Всего погибло неприятелей, считая как тех, кто пал в бою внутри крепости, так и тех, кто разбился, прыгая наружу, не менее восьмидесяти. В этот момент можно было увидеть трогательное зрелище, как мужчины пожимали друг другу руки, поздравляя с благополучным избавлением, и как женщины, принося им пить, плакали от счастья. На лицах всех этих людей можно было видеть подлинные слезы радости.
(10) На следующий год{37} все войско аргивян и аркадян снова вторглось во Флиунт. Они нападали постоянно на флиунтцев не только по той причине, что были враждебно настроены против них: они всегда надеялись вынудить их к сдаче недостатком съестных припасов, так как Флиунтская область была расположена между владениями тех и других. Конница и отборный отряд флиунтцев и в этот раз выступили против врагов: они напали вместе с находившимися там афинскими всадниками на вторгшихся врагов, когда последние переходили через реку[465], одержали над ними победу и принудили их всю остальную часть дня подвигаться вплотную у подножий горных хребтов; получалось такое впечатление, как будто они движутся по дружественной стране и опасаются, как бы нечаянно не вытоптать хлеба, растущего на равнине.
(11) Был и еще поход на Флиунт{38}, предпринятый начальником фиванского отряда{39} в Сикионе. Он двинулся во главе своих гарнизонных воинов, а также сикионцев и пелленцев, обязавшихся уже в то время участвовать в предпринимаемых фиванцами походах. Его сопровождало также около двух тысяч наемников с Евфроном[466] во главе. На вершине, расположенной близ ворот, обращенных к Коринфу, он оставил сикионцев и пелленцев, чтобы флиунтцы не могли обойти здесь его войско и занять позицию, господствующую над храмом Геры; все же прочие воины перевалили через Трикаранские высоты и спустились к храму Геры с намерением опустошить равнину. (12) Когда горожане узнали, что враги устремляются к равнине, они выслали против неприятеля всадников и отборный отряд, которым удалось противостоять врагу и не допустить его к вторжению в равнину. Большая часть дня прошла в перестрелке; то отряду Евфрона удавалось оттеснить врага настолько вглубь равнины, что становилось возможным ввести в бой конницу, то гражданам удавалось продвинуться до храма Геры. (13) Наконец неприятель счел нужным перейти к решительным действиям и двинулся в обход через Трикаранские высоты, так как узость прохода перед городской стеной не давала ему возможности пройти к пелленцам по этому, кратчайшему, пути. Флиунтцы некоторое время следовали за ними по подъему, а затем свернули в сторону и устремились по дороге, шедшей вдоль городской стены[467], на пелленцев и других, бывших вместе с ними. (14) Войско, руководимое фиванским начальником, поняв намерения флиунтцев, бросилось также взапуски вперед, чтобы успеть прийти вовремя на помощь пелленцам. Флиунтские всадники прибыли, тем не менее, прежде их и врезались в неприятельское расположение. Пелленцы выдержали первый натиск; но когда флиунтцы, отступив, соединились с прибывшей пехотой, снова налетели на врагов и вступили в рукопашную, — последние обратились в бегство, причем погибло несколько сикионцев и очень много пелленцев, в том числе лучшие бойцы. (15) После этого флиунтцы по обычаю поставили трофей и громко запели победную песню. Прибывшее под предводительством фиванского начальника Евфрона войско производило такое впечатление, как будто оно только затем обежало вокруг, чтобы полюбоваться этим зрелищем. После этого враги удалились в Сикион, а флиунтцы вернулись в город.
(16) А вот еще один благородный поступок флиунтцев: когда ими был взят в плен живым их пелленский проксен, они отпустили его без выкупа, несмотря на то, что были в крайней нужде. Разве можно не назвать людей, совершающих подобные поступки, благородными и великодушными?
(17) Теперь приведу пример, из которого с полной очевидностью вытекает, что флиунтцы сохраняли верность друзьям даже в минуты самых тяжких лишений. Когда они однажды были отрезаны от своих полей[468], они кое-как пробивались, частью добывая припасы во время набегов на вражеские поля, частью докупая их в Коринфе. Путешествие на рынок было сопряжено с большой опасностью; трудно было раздобыть денег для уплаты; еще труднее было найти посредников для получения денег взаймы; неимоверных усилий, наконец, стоило найти людей, которые поручились бы за целость упряжного скота, который отвезет эти продукты во Флиунт[469]. (18) Оказавшись в таком ужасном и безвыходном положении, флиунтцы добились, чтобы к ним был прислан конвой под командой Харета{40}. Когда последний прибыл во Флиунт, флиунтцы попросили его конвоировать в Пеллену неспособное к ношению оружия население. Прибыв туда, флиунтцы оставили там неспособных к войне граждан, закупили продукты, раздобыли, сколько только можно было, упряжного скота и ночью отправились в обратный путь. Они прекрасно знали, что враги поджидают их в засаде, но считали, что лучше принять бой, чем оставаться без припасов.
