ответил он.
– Ты привез меня и позвонил в милицию, да?
– Не в милицию, а прямо в отдел, – поправил Кама. – Милиция бы еще три дня раскачивалась. Кишкин, тот быстро отреагировал.
– Он вообще сообразительный, – серьезно сказала она.
– Охрану организовал…. Этому Бездельному доверять можно?
Анна кивнула и посмотрела прямо в погибельные светлые глаза, заключенные в черный круг.
– Ты забрал то, что там лежало?
Помолчав, он ответил:
– Выполнил задание.
– И где сейчас клад?
– Тебе в самом деле важно это знать?
Анна так и сверлила взглядом.
– Он в пути. Тот, кто поручил мне это дело, уже ждет.
– Красин?
– И не только. Мы говорили об этом.
– Ты молодец. Сделал то, зачем приехал.
В ее голосе ему послышался сарказм.
– Ты хотела, чтобы клад нашли твои товарищи, а потом сдали в Гохран?
– Я о другом. Ты сделал то, что обещал, значит, теперь вернешься в Москву.
Он качнул головой.
– Я не нашел самого главного.
Она удивленно вскинула брови. Кама наклонился и шепнул в самое ухо:
– Мне нужен гребень Матильды.
Их глаза встретились. В одних плескалось недоумение, в других – решимость и еще что-то, непонятное и опасное.
– Ничего не кончилось, Анна.
– Я не понимаю, Кама. Все, кто знал о гребне, мертвы.
– Это не так. Охота продолжается.
– Ты поэтому попросил охранять меня?
– Да.
– Тогда скажи, кого опасаться. Кто продолжает искать гребень? Для кого я могу быть опасной? Ведь я даже не предполагаю, где он может находиться.
Он посмотрел на ее взволнованное лицо, красные пятна на щеках, капли пота на лбу.
Он ничего не скажет ей. Ни сегодня, ни завтра.
Больше не может рисковать ее жизнью. Она нашла клад Кшесинской. Гребень он должен найти сам.
Егер нагнулся и поцеловал ее.
– Хочу, чтобы к тебе вернулись силы.
– Кама.
– Анна.
Когда в палату зашел Бездельный, то увидел благостную картину.
Анна прижалась губами к руке священника, а тот, благословляя, возложил длань ей на голову. Губы обоих шевелились.
«Святой человек», – подумал Макар и размашисто перекрестился.
Животный магнетизм
Лежа в темноте и невольно прислушиваясь к звукам из больничного коридора, она думала над тем, что сказал Кама.
Ничего не кончилось. Охота продолжается.
Уверенность, с которой он произнес эти слова, впечатляла, но у нее самой не было ни единой версии насчет того, кто разыскивает гребень Матильды.
Кама не сомневается, что ей грозит опасность. От кого? От неведомого охотника? Почему? Как они могут быть связаны?
Ах, Егер, вечно ты недоговариваешь!
За дверью заворочался Макар. Она предлагала ему устроиться в палате. Обещала похлопотать, чтобы принесли вторую кровать. Отказался. Теперь корчится на узком диванчике и тоже, поди, не спит.
В ответ из коридора донесся заливистый храп.
Она хихикнула в одеяло.
Ну спи, Макарка. Хороших снов.
Анна поворочалась, пытаясь лечь поудобнее. Рана отозвалась болью. Охая, она все же повернулась на бок. На спине все время – пролежни начнутся!
Егер сейчас сидит в своей огромной квартире и, покуривая, придумывает план поисков гребня. Потом пойдет варить колумбийский кофе, примет горячую ванну и ляжет спать.
Кама встал перед внутренним взором так явственно, что она застонала неслышно и в который раз подумала, что совсем не знает этого человека.
Его мысли – загадочны, поступки – непредсказуемы. От него исходит то, что Рудницкий однажды назвал «животным магнетизмом». Якобы немецкий астролог и врач эпохи Просвещения Франц Месмер выдвинул гипотезу, что некоторые люди обладают прямо-таки магическим магнетизмом и способны излучать особую энергию – флюиды. Месмер считал, что магнетизм может действовать на любых расстояниях. Позже, правда, месмеризм стали считать лженаукой и постепенно забыли.
