[140] и не иметь никакого владыки, а жить плодами своей земли. А свобода, кажется мне, сто́ит любой другой вещи в мире. (36) И, ведь, не то́ я тебе советую, чтобы ты был свободным нищим, но чтобы ты, опираясь на наш союз, расширял не царскую власть, а свою собственную, подчиняя себе тех, которые ныне такие же рабы царя, как и ты, а будут служить тебе. Ну, а если ты будешь и свободен и богат, чего тебе еще нужно будет для полного счастья?» (37) — «Не хочешь ли, — сказал Фарнабаз, — чтобы я тебе искренно ответил, что собираюсь делать?» — «Это будет достойно тебя». — «Так знай, что я соглашусь стать вашим другом и союзником, если царь назначит командующим другого, а меня поставит под его начальство; если же я получу верховное командование (что значит честолюбие!), то можешь не сомневаться, что я буду бороться с вами изо всех моих сил». (38) Услышав это, Агесилай взял его за руку и сказал ему{13}: «О, благороднейший человек! Пусть бы случилось так, чтобы ты стал нашим другом! Будь же уверен, по крайней мере, хоть в том, что и теперь я как можно скорее удалюсь из твоей страны и на будущее время в случае войны, пока будет возможность идти походом на кого-нибудь другого, не трону ни тебя, ни твоей области!»
(39) После этих слов собрание было распущено. Фарнабаз сел на коня и уехал, а сын его от Парапиты, еще блиставший красотой юности, остался и, подбежав к Агесилаю, сказал: «Я тебя нарекаю своим гостеприимцем». — «Я принимаю эту честь». — «Так помни же», сказал тот и тотчас же подал ему свое копье дивной красоты. Агесилай принял дар и дал ему взамен две роскошные бляхи, сняв их со сбруи коня своего секретаря Идея. Тогда юноша, вскочив на коня, пустился за отцом. (40) Впоследствии, когда, в отсутствие Фарнабаза, сына Парапиты лишил власти его брат и отправил в изгнание, Агесилай принял в нем живейшее участие. Так, узнав, что он влюблен в сына афинянина Евалка, он ради гостеприимца приложил все старания, чтобы тот был допущен к участию в олимпийском беге; этот Евалк был крупнее всех прочих детей{14}.
(41) Верный своему слову, данному Фарнабазу, Агесилай тотчас же удалился из его области. Это было как раз перед наступлением весны{15}. Отсюда он прибыл в Фивскую долину и расположился лагерем близ храма астирской Артемиды. Кроме того войска, которое он имел с собой, он стал здесь собирать со всех сторон еще очень много воинов. Он собирался идти походом как можно более вглубь страны{16}, считая, что все те племена, которые останутся позади его, будут тем самым отторгнуты от царя, и делал надлежащие приготовления к этому походу.
(IV. 2. 1) Такими приготовлениями был занят Агесилай. Лакедемоняне же[141], узнав с достоверностью, что персидский царь послал в Грецию деньги[142] и что все наиболее значительные государства соединились для войны со Спартой, пришли к убеждению, что отечество в опасности и что необходим поход. (2) Они делали сами надлежащие приготовления, а кроме того немедленно послали Эпикидида{17} за Агесилаем. Эпикидид прибыл к нему и, рассказав ему, как обстоят дела, передал ему от имени государства приказание как можно скорее спешить на помощь отечеству.
(3) Агесилай, услышав это, был очень огорчен при мысли о том, сколько его честолюбивых надежд должно остаться неудовлетворенными. Однако же он созвал союзников[143], передал им о полученном с родины приказании и сказал, что считает необходимым идти на помощь отечеству. «Если же там я добьюсь успеха, то будьте уверены, союзники, — сказал он, — что я вас не забуду, но, наоборот, прибуду снова сюда, дабы совершить то, в чем вы нуждаетесь». (4) При этих словах многие заплакали и единогласно было вынесено решение идти вместе с Агесилаем на помощь Лакедемону; если там они будут иметь успех, то они вернутся вместе с Агесилаем в Азию. (5) После этого они стали приготовляться к походу, чтобы сопровождать Агесилая. Последний оставил в Азии гармостом Евксена и с ним гарнизон по крайней мере из четырех тысяч человек, чтобы он мог защищать города. Видя, что большинство воинов[144] не желало идти походом на греков и предпочло бы остаться, и желая взять с собой воинов в возможно большем числе и наиболее искусных, он назначил награды тем из городов, которые пошлют наилучшее войско, тому из лохагов{18} наемников, который явится с наилучшим по вооружению отрядов гоплитов, стрелков или пельтастов. Он обещал также дать никетерии{19} тем из гиппархов, отряды которых будут выделяться по коням и вооружению. (6) Он заявил, что распределение наград произойдет по переходе из Азии в Европу, на Херсонесе, чтобы им было вполне очевидно, что только принявшие участие в походе будут допущены к участию в розыгрыше наград[145]. (7) Большинство этих наград было оружие прекрасной работы, — гоплитское и всадническое. Кроме того в числе наград были и золотые венки; все же эти награды стоили не меньше четырех талантов. Правда, было затрачено много денег; но Агесилай достиг этим того, что в погоне за наградами все приобрели себе оружие, стоящее во много раз больше этой суммы. (8) По переходе через Геллеспонт были назначены судьями из лакедемонян Менаск, Гериппид и Орсипп, а от союзников по одному от каждого города. По распределении наград Агесилай с войском отправился по тому же пути{20}, по которому персидский царь[146] шел походом на Грецию.
