– Хороший денек сегодня, а, Виктор Степанович? – спросил Бахтин.
– Я бы не сказал, – угрюмо ответил Грек.
– Да нет. Я имею в виду погоду. Тепло, а все же чувствуется, что скоро осень. В воздухе какой-то озноб ощущается.
Виктор пожал плечами. Его тяготил разговор. Обязательств перед полковником теперь у него не было. Руки свободны. Надо было повернуться и уйти. Но что-то удерживало его.
– Здесь недалеко в подвале пивная, – сказал Бахтин, – всего несколько шагов. Может, пропустим по кружке?
Грек нехотя согласился и поплелся за бодро шагающим полковником. Водитель, немного выждав, тихо покатился за ними.
В подвале было шумно и накурено. Сизый табачный дым стлался под потолком. Взяв по кружке пива, они отыскали в ряду стоек свободное место. Виктор осушил свою кружку в два приема и вновь пошел к пивному автомату. Вернувшись, он спросил:
– Как вы могли так подло обмануть меня?
Бахтин слизал с губ пивную пену и сказал:
– Это издержки нашей работы.
– Издержки, говорите. Испортить одному человеку жизнь, погубить другого – это, по-вашему, издержки. Это что же – мораль Армии Бдительности? А как же чистые руки и прочее?
– Мораль, уважаемый, в том, для чего это делается, а делалось это все во благо государства. И не вам судить о морали. Если бы вы, проводив жену, не залезли в постель к первой встречной девице, с вами бы ничего не случилось. В свою очередь, эта девица, блюди она мораль, не закончила бы таким образом свою жизнь.
– Ее втянули в это, – неуверенно сказал Грек. Да бросьте вы – и запомните: никто, никогда, никого, никуда не втягивает насильно, все в самом человеке.
Виктор допил пиво и пошел к автомату.
– Возьмите и мне, – сказал ему вслед Бахтин.
Наполнив две кружки, Виктор вернулся к столу и сказал:
– От меня ушла жена.
– Вернется, – успокоил его Бахтин, – вернется и будет еще сильнее любить. От нормального сильного мужика рано или поздно жена уходит. Бабы не уходят только от слабовольных, от тряпок. Они их жалеют. От меня тоже ушла жена, давно, правда. Она была очень красивая и умная, журналистка. Сказала: или я, или твоя работа. Я думал, она на нервах играет, я не мог бросить свою работу. Уехал в командировку. Восемь месяцев гнил в джунглях. Это было во время войны во Вьетнаме… А когда вернулся, узнал, что она ушла к архитектору. Потом она и от него ушла – к журналисту. Этот был полной тряпкой, он подавал ей тапочки. По сей день с ним живет.
От выпитого пива Грек захмелел. Он ничего не ел с утра.
– Почему отменили операцию? – вдруг командирским голосом спросил он.
– Меня вышибли на пенсию, – сказал Бахтин и закрыл лицо пивной кружкой.
Грек вспомнил, что не курил целый день и полез за сигаретами. Он вдруг понял, что удерживало его возле Бахтина. Это было неосознанное ранее чувство жалости.
– Почему? – спросил он и устыдился своего вопроса. Не надо было спрашивать.
– Не понимаю, что происходит, – сказал Бахтин. – Ведь суть нашей работы в том, чтобы концентрировать, анализировать информацию и своевременно информировать верха, а верха, как говорил Ленин, уже не могут или не хотят принимать меры. Что-то разладилось в нашем государстве. Я не понимаю, что происходит, – вновь повторил он, – я говорю – держите вора, а мне – не лезь не в свое дело… Стране нужна валюта. Тридцать лет это было моим делом, а теперь оказывается не мое. Посмотрите, что вокруг происходит. Им дали волю, чтобы они зарабатывали для государства деньги. А они растаскивают страну. Продают секретное оборудование, ноу-хау. Вагонами вывозят стратегическое сырье. Ладно, сторожевой пес Бахтин уже не нужен начальству. Другие времена, другие нравы. Пусть растаскивают, я честно работал.
– Жаль, – сказал Виктор и, помолчав, с гордостью добавил: – Я ведь узнал секрет нового прибора.
– Теперь это уже ни к чему. Ну, если только из любопытства: в чем?
– Источник питания посылает невидимый инфракрасный луч.. Он отражается от объекта и возвращается в прибор, проходит через пластину из особого минерала, выращенного в космосе…
– Любопытно, – равнодушно сказал Бахтин. Видно было. Что он тоже захмелел.
– Еще пива 7 – предложил Грек.
– Нет, спасибо, это допью – и все.
– Я. Пожалуй. Пойду, сказал Грек.
– До свидания.
– Будьте здоровы.
Виктор Грек вернулся домой. Место, где утром упала Наташа, было чисто выметено и полито водой. Следов крови нигде не было видно. Поднялся в квартиру. Собрал свои вещи, их оказалось не так уж и много. Позвонил в бюро по найму жилья и, узнав, где сдается комната, отправился по нужному адресу.
Это была двухкомнатная квартира. Большую комнату занимала хозяйка, сухонькая опрятная старушка. Маленькую она отвела Виктору. Окно выходило на помойку, впрочем, как и большинство окон Страны Советов, но он не очень огорчился данному обстоятельству. Этаж был четвертый, так что запаха не чувствовалось. Он принялся разбирать вещи: одежду повесил в стенной шкаф, книги положил в тумбочку, стоящую у кровати. Грек взял с собой только две, которые он читал всю жизнь: "Двенадцать стульев" и "Похождения бравого солдата Швейка".
