торым количеством степеней свободы, как всякое живое существо. И с наших человеческих позиций они являются нормальными представителями традиционной фауны. До определенного момента это красное воинство вполне независимо в своих поступках. Стрелохвост нападает на все, что движется. Равноног питается синей колючкой и обладает не только конечностями равной длины, но и философским равнодушием к большинству внешних раздражителей, отчего всецело заслуживает названия «равнодух». Шипонос роет в песке нору, укрепляет ее стены клейкими выделениями и откладывает там яйца. Все происходит естественным порядком, покуда никто из этих тварей НЕ ВОСТРЕБОВАН.
Костя, которому происходящее сильно напоминало пир во время чумы, все же не удержался:
– Это пчелы их востребуют?
– Вы угадали, драйвер. Серые пчелы. А если быть предельно точным, Рой. Пару часов назад мы совершенно однозначно установили: изолированная пчела неразумна. Ею, как отдельно взятой особью, руководят простые инстинкты. Ее проявления высшей нервной деятельности мало чем отличаются от тех, что уже известны применительно к стрелохвостам и прочей нечисти… Но любая изолированная клетка человеческого мозга также неразумна! И даже более неразумна, чем серая пчела. Хотя бы это был гениальнейший мозг. А мы добросовестно пытались составить заключение о разумности одной-единственной клетки гигантского супермозга, каким является Рой серых пчел.
– То, что летает, – мозг, а то, что ползает, – руки?..
– Все же термин «эффекторы» мне нравится больше. Так или иначе, Рой вертит ползучими пустынниками, как ему заблагорассудится. И, как мы убедились, наши представления о способах связи между Роем и его эффекторами весьма неполны. Видимо, контроль над эффектором настолько полон и глубок, что мы даже не в состоянии это себе вообразить. Где-то на мышечном, клеточном уровне! Стрелохвост был лишен всех внутренних органов, ткани его мышц были обработаны напрочь тормозящими всякие реакции консервантами, но еще не закончились слабые биологические процессы. И этого оказалось достаточно, чтобы Рой превратил его в зомби.
– Причем здесь Рой? Там же была только одна пчела.
– Одна клетка мозга, драйвер. Тупая, как амеба-переросток, которую снабдили конечностями и крыльями. На что она годится?.. Разве что на роль ретранслятора и усилителя! И она прекрасно выполнила свою задачу, доведя злую волю Роя до орудия, способного ее воплотить. Этот взгляд, который преследует нас повсюду…
– Черная аура, – пробормотал Костя.
– И последнее. Не принимайте меня за полоумного фанатика, которому вместо того, чтобы искать пути избавления, вдруг приспичило поразглагольствовать на ксенологические темы… – Кратов покраснел. – Этот Рой… мы пока еще не до конца представляем границы его могущества. Он уже лишил нас связи. Никто не знает, что ждет каждого из нас в следующий момент. Может быть, Рой придумает, как раздавить корабль, словно гнилой орех… Поэтому я счел необходимым разделить мое знание на двоих. И повысить тем самым вероятность того, что оно сохранится и дойдет по назначению, если со мной что-нибудь случится. Разумеется, я не преувеличиваю его ценности, ведь это всего лишь гипотеза…
– А если что-нибудь случится с нами обоими?
– Нас слышал когитр. Он – третий. Я не думаю все же, что Рой решит уничтожить корабль. У него сейчас иная цель.
– Да, – сказал Кратов. – Он явился сюда за собственной клеточкой. Может быть, вернуть ее, и он уйдет?
Варданов помолчал, глядя на экран.
– Вам покажется, что я все усложняю, – промолвил он наконец. – Но у меня ощущение, что он не уйдет. И мы живы, пока пчела на корабле.
– Заложник? – хмыкнул Костя.
