26. Кекропс. Фрагмент росписи кратера Мастера Кекропса. Конец V в. до н. э. Кассель. Частн. колл
Тем временем, пока созревали условия будущего возмездия, не подозревавшие своей печальной участи дети Геи и Урана продолжали заселять землю новым потомством (Гее, Теог. 211 — 232).
Оказалось, что Ночь, рожденная некогда самим Хаосом, также вполне самостоятельно, вне всякого брачного союза, стала матерью Мора, Смерти, Сновидений и также породила брата и сестру — едко-насмешливого Мома и Печаль. В черных глубинах Ночи зародилась сама Судьба в виде трех сестер — Клото (прядущая нить жизни), Лахезис (дающая человеку тот или иной жребий) и Атропос (бесповоротность, неотвратимость судьбы).
Месть — Немезида и Эрида — Раздор — тоже дети Ночи, причем Эрида дала начало тяжкому труду в сопутствии голода и скорби, а также стала матерью убийствам, битвам, ослеплениям и всяческим беззакониям.
Таким образом, те четыре первоначала, о которых мы говорили выше (Земля, Хаос, Эрос, Тартар), вполне закономерно начали проявлять свое могущество.
Земля оказалась всеобщей матерью, дающей начало жизни, пусть эта жизнь еще полна ужасов, спутанна, безобразна. Но, раз появившись, она несет в себе принцип совершенствования и чревата лучшим будущим. Хаос-бездна из собственных глубин рождает антипод жизни — Ночь, а эта последняя породила Смерть и все те ужасы, которые будут преследовать в дальнейшем человека.
Древние греки, будучи великими жизнелюбцами, вполне справедливо еще в страшных глубинах архаики уравновесили царство Ночи ее же собственной дочерью, исполненной света Гемерой — Днем.
Эрос оказался движущей силой космического влечения, и без него немыслимо мифологическое развитие древних.
Что же касается Тартара, то именно в его объятиях породила Земля своего младшего сына, Тифона, или Тифоея. У Тифона не только сотня змеиных голов, но это головы, мечущие из глаз пламя, а глотки этого чудовищного дракона испускают "невыразимые голоса" — то рев быка, то львиный рык, то собачий лай или змеиный свист, а то вдруг внятный голос, доступный для понимания.
Однако свое подлинное предназначение Тартар выполнит на исходе архаики, когда он станет абсолютно необходимым в той картине космоса, которая постепенно станет вырисовываться во мгле тысячелетий, принимая все более и более совершенную конструкцию.
До этого времени, правда, еще далеко, почему и Земля и Море (а корни их переплетаются, залегая в Тартаре) все еще без устали порождают чудовищных детей и по своему усмотрению заселяют ими мировое пространство.
Чудовища населяют землю. Губительные силы
Как было уже установлено выше, потомки матери-Земли были и тератоморфны, и миксантропичны, то есть их чудовищный вид уже имел какие-то человеческие черты. Особенно причудливы и страшны были порождения женского рода, что вполне понятно, если учесть матриархальную основу древнейшей мифологии (там же, 237 — 239, 270 — 280).
Кроме Земли особенно было богато потомством Море — Понт. Обе эти могучие стихии вступили в супружеский союз, плодом которого оказались Форкий и Кето, в свою очередь сочетавшиеся в браке и давшие начало самым причудливым порождениям.
Дочерьми Форкия и Кето, живущими на краю света, были Грайи, родившиеся седыми старухами, но зато "прекрасноланитными". Обе (по другой версии, их три и на всех приходится один глаз и один зуб) — в изящных пеплосах. Но главное, дети Форкия и Кето — Сфено (Мощная), Евриала (Многоречивая) и Медуза (Владычица) — сестры-Горгоны.
Все три Горгоны ужасны видом. Их волосы — змеи, вместо зубов — кабаньи клыки, мощные руки — из блестящей меди, за плечами — золотые крылья, взгляд глаз завораживает все живое, превращая в камень.
Но характерно, что сестры-Горгоны имеют разную судьбу, пройдя неодинаковый по времени путь мифологического развития. Первые две сестры уже бессмертны, Медуза же еще смертна, что и приведет ее в дальнейшем к гибели.
На одном этом примере видно, с каким трудом завоевывалось в архаическом мире бессмертное начало. Смертными оказывались там наиболее древние и ужасные чудища, поскольку их уничтожение было залогом созидания новой мифологической ступени, подготавливаемой всем социально-историческим развитием родового коллектива и господствующих в нем новых отношений.
Первоначальная неустойчивость бессмертия чудовищных существ хорошо видна и на образе Ехидны (там же 295 — 305) — также дочери Форкия и Кето или, по другой версии, Тартара и Геи.
Эта Ехидна не просто зооморфна, но и миксантропична, соединяя в себе тело пестро разрисованной чудовищной змеи и лик прекрасной быстроглазой девы. Ехидна — "могучая духом" — залегает в глубокой пещере под землей, как положено ее змеиной сущности, и несет гибель, заманивая путников обманчивой прелестью своего лица.
Как говорилось выше, Ехидна — хороший пример губительной силы красоты в архаической мифологии. Дева и змея, красота и смерть неразлучны в этом образе. Отсюда — два варианта мифа о судьбе Ехидны. По одному — ее ожидает гибель, по другому — она остается бессмертной, вечно обитая вдали от людей и от богов как напоминание о тайных и ждущих своего часа силах земли.