Если бы ученым попался Кама Егер, они бы убедились – животный магнетизм существует!
Иначе как объяснить, что она оказалась с ним в постели именно тогда, когда была совершенно убеждена – он преступник. Не какой-нибудь карманник – убийца! Он спас ее от Румянцева, да! Но разве это все объясняет? Она вовсе не из благодарности отдавалась ему. Себе самой можно не врать. Она просто с ума сошла тогда, и, кажется, ее безумие только нарастает.
Один его взгляд, одно прикосновение, и она будто лишается воли. Верит всему, что он говорит, и начинает думать!
Раньше и допустить такого не могла! Она, всегда такая самостоятельная!
С Колей все было иначе. Нежно, романтично и очень… правильно, что ли.
С Камой неправильно все! От начала и до конца!
Но именно это так завораживает ее.
– Точно. Магнетизм животный, твою мать, – проворчала она, закрывая глаза.
И через секунду уснула.
Кама потушил сигару – их он курил, только когда оставался один, – и отправился варить кофе. Надо как следует взбодриться. Хорошо бы еще ванну горячую принять. Он щелкнул крышкой часов весьма уважаемого им Павла Буре. Жаль, времени нет.
Ему показалось, что шинель стала чуть великовата. Похудел, как видно.
Не выходя из-под козырька парадного, он проверил, нет ли слежки.
Автомобиль брать не стал, поехал на трамвае. Остальной путь прошел пешком, отлично ориентируясь в темноте.
Джокер привычно бежал рядом, лишь иногда поднимая морду – убедиться, что делает все правильно.
Калитка была заперта, но это Каму не смутило. Следуя за хозяином, Джокер пролез через дырку в заборе и сел рядом, когда Егер замер у старого клена.
Лялина мать больше тут не бывает. Исчезновение дочери натолкнуло Ирину Родионовну на определенные мысли, и ее посещения дома Рудницкого сразу прекратились. Когда Ляля вернется, женщины сразу уедут и вряд ли вернутся в ближайшем будущем.
Старик не спит. На веранде и в кухне темно, однако в глубине дома теплится слабый огонек.
– Жди, – приказал он Джокеру и поднялся на крыльцо. Замочек хилый. И правильно. Кому надо, все равно зайдет, так чего напрягаться.
Замок щелкнул, и дверь без скрипа отворилась.
Кама прошел туда, где горел свет.
Рудницкий сидел в кресле и смотрел, не мигая, держа руки под пледом.
– Добрый вечер, Аркадий Нестерович, – чуть поклонился Егер. – Извините, что без приглашения. Стрелять нужды нет. Я – друг Анны.
– Что с ней? – спросил Рудницкий, не меняя позы.
– Ранена, но худшее позади. Просила передать привет.
Тот усмехнулся.
– Подробности услышать можно?
– Можно, но не сейчас. Сегодня я по другому делу. Разрешите присесть?
Рудницкий достал одну руку – левую – и указал на стул.
– Благодарю вас. Прошу прощения, но представиться по всей форме, к моему великому сожалению, не имею возможности. Поэтому позвольте без обиняков перейти к цели моего визита.
Было видно, что стиль общения старик оценил – он молча кивнул и вынул из-под пледа вторую руку.
– Прошу рассказать все, что вам известно о гребне, купленном Матильдой Кшесинской у Николая Гумилева.
Рудницкий поднял бровь. Егер поднял руку.
– Не торопитесь с отказом. Просто поверьте. Сведения нужны, чтобы защитить Анну.
Хозяин помолчал и снова сунул руки под плед.
– Гребень не найден, правильно я понял?
– Правильно. Тот, кто его разыскивает, пойдет на все, чтобы достичь цели. Анна может стать серьезным препятствием, поэтому я намереваюсь найти его раньше.
Он не уточнил, что именно собирается найти – гребень или того, кто за ним охотится, но старик, кажется, понял.
– Ну что ж. Готов поведать все, что мне известно, но учтите – мои сведения носят общий характер и зачастую весьма приблизительны.