(9) В это время эфоры объявили сбор в поход. Было издано народное постановление, по которому предводительство войском вручалось, за малолетством царя Агесиполида{21}, его родственнику и опекуну Аристодему. (10) В то время как лакедемоняне уже вышли в поход, противники их{22} собрались и обсуждали, при каких условиях им выгоднее всего принять сражение. (11) На этом собрании коринфянин Тимолай сказал следующее: «Я бы сравнил, союзники, лакедемонское могущество с рекой. Действительно, реки у своих источников невелики и легко могут быть переходимы вброд. Но чем дальше мы спустимся вниз по течению, тем шире и глубже их русло, так как они принимают в себя другие реки. (12) Точно также и лакедемоняне отправляются с родины одни, но, пройдя вперед и присоединив к себе контингенты союзных городов, становятся более многочисленными и победить их уже представляет более трудную задачу. Заметьте также, что те, которые хотят уничтожить осиное гнездо, подвергнутся многим укусам, если попытаются ловить вылетающих ос; если же они поднесут огонь к гнезду, пока осы внутри, то, не получив никакого повреждения, совладают с осами. По этим-то соображениям я и считаю выгодным заставить их принять бой лучше всего в самом Лакедемоне, если же это не удастся, то как можно ближе к их городу». (13) Прочие присутствующие одобрили это предложение и приняли его голосованием. В то время как они спорили о гегемонии и договаривались о том, какой глубины должно быть войско, чтобы из-за слишком глубокой фаланги враг не получил возможности обойти войско с флангов{23}, — лакедемоняне, присоединив к себе тегейцев и мантинейцев, подходили уже к Истму[147]. (14) Коринфяне и их союзники также вышли в поход, и приблизительно в то же время, как они были в Немейской области, лакедемоняне со своими союзниками были уже в области Сикиона. Когда последние вторглись (в Коринфскую область) около Эпиикии, им на первых порах причиняли большой ущерб легковооруженные противники, бросая в них камни и стрелы с возвышенных мест. (15) Когда же лакедемоняне спустились к морю[148], они стали подвигаться вперед, вырубая и сжигая все вокруг. Противники их приблизились к ним и расположились лагерем, имея перед собой русло реки[149]. Лакедемоняне двинулись по направлению к врагу и, расположившись лагерем на расстоянии менее 10 стадий, спокойно выжидали.
(16) Теперь я скажу о численности тех и других{24}. Лакедемонских гоплитов собралось до 6000, элейских, трифилийских, акрорейских и ласионских — около 3000, сикионских 1500; эпидаврских, трезенских, гермионских и галийских было не меньше 3000; далее было еще около 600 всадников из Лакедемона; сверх того в походе принимало участие около 300 критских стрелков и не менее 400 марганейских, летринских и амфидольских пращников. Только флиунтцы{25} не пошли с ними, так как им в это время, по их словам, нельзя было вести войну по религиозным соображениям. Таково было войско лакедемонян и их союзников. (17) У противников же их собралось такое число гоплитов: афинских до 6000, аргосских, как передавали, около 7000, беотийских около 5000, так как орхоменцы не явились, коринфских до 3000 и, наконец, из всей Евбеи не меньше 3000. Столько было гоплитов; всадников же беотийских было до 800, так как орхоменцы не явились, афинских до 600, из Халкиды на Евбее до 100, из Опунтской Локриды до 50. Числом легковооруженных коринфяне и их союзники также превосходили лакедемонян: с ними были локрийцы озольские, мелийцы и акарнанцы.