{54}, напал на них, конница также пыталась врезаться в ряды противника; однако враг не обратился в бегство, а остался на своих местах. Лакедемоняне возобновили нападение. Однако враг и на этот раз не обратился в бегство, а даже перешел в нападение. Поднялась ужасная суматоха, и Архидам сам устремился на помощь и повернул по большой дороге, ведущей на Кромн, ведя воинов по два в ряд, как они были выстроены до сражения. (23) Оба войска приблизились друг к другу, причем войско Архидама было выстроено длинным флангом{55}, что было сделано для удобства передвижения по узкой дороге, а аркадяне были собраны в тесную группу, щит к щиту.
В этом сражении лакедемонянам не удалось уже одержать верх над аркадянами: вскоре Архидам был ранен в ногу навылет, пали сражавшиеся перед ним Полиэнид и муж сестры Архидама Хилон; всего погибло их в этом сражении не меньше тридцати.
(24) Когда, пройдя по дороге, лакедемоняне вышли на широкую равнину, они выстроились против аркадян в боевой порядок. В это время аркадяне оставались на месте в боевом порядке; они уступали врагу по численности, но далеко превосходили его бодростью духа, так как нападали на наступающих и уже перебили много людей. В лакедемонском же лагере господствовало глубокое уныние: они видели, что Архидам ранен, и слышали в числе погибших имена храбрых мужей и к тому же как раз самых известных в государстве. Когда враги приблизились, кто-то из воинов старшей призывной категории воскликнул: «Мужи, зачем нам сражаться? Почему нам не прекратить распри и не заключить мира?» (25) Обе стороны с удовольствием выслушали это предложение и заключили между собой мир. Затем лакедемоняне удалились, похоронив трупы, а аркадяне, возвратившись на то место, откуда они начали наступление, поставили трофей.
(26) В то время как аркадяне находились близ Кромна, элейцы, оставшиеся в своем городе[496], первым делом пошли походом на Пилос. По пути они встретились с пилийцами, отраженными от Фалам. Увидя их, элейские всадники двинулись по направлению к ним и немедля бросились на них, причем одних перебили, а другим в небольшом числе удалось бежать на какой-то холм. Когда же подошла и пехота, были выбиты из позиций и последние; из них часть была перебита, а остальные были взяты в плен живыми, в числе около двухсот. Из этих пленных те, которые не были прежде элейскими гражданами, были проданы в рабство, а элейские изгнанники были казнены. После этого, так как никто не пришел на помощь пилийцам, элейцы покорили их, завладев их укреплением[497], и снова подчинили себе марганейцев[498].
(27) Некоторое время спустя лакедемоняне, снова напав ночью на Кромн, овладели той частью ограды, близ которой стояли аргивские войска, и стали вызывать к себе осаждённых лакедемонян. Тем из последних, которые находились к ним ближе всего и энергично взялись за дело, действительно удалось выйти. Прочих успело догнать устремившееся со всех сторон на помощь аркадское войско; они были загнаны внутрь ограды, окружены со всех сторон, взяты в плен и поделены между союзниками: часть досталась аргивянам, часть фиванцам, часть аркадянам, часть мессенцам; всего было захвачено в плен более ста спартиатов и периэков.
(28) После того как аркадяне уже покончили дела под Кромном, им снова пришлось иметь дело с элейцами{56}. Они снабдили Олимпию более сильным гарнизоном и, когда наступил Олимпийский год{57}, стали делать приготовления к устройству Олимпийских игр вместе с жителями Писы, утверждавшими, что первоначально им принадлежало заведывание святилищем{58}. Когда наступил тот месяц, в который происходят Олимпийские игры, и те дни, в которые собираются все греки на празднества, элейцы стали делать открытые приготовления и, призвав к себе на помощь ахейцев, двинулись на Олимпию. (29) Аркадяне никогда не ожидали, что элейцы выступят против них, и вместе с жителями Писы руководили всенародным празднеством. Уже окончились конные состязания, а также беговые из числа состязаний пентатла{59}; в это время между состязающимися, сохранившими шансы на победу, шел уже кулачный бой, происходивший не на беговой дорожке, как прочие состязания пентатла, а между нею и алтарем{60}. Вооруженные элейцы проникли уже в священный участок. Аркадяне не вышли навстречу им на далекое расстояние, а выстроились близ реки Кладая, которая течет по границе Альтии{61}[499] и впадает в Алфей. Вместе с ними были и их союзники — до двух тысяч аргивских гоплитов и около четырехсот афинских всадников. Элейцы выстроились на другом берегу реки и, совершив жертвоприношения, тотчас же перешли в наступление. (30) Несмотря на то, что в предшествующее время к их военным способностям относились с презрением как аркадяне и аргивяне, так и ахейцы и афиняне, в этот день они руководили действиями союзников, как если бы они были наиболее доблестными; они тотчас же обратили в бегство аркадян, с которыми им прежде всего пришлось столкнуться, затем завязали сражение с пришедшими на помощь аркадянам аргивянами, причем одержали победу и над ними. (31) Загнав врага в промежуток между зданием совета, святилищем Гестии и театром, примыкающим к этим зданиям, они продолжали сражаться с неменьшей энергией и оттолкнули врагов к алтарю; однако, последние засыпали их снарядами с портиков, со здания совета и с большого храма[500], а также сражались на равнине, причем убили многих элейцев и в том числе самого начальника «отряда трехсот»[501] Стратола. (32) После этого элейцы отступили в свой лагерь. Аркадяне и их союзники так боялись следующего дня, что не ложились спать всю ночь, срубая стоившие стольких хлопот временные сооружения[502] и устраивая из них ограду. На следующий день элейцы, приблизившись к противнику, увидели крепкую стену и большую массу людей, взобравшихся на крыши храмов; поэтому они отступили в свой город.
