– Когда же? – ревниво осведомился Астахов, до этого момента развлекавшийся фокусами с камешками. – При мне говорили что угодно, только не такое. И что-де человек не дорос, и что-де мы пойдем другим путем, сиречь своим особенным, но про скуку впервые. Мы с Пашкой, может, всю ночь…
– Есть такая планета Амрита, – пояснил Кратов. – Однажды я имел там теоретический диспут с настоящим йогином.
– Я бывал на Амрите, – сообщил Геша. – Вот где тоска! И кто же выиграл?
– Ничья. Йогин был настоящий и убеждениям не поддавался. А мне уступать нельзя было. И в конечном итоге прав оказался все же я.
– Это тебе сам йогин сказал? – поинтересовался Астахов.
– Нет. События нас рассудили по справедливости… как мне кажется.
– Так какую же цель преследует формирование пресловутого Единого Разума Галактики? – вопросил Резник, будто обращаясь к обширной аудитории. – Обретение реального всемогущества в масштабах вселенной, не так ли?
– Ну, не только, – сказал Кратов. – Хотя и в том числе.
– И вы всерьез надеетесь его обрести?
– То, что мы сейчас, с нашей довольно невысокой колокольни почитаем за всемогущество, мы несомненно обретем. Вместе с вами, естественно. И, несомненно, нам снова не будет его доставать.
– Хорошо бы… Следует ли понимать так, что перед тектонами, да и перед тобой лично, стоит вполне конкретная задача и все вы в той или иной степени представляете пути к ее решению?
– С моей стороны это было бы самонадеянно, – усмехнулся Кратов.
– А кто такие тектоны? – спросил Геша.
Марси обняла его за могучую шею и что-то зашептала на ухо. Гешино лицо понемногу просветлело.
– Но все течет, все изменяется, – продолжал Резник. – Вот минула какая-то тысяча лет, и нынешние тектоны умирают – не живут же они вечно! – или просто удаляются на покой. На их место приходят, скажем, младотектоны, с иным пониманием задачи, которое на поверку может оказаться полным отсутствием такого понимания. И всемогущество объявляется достигнутым, а пангалактическая культура – построенной… Нет, это слишком банально! Пускай старотектоны здравствуют и благополучно добьются исполнения всех своих планов. Справедливости ради все же замечу, что тысячи лет должно хватить на полную биологическую конвергенцию и даже интеграцию…
– Да бог с тобой, – сказал Кратов.
– Тут и миллиона лет маловато, – поддержал его Астахов, самозабвенно жонглируя камушками.
– Коллега ксенолог может недооценивать последние достижения прикладной генетики и управляемого антропогенеза, – строго произнес Резник. – А тебе, Степан, стыдно!
– Что такое антропогенез? – спросил Геша. – Машка, объясняй.
– Все я правильно оцениваю, – сказал Кратов. – А особенно социальную психологию человечества как метаэтноса.
– Конечно! – воскликнул Геша. – Ни я, ни дети мои не согласятся на то, чтобы какие-то там тектоны поставили жирный черный крест на античных канонах.
Он вскочил на ноги и принял классическую позу дискобола. Все мышцы его забурлили, загуляли змеиными клубками, заиграли под гладкой кожей цвета насыщенной сепии. Астахов лежа поаплодировал.
– Вот это аргумент! – восхитился он. – Это я понимаю. А вы все только языками чесать горазды.
– Успокойся, Гешик, – сказал Резник. – Никто тебя твоих окороков не лишит. А вот за правнуков твоих я бы не поручился.
– У нас тут прозвучало что-то про скуку, – напомнил Кратов.
– Так я к тому и веду! Итак, Единый Разум Галактики создан. Всемогущество достигнуто. Кое-где соблюдаются еще незначительные островки ревнителей старины и ретроградов, населенные гешами и марси, но их не обижают. Не зовут немедля воссоединиться с большинством, а напротив, всячески холят и балуют, как редкостных зверушек в заповедниках. Водят детишек смотреть на них, как мы любим смотреть на обезьянок. С уважением сознавая, что произошли от них – хотя это не так – и проникаясь гордостью за то, что столь далеко от них ушли…
– Почему ты решил, что я захочу жить на островке? – впервые за все время подала голос девушка. – Если в настоящий момент я Гешина подруга, это не значит, что я останусь с ним завтра. А уж тем более – через тысячу лет.
– А куда ты денешься от меня завтра? – удивился Геша.
– Завтра и узнаем.
Геша зарычал и полез к ней целоваться. Девушка упиралась и брыкалась, но не особенно активно. Некоторое время все задумчиво наблюдали за ними.
– Продолжим, – сказал Резник деловито. – В нашем с вами грядущем создалась такая ситуация, когда накопленные пангалактической культурой силы некуда более приложить. Все физические законы познаны и приспособлены ко всеобщему благу. Все газопылевые туманности скатаны в планетезимали, утрамбованы и даже заселены. Шаровые скопления где надо рассеяны, а где надо устроены. Астрархи маются бездельем, учиняя фейерверки из протоматерии Ядра Галактики на забаву желающим. Тектоны поголовно ударились в сочинительство мемуаров под общим названием «У истоков Братства». Гордо выпрямленный гуманоид и пространственно-дискретный плазмоид общаются на одном языке, как если бы родились от одной мамы или по меньшей мере вместе воспитывались.