Старушка ходила за ним по пятам и говорила резким, неприятным голосом:
– За порядком следи.
– Хорошо, – отвечал Виктор.
– Баб сюда не таскать, я этого не люблю.
– Не буду, – обещал Виктор.
– Пьянки не устраивать. Пьянки до добра не доводят. Сын мой из-за них в тюрьму попал, жена посадила. Теперича на сто первом километре живет. Не прописывают. А завтра помру я, кому квартера достанется? Надысь из ЖЭКа приходили, все про здоровье спрашивают. А у мене все болит.
– Ключ дайте мне, – попросил Грек.
– Ключ? Зачем тебе ключ? – подозрительно спросила старушка.
– Ну, как же, – удивился Грек, – я же теперь квартирант.
– Ну ладно, – нехотя сказала хозяйка, – щас принесу.
Она вышла из комнаты. Получив ключ, Грек пошел на улицу – осмотреться и купить что-нибудь на ужин.
Это была окраина города. Дорога, на которой стоял дом, сбегала с холма и шла вдоль железнодорожной насыпи, за которой находился пруд. Вдали, на возвышенности среди деревьев виднелись кресты и голубые купола небольшой церкви. Магазинов было всего два. Овощной и продуктовый. В продуктовом один отдел был отведен под коммерческий магазин. Купив колбасы и хлеба, Грек из любопытства зашел в коммерческий и примерил понравившиеся брюки модные, широкие.
– Вам бы лучше классику, – сказала ему продавщица, молодая, симпатичная женщина, – вы – стройный.
Она смотрела на Грека с интересом. Хотя бы потому, что видела его впервые. На окраине как в поселке. Примелькавшиеся лица.
"Что ни делается, все к лучшему, – сказал себе Виктор – теперь я свободный человек".
Он заметил интерес в ее глазах. С улыбкой поблагодарил и пошел к новому дому.
Часть вторая. ДВА ГРЕКА
Наступила осень. Всюду пахло грибами. Особенно сильно – у перронов пригородных электричек и выходов метро, где каждый день возникали стихийные рынки. Грек частенько бродил там. Во-первых, это было похоже на народное гулянье, только вот не хватало духового оркестра. Во-вторых, в магазинах было шаром покати, и продукты он покупал себе только на рынке. Грек вдруг с удивлением обнаружил, что процесс приготовления пищи доставляет ему удовольствие. К тому же это оказалось очень просто. Например, зеленый суп: пучок щавеля, кубик куриного бульона, пара картофелин и разбить туда сырое яйцо. Еда на два дня.
В коммерческих палатках появился спирт "Рояль". Его можно было разбавить кипяченой водой и спокойно напиться, если вдруг одиночество хватало за горло. Грек пил сейчас каждый вечер. Он говорил себе, что пьет от одиночества, но это было не так. Просто красиво говорить себе, что пьешь от одиночества. Грек пил от безделья.
То есть работа у него была, но вечерами буквально нечем было себя занять.
С прежней работы пришлось уволиться. Об этом ему категорическим тоном заявила Марина. Грек не стал возражать. Ведь в свое время она устраивала его туда. Как говорится, я тебя породил, я тебя и убью. Но Грек нисколько не жалел об этом. Он даже почувствовал некоторое облегчение. На жизнь он зарабатывал теперь посредничеством. В стране развивалось кооперативное движение. Вновь появившиеся предприятия нуждались в сырье, которого не было в свободной продаже. Это уже позднее появились биржи, управляющие которых показывали своих кобелей по телевидению и похвалялись умением заработать большие деньги, хотя занимались тем, что, имея доступ к государственным материалам, перепродавали их по коммерческим ценам.
Грек за несколько лет работы в снабжении приобрел опыт и имел обширные связи. С каждой сделки он получал свои десять процентов и зарабатывал на этом такие деньги, которые ему раньше и не снились.
Итак, наступила осень. В один из этих прекрасных дней Грек и Рязанов сидели в желтом "Мерседесе" выпуска 1978 г. и пили водку. Место, где они расположились было очень красивым. Машина стояла на пригорке. Внизу у подножия холма лежали пруды, перетекавшие друг в друга. По берегам тянулся лес, уходивший куда-то вдаль. Мимо по дороге шли люди, направлявшиеся в церковь, которая находилась на вершине холма.
Утром Греку вдруг захотелось в баню. Он вытащил Рязанова из дома, но по случаю религиозного праздника баня оказалась закрытой, хотя было воскресенье. Грека всегда раздражало то, как общество навязывает отдельным гражданам свои убеждения. Он долго возмущался этим, до тех пор, пока они не нашли подходящее местечко и не расположились там. И вот теперь они допивали "Распутин", припасенный Греком для бани. Из открытых окон в машину проникал запах земли и прелых листьев.
Рязанов. Еще очень сексуально, когда молодая телка тянется и поднимает руки вверх, и в это время грудь у нее становится в два раза больше.
Грек. Рязанов! Угомонись.
Рязанов. Ох, не говори, Степаныч. Если бы ты знал, как я мучаюсь. Хорошо, хоть лето кончилось.