– Да, заложник. И мы, безусловно, вернем ее Рою. Но за мгновение до того, как стартовать. Коли выяснилось, что попросту нарушена связь, то Маони вполне еще может быть невредим. Поэтому мы стартуем, когда он будет на борту. Или когда убедимся, что он не вернется. Но тут возникает целый спектр вариантов. Например, через трое суток, если мы не выйдем на связь, нас начнут искать…
– Еще один вопрос, – сказал Костя. – Так, из праздного любопытства… А какое место в вашей гипотезе отведено красным пчелам? Которых мало и которые не роятся?
Ксенолог бледно улыбнулся:
– Честное слово, не знаю, как их туда вогнать.
13
Корабль надсадно выл. Этот доисторический вой, то стихавший, то снова набиравший мощь, мог быть услышан за десятки километров. В пустыне, где самым громким звуком до сей поры был шорох песка, он разносился, должно быть, до границ материка.
– Что сказано в отчетах Фроста? – спросил Кратов. – Может быть, пчелы не только слепые в наших границах спектра, но еще и глухие?
– Со слухом у них нормально, – досадливо поморщился Варданов. – Но вы правы, это безнадежно. Скорее мы сами сойдем с ума от этих иерихонских труб, чем они испугаются…
Корабль стонал, будто раненый великан. Осаждавшие его полчища, поначалу словно бы в изумлении отпрянувшие – что дало повод к взрыву ликования на центральном посту, – быстро опомнились и впредь на акустические удары никак не реагировали. По-прежнему сплошной красный лишайник наползал на корабельную броню и, не умея там закрепиться, откатывал назад. И по-прежнему надо всем творящимся водил нескончаемую круговерть злокозненный серый Рой.
– Во всяком случае, Маони нас услышит, – заметил Костя.
– Если он жив… Вопрос еще, как он наши вопли воспримет. Как сигнал о том, что мы тоже покуда живы, или как призыв немедленно вернуться?
– Боюсь, что я на его месте думал бы только о втором.
– Тогда нас ожидают новые испытания, драйвер. Мы вынуждены будем прибегнуть к оружию, чтобы расчистить проход для Гвидо. Или отключить все внешние раздражители, с головами залезть под подушки и трусливо выждать, когда снаружи все закончится естественным образом.
– А если попробовать развернуть над кораблем купол изолирующего поля? Во-первых, мы оттесним Рой, а во-вторых, можем попытаться сформировать туннель…
– Неплохая мысль, – безразлично сказал Варданов. – Попробуйте.
– Когитр! – позвал Костя.
– Бортовой когитр слушает.
– Полную защиту на корабль!
– Понятно. Активизирую генераторы защитного поля.
– Ну?!
– Не выполнено, – сказал когитр смущенно. – Генераторы работают. Но купол не формируется. Что-то мешает.
– Что, что тебе мешает?!
– Не могу определить. Помехи неустановленной природы. Поле разрушается прямо над кораблем.
– Как я и ждал, – промолвил Варданов. – Такой силище ничего не стоит целую планету передвинуть с орбиты на орбиту. Черта ли ей в нашем изолирующем поле?.. Мне страшно думать о том, что происходит сейчас. Но еще страшнее вообразить, что МОГЛО БЫ произойти. Ведь не разори вы тот злополучный улей, на галактической базе уже лежали бы наши отчеты вкупе с общим заключением о пригодности планеты к колонизации. И на Псамму обрушились бы колонисты. Затеяли бы строить города, насаждать оазисы среди песков, грести из недр минералы и воду. И по необходимости без оглядки уничтожать всяких там равноногов да шипоносов. В конце концов очередь неизбежно дошла бы и до пчелиных ульев. И тогда здесь развернулся бы Армагеддон.
– Планета схватила нас за шиворот в последнюю минуту, – уныло покачал головой Кратов. – Да еще как схватила… И мы сидим теперь сирые и голые. И ждем хоть какого-то конца.
– Маони должен быть уже близко, – сказал Варданов.
Костя с усилием провел ладонями по лицу.
– Что, что мы еще можем сделать? – спросил он. – Думайте, прошу вас. Вы же старше и умнее!
– Вы станете стрелять в Рой из фогратора? – усмехнулся Варданов.