(19) Флиунтцы и Харет подвигались вперед, пока не встретились с врагами. Тогда флиунтцы немедля устремились на врага, ободряя друг друга, завязали битву и громкими криками призывали Харета помочь им. Им удалось одержать победу и прогнать врага с дороги, благодаря чему они получили для себя и для припасов, которые они везли с собой, свободный проход на родину. Так как вся ночь прошла без сна, они легли спать утром и спали до довольно позднего часа дня. (20) По пробуждении Харета к нему подошли всадники и доблестнейшие из гоплитов и сказали:
«Сегодня, Харет, тебе представляется случай выполнить славное дело: сикионцы укрепляют один из пунктов[470] на нашей границе; там много рабочих, но совсем немного гоплитов. Впереди двинемся мы, всадники и сильнейшие из гоплитов; ты же с твоим наемным войском будешь следовать за ними сзади. Быть может, к тому времени, как ты прибудешь, дело уже будет сделано, но возможно, что именно твое появление и обратит врага в бегство, как было в Пелленской области. Если же ты затрудняешься исполнить наше предложение, то спроси совета у богов через жертвенное гадание. Мы полагаем, что боги дадут тебе такой совет еще охотнее, чем мы. Не забывай, Харет, и того, что если ты исполнишь это, ты приобретешь укрепленный пункт, откуда ты будешь угрожать врагам; ты принесешь спасение дружественному государству; наконец, ты прославишься больше всех в своем государстве, твое имя прогремит среди союзников и врагов». (21) Харет внял их просьбам и приступил к жертвоприношениям; в это же время флиунтские всадники немедля надели панцири и взнуздали лошадей, а гоплиты снарядились для пехотного боя. Затем они под оружием отправились к тому месту, где совершались жертвоприношения; их встретили Харет и гадатель и сообщили им, что жертвоприношения дали благоприятные предзнаменования. «Подождите, — прибавил он, — сейчас и наше войско выступит в поход». Как только глашатаи объявили об этом, наемники, как бы подстрекаемые какой-то высшей силой, быстро выбежали в путь. (22) Когда Харет двинулся в путь, флиунтская конница и пехота опередили его; сперва они подвигались быстрым шагом, а затем перешли в бег; наконец, всадники погнали лошадей изо всех сил, пехота также побежала изо всей мочи, поскольку это было возможно, не расстраивая рядов; за ними поспешно следовал Харет. Это произошло за короткое время до захода солнца, и враги в укреплении были застигнуты врасплох: одни в это время умывались, другие готовили обед, третьи месили тесто, четвертые постилали постели. (23) Увидев, с какой стремительностью на них нападают, бывшие в укреплении пришли в ужас и тотчас же бежали, оставив храбрецам все припасы. Эти поужинали продуктами, найденными здесь, а также принесенными ими с родины, совершили по случаю удачи возлияния, пропели победную песню, расставили гарнизоны и погрузились в сон. Прибывшее ночью в Коринф известие о взятии Фиамии было встречено очень сочувственно: глашатаи объявили о поставке всякого рода телег и упряжного скота, телеги эти были наполнены хлебом и отправлены во Флиунт; этот подвоз совершался ежедневно в течение почти всего того времени, пока захваченное укрепление заканчивалось постройкой.
(VII. 3. 1) Этим я заканчиваю повествование о постоянной преданности друзьям и военной храбрости флиунтцев, которые не нарушили верности союзникам, даже испытывая лишения во всем необходимом. Приблизительно в это же время стимфалиец Эней, занимавший пост аркадского стратега, считая недопустимым создавшееся в Сикионе положение[471], вступил со своим войском в акрополь этого города и призвал к себе оставшихся в городе, а также изгнанных без народного постановления[472] представителей аристократической партии. (2) Это привело в страх Евфрона; он бежал в Сикионскую гавань, призвал туда из Коринфа Пасимела[473] и при его посредничестве передал гавань лакедемонянам; таким образом он оказался снова в числе их союзников. При этом он утверждал, что все время был им верен; по его словам, во время голосования вопроса об отложении от лакедемонян он был в числе немногих противников этого предложения; после этого он ратовал за введение демократического строя, имея единственной целью отомстить изменившим ему. (3) «Таким образом, — заметил он, — ныне мною изгнаны все те, которые вам изменили. Если бы власть осталась в моих руках, я бы отложился к вам вместе со всем городом; ныне же я передаю вам только гавань, которой мне удалось овладеть». Многие выслушали эту речь; однако, неизвестно, многие ли ему поверили.