– Позволь-позволь, – протестующе замахал руками Астахов. – Мы, кажется, договорились, что мне должно быть отчего-то стыдно!
– Прости, пожалуйста, – сказал Резник. – Разумеется, нет ни гуманоидов, ни плазмоидов. А есть некое синтетическое существо – назовем его условно «демон»…
– Это почему? – спросила Марси.
– Позже объясню… По всей вероятности, лишенное определенного устойчивого габитуса, а принимающее его по своему желанию либо в зависимости от внешних кондиций.
– Что такое габитус?! – взмолился Геша.
– Горе ты мое, – вздохнула Марси. – Вот глядишься ты, допустим, в зеркало. Что ты видишь?
– Гешу, – сказал тот.
– Голову. Две руки, две ноги. Могучий торс.
– Ситуационный габитус – это хорошо, – сказал Кратов. – Нам бы сейчас такое. Жидкое в твердом. Твердое в жидком. Горячее в холодном.
– Синее в белом, – напрягшись, добавил Геша.
– Способное обитать как в газовой среде, так и вне таковой, – закивал Резник. – Как на планетах, так и на звездах. Так и между ними. Вольный сын эфира. Понятно, почему «демон»?
– Нет, – сказал Геша.
– И размножается он простым делением, – сказала Марси.
– Отчего же, – возразил Резник. – Не простым, отнюдь не простым. И даже не целочисленным.
– Все равно скука, – произнесла девушка.
– Заметьте, коллеги, – обрадовался Резник. – Один из нас уже заскучал от самой мысли о том желанном для высокочтимых тектонов единообразии, какое должно восторжествовать в результате формирования Единого Разума Галактики!
– Я бы хотел вступиться за тектонов, – сказал Кратов.
– Я тоже, – сказал Астахов. – Пусть я не ксенолог, но мне подобная трактовка концепции пангалактической культуры кажется примитивной. Почему демоны обязаны походить друг на друга, как коацерватные капли? Наша цель – не единство формы, а безграничность возможностей. Пускай демоны будут разными!
– Зелеными и красными, – вставил Геша.
– Фигушки, – сказал Резник. – А вот это уже попытка искусственно ограничить декларируемое всемогущество. Вдруг демон с периферии влюбится в демонессу из Ядра и захочет от нее потомство?
– Но половые-то различия сохранятся? – спросила Марси.
– Вероятно, – смутился Резник. – Но условные, более чем условные!
– Что ж за любовь при таких условностях? – возмутилась Марси. – Тоже условная?
– А платоническая, – сказал Астахов игриво.
– Дружба, – добавил Геша. – Суровая мужская дружба.
– Подружился демон Икс с демоном Игрек, – сказал Кратов. – И захотели они демоненочка.
– И поделишася комплексно! – захохотал Астахов.
– Ску-у-ука! – демонстративно зевнула Марси.
– Не грусти, – сказал Геша обещающе. – Когда еще все это будет! А со мной ты не заскучаешь.
– И ни рожна не поделишася! – вскричал Резник. – Они же у нас разные, поди еще и генетически несовместимые! И вообще вы меня запутали!
– Между прочим, бисексуальность для Галактики даже сейчас нехарактерна, – заметил Кратов. – Многие расы вообще асексуальны. Наша любовная проблематика их попросту не касается. Гигантский пласт человеческой культуры оказывается недоступен их пониманию.
– Вот-вот, – сказал Резник с укоризной. – Никто через тысячу лет не поймет, отчего Ромео и Джульетта покончили с собой. Хорошо ли это? Не обеднит ли это вашу хваленую пангалактическую культуру? И что это за культура, когда она не аккумулирует и не хранит достижения всех ее исходных составляющих?
– Еще надо решить, достижение ли наша эротика, – ввернул Астахов.
– А что же это, если не достижение?! – вскинулась Марси.
– Иное дело цивилизация Дарикекза, – продолжал Кратов. – Там пять полов. Размножение, впрочем, от пола партнера не зависит. Достаточно наличие хотя бы трех индивидуумов любого пола, пусть даже одного, важно лишь нечетное их количество. А вот для полного удовлетворения взаимных симпатий и построения семейного клана просто необходимы все пять полов. Наши классические любовные треугольники вызвали бы у них ироническую улыбку. А любовный пятнадцатиугольник не хотите? А любовное пересечение нескольких континуумов?
– Воображаю, какова там любовная лирика, – потрясенно вымолвил Астахов.
– Четыре леди Макбет, – сказал Геша. – И все – Мценского уезда.
– Начитанный, – похвалила его Марси.
– Договоримся так, – произнес Астахов. – Всякий уважающий себя демон, чтящий культурные традиции, будет сохранять внешний облик породившей его расы. Важно, что в любой момент он в состоянии отказаться от него, как от униформы, и сменить на более приличествующий моменту и обстановке. Главное – ничем не стесняемая свобода выбора! А уж сколько полов наши демоны сочтут удобным для любви, дело их вкуса и фантазии.
– Вот это мне нравится, – объявила Марси. – Это уже весело. Прошу довести до сведения тектонов.
– А не кажется ли вам, други мои, – сказал Резник, сощурясь, – что подобное веселье сильно смахивает на упадок Римской империи?