– Нет-нет, я же говорил… Вы плохо придумали. Думайте еще!
– У нас больше нет вариантов, – ксенолог встал. – Вы – драйвер. Это ваш корабль. Он снабжен бортовыми фограторами. Решайте сами. А я вам больше не советчик и не помощник. Я ухожу, – он усмехнулся. – Прятать голову под подушку.
– Почему я должен решать? – зло спросил Кратов. – Это ВАША ошибка. Это вы не узнали Чужой Разум. Вы и отвечайте!
– Разумеется, – сказал Варданов. – Вне всяких сомнений. Отвечать за все буду именно я, исключительно я и единственно я… Когда пойдете к себе, не сочтите за труд навестить и меня. Я должен вам кое-что показать.
Он ушел.
Костя сидел скорчившись в кресле, зажмурившись и сцепив зубы. Он медленно стиснул кулаки и прижал их к ушам. Больше всего он боялся сейчас увидеть на экране далекие очертания «гоанны» или услышать в динамиках тревожный голос Маони.
Лишь бы ничего не происходило. Ничего – и чем дольше, тем лучше…
«Он оставил меня одного. Но он совершенно уверен, что спустя какое-то время я тоже смалодушничаю, сдамся и последую за ним. А в награду он продемонстрирует мне нечто, по его мнению, важное. Поделится еще каким-нибудь бесценным, на его взгляд, знанием. А потом мы заточим себя в собственных кельях, отныне не имея сил видеть друг друга… Между тем, как Рой будет травить Маони сворой клешнистых краснопанцирных псов… Но малодушие ли это? И что важнее – одна-единственная человеческая жизнь или репутация всего человечества в глазах этого самого Роя? В мириадах самоцветных фасеточных глаз?.. Варданов сделал свой выбор. А я?! Что важнее лично для меня, простого драйвера, не обремененного жизненным опытом, не укрепившегося по молодости ни в убеждениях, ни в заблуждениях? И даже не связанного никакими инструкциями и Кодексами? Может быть, истинное мужество именно в том и состоит, чтобы подняться и уйти подальше от соблазнов разрубить все наличные гордиевы узлы мечом… или, что, в общем, то же самое, – фогратором. А поддаться соблазну, ухватиться за фогратор и пустить его в ход – как раз самое постыдное малодушие… Так, что ли, диктуют нам человеческие зрелость и мудрость? А если мне одинаково отвратительны оба выхода из этого тупика, как тогда быть?!»
14
«Костя, – сказал Фрост. – Хорошо, что я тебя застал. А не пора ли вам улетать?» – «Улетать? Ни в коем случае! Мы будем сидеть и ждать возвращения Гвидо». – «Не надо ждать. Забудьте о нем. Улетайте. Что вам здесь делать? Скука: песок да колючка. Возьмем, к примеру, меня. Я на следующей декаде хотел отправиться в систему Черный Парус. Ну да теперь уж, видно, не получится…» – «Курт, это ты?! Откуда ты взялся? Почему ты здесь? Ведь тебя же…» – «Ты знаешь, зачем я пришел? Забрать твой фогратор. Он тебе ни к чему, звездоход». – «Думаешь, ни к чему?» – «И ты тоже так думаешь. Ты же научился думать». – «Курт, постой, не уходи! Сейчас ты знаешь больше, чем мы с Вардановым. Открой мне, чем все это кончится?» – «Ни черта я не знаю, Костя. Как я могу открыть то, чего еще нет? Там, где я, вообще ничего нет. Такая же пустыня… и огни. Много огней… и никто ничего не знает. И, самое подлое, знать не желает. Одиночество и скука». – «Что это за туман, в котором ты стоишь? Выйди из него, ну пожалуйста…» – «Туман, потому что сон. Ты спишь, Костя». – «Я сплю?! Мне нельзя спать. Как я мог заснуть, когда такое творится?» – «Улетайте, братцы. Еще есть шанс. Потом это будет непросто – улететь отсюда. Бросить Гвидо в песках одного… Ты спишь, и поэто