В этом столкновении элейцы оказались очень храбрыми: если божеству угодно, оно может в один день прославить людей, вдохнув в них храбрость; людям же даже за очень долгое время не удалось бы сделать доблестными тех, которые таковыми не были.
(33) Аркадское правительство распоряжалось храмовой казной{62}[503] и выдавало из нее жалованье эпаритам[504]. Мантинейцы были первыми, вынесшими постановление, запрещающее пользоваться храмовой казной; причитающуюся на их долю сумму для уплаты эпаритам они пополнили из ресурсов своего государства и отослали назад союзному правительству. Члены правительства заявили, что они оскорбили этим Аркадский союз и вызвали их представителей на суд в собрание десяти тысяч[505]. Так как те не явились на суд, они были осуждены, и были посланы эпариты для насильственного привода осужденных. Однако, мантинейцы заперли ворота и не впустили их в город. (34) Сейчас же после этого и некоторые другие стали заявлять в собрании десяти тысяч, что не следует расходовать священной казны, чтобы не навлечь на себя на вечные времена обвинения потомства в нечестии. Тогда и общее собрание решило впредь не расходовать священной казны. Вскоре после этого те из эпаритов, которые не могли служить без жалования, ушли со службы; с другой стороны, те люди, которые могли просуществовать без жалования, подбодряя друг друга, становились эпаритами, чтобы не зависеть от своих противников, а чтобы, наоборот, те от них зависели. Члены правительства, распоряжавшиеся священной казной, понимали, что если им придется давать отчет, то им угрожает опасность погибнуть; поэтому они отправили послов в Фивы, которые сказали фиванцам, что если они не пойдут походом на аркадян, то можно опасаться, что последние снова перейдут на сторону лакедемонян. Тогда фиванцы стали готовиться к походу.
(35) Люди, желающие добра Пелопоннесу[506], убедили Аркадский союз отправить в Фивы послов с заявлением, чтобы фиванцы не вступали в Аркадию вооруженные, пока их не позовут. В то же время они решили, что война для них совершенно бесполезна: они считали ни к чему не нужным заведывание святилищем Зевса и, наоборот, полагали, что поступят справедливее и благочестивее и больше угодят богу, если вернут заведывание святилищем обратно элейцам. Так как и элейцы хотели того же, то обе стороны решили заключить мир, и был заключен мирный договор.
(36) Затем были принесены клятвы, причем в числе прочих поклялись также и тегейцы и сам фиванский начальник, находившийся в Тегее с отрядом из трёхсот беотийских гоплитов. После этого собравшиеся в Тегее аркадяне остались здесь ещё на некоторое время, обедали, благодушествовали, совершали возлияния и пели песни, как полагается при заключении мира. Фиванский же начальник и те из членов аркадского правительства, которые боялись отчета, вместе с беотийцами и единомышленниками из числа эпаритов заперли ворота тегейской городской стены, отправили воинов к пирующим и арестовали членов аристократической партии. Так как здесь собрались представители всех аркадских государств, причем все они желали мира, пришлось арестовать очень многих людей, так что скоро наполнились ими и тюрьма и здание правительственных установлений. (37) Таким образом многие были арестованы, многим удалось соскочить вниз со стены, некоторые были выпущены даже через ворота, так как враждебно к ним были настроены только сами те, которые боялись собственной гибели