Эта страшная дева-змея порождает от стоглавого Тифона не менее ужасных дочерей — Лернейскую гидру, Химеру, душительницу Сфинкс, а также двух кровожадных псов — Орфа и Кербера с пятьюдесятью головами и медными глотками (там же, 306 — 326).
Гидра нашла себе пристанище в болотах Лерны. У этой драконши пять или шесть змеиных голов, хотя в более поздней традиции она миксантропична и головы у нее человеческие. Кровь ее несет в себе смертельный яд, дыхание ее глоток тоже смертельно.
Каждая голова Гидры обладает необычной силой жизни — даже если ее срубить, она вырастает вновь. Чтобы лишить это чудовище бессмертия, необходимо принять особые меры, чем и воспользуется в дальнейшем убивший ее Геракл. Только огонь, которым прижигается основание срубленной головы, может уничтожить новое ее появление.
И опять-таки, по одному из вариантов мифа, средняя голова гидры бессмертна, но и она срублена Гераклом, а затем погребена им же под огромной скалой (Аполлод. II 5, 2). По сути дела, бессмертная голова, отделенная от смертного туловища, продолжает свое существование в недрах земли как потенциальная угроза человеку.
Крылатая Химера выдыхает пламя, и, чтобы с нею расправиться, надо взнуздать коня Пегаса. Именно с его помощью, взмыв в небо, Химеру настигнет и убьет герой Беллерофонт (там же, II 3, 1).
Не менее зловредна третья сестра, Сфинкс — Душительница с туловищем льва, головой и грудью девы, крыльями хищной птицы, змеиным хвостом. Это чудовище обладало особой мудростью (там же, III 5, 8). Не сумевших разгадать загаданную ею загадку Сфинкс душила в когтистых лапах, так же как ее мать Ехидна душила путников в кольцах змеиного тела.
Мать Ехидна соблазняла красотой лика, дочь Сфинкс соблазняла хитрым вымыслом — ив том и в другом случае люди расплачивались жизнью за попытку приоткрыть покров таинственного бытия природы.
Среди детей то ли морского Форкия, то ли речного Ахелоя — сестры-Сирены (Од. XII 40 — 54, 166 — 200), две или три, тоже миксантропические существа — птицы с женскими головами, а на более древних изображениях просто птицы, круглоглазые, с огромными остановившимися зрачками, острым клювом и когтистыми лапами. В своем облике эти "прекрасно поющие девы" сохранили и хищные когти и неуклюжесть птичьего туловища в тяжелом оперении.
Придет день, когда мимо Сирен проплывет Одиссей, привязав себя к мачте и наслаждаясь их пением. Однако до этого еще далеко, время героев пока не наступило.
Как видим, магия женской красоты, магия таинственного слова и магия прельстительного пения (может быть, даже заклятия) смертельна для всякого, кто пытается к ней прикоснуться и, значит, разгадать ее скрытый смысл.
Мир архаической мифологии дышит ужасом и нагоняет страх. Дети Ночи — Керы веселятся среди битв, обагряясь кровью и нанося смертельные удары воинам.
Собакоголовые и тоже окровавленные Эринии — Алекто, Тисифона, Мегера — выходят из царства смерти, чтобы возбудить месть, безумие и злобу (Аполлод. I 1,4).
27. Гидра. Церетанская гидрия. 2-я половина VI в. до н. э. Лондон. Частн. колл
Крылатые чудовищные птицы с девичьими лицами — Гарпии (Гес. Теог. 267) налетают вихрем и уносят бесследно исчезающих людей.
Кровавая Аамия бессонно бродит по ночам, похищая и пожирая детей (Страбон I 2, 8).
В пещере таится дракон Дельфиний, полузмей-полудева, готовый прийти на помощь порождениям Земли (Аполлод. I 6, 3).
В Темпейской долине гигантский змей втайне выкармливает стоглавое чудовище Тифона на погибель миру (Гом. гимн. II 173 — 177).
Где-то у морского пролива подстерегает мореходов чудовищная двенадцатиногая Скилла с шестью собачьими головами, с шестью пастями, железными зубами в три ряда. А по другую сторону пролива страшный водоворот Харибда трижды в день поглощает и извергает черные воды, неся неминуемую гибель мореходам, так что даже сам владыка моря Посейдон не в силах спасти человека, попавшего в ловушку между Скиллой и Харибдой (Од. XII 85 — 100, 245 — 250).
В самом же сердце Греции, в Беотии, охраняет священный источник огромный дракон (Аполлод. III 4, 1). А за далекими морями, в Колхиде, неусыпным стражем золотого руна пребывает тоже пестро разрисованный дракон с горящими глазами (там же, I 9, 23). На крайнем западе, где врата смерти, стережет золотые яблоки вечной молодости змей, свернувшийся в кольцо и глубоко укрывшийся в землю (Гес. Теог. 333 — 336). И наконец, по свидетельству так называемой орфической теогонии (Аполл. Род. I 503), владыкой мира до того времени, пока им стал править титан Кронос, был обитавший на снежной горной вершине гигантский змей Офион (греч. ophis — змея).
Люди населяют землю. Благодетельные силы
Но и в этом несчастном мире, готовом погибнуть в змеиных объятиях, среди ночи, где бродят спутники демона войны — Страх и Бледность, все-таки ждут своего часа и таятся благодетельные силы. Лесной Пан не только наводит ужас, но и охраняет стада, играя на свирели. Загадочная в своем уединении Мать зверей, их питательница и кормилица, обитает в горных пещерах. Но кто знает, не сама ли это гора Дикта (или Ида) на острове Крит, изобильная пастбищами и холодными родниками.