Получив согласие самого Николая II, морской министр добился утверждения особого комитета по увековечиванию памяти Ушакова в составе великого князя Кирилла Владимировича, вице-адмирала Сорновского, контр-адмирала Гейдена, генерал-майоров Кладо и Степанова, о чем сообщалось в приказе по флоту и Морскому ведомству № 65 от 10 февраля 1914 года. Вскоре были изданы циркуляр о порядке сбора денег по подписным листам и обращение комитета «ко всем, кому дорога слава и величие отечества» с просьбой внести лепту в благое дело. «Кронштадтский вестник», «Словянин», «Русский инвалид», «Северная пчела», «Русское судоходство» и другие газеты и журналы опубликовали это обращение, перечни библиографических материалов о жизнедеятельности Ушакова, воспоминания о нем ветеранов флота. 6 марта 1914 году на заседании самого Совета министров Российской империи слушалась записка морского министра И. К. Григоровича об увековечивании памяти адмирала. Присутствующий император Николай II дал своё согласие на проведение «по всей империи подписки». Сбор добровольных пожертвований по всей России начался, и колесо закрутилось.
В июне 1915 года в Тамбовскую губернию для поиска могилы Ушакова направляется группа особого комитета. Её председатель — действительный статский советник, делопроизводитель Главморхозуправления В. П. Ильинский вскоре представил Григоровичу фотоснимки и описание могилы адмирала. «Посвящает сей малый знак своей благодарности племянник, капитан-лейтенант Федор Иванович Ушаков. Наверху урна из черного мрамора; на ней хорошо позолоченные шар и крест…» Могилу идентифицировали по одному погону с орлами, правдоподобный портрет можно привести вот такой, с острова Корфу. Так, что все, что мы про него знаем и описываем по большей части сочинено сто десять лет назад, романовскими историками, для создания как очередной финансовой подписки на нужды флота — МММ, так и для показа, что не все и не всегда у нас на флоте было плохо, а только десять лет назад, но все исправлено, не сомневайтесь.
Портрет работы неизвестного художника, ноябрь 1798 — март 1799 годов, остров Корфу
Очередной всплеск к личности Федора Федоровича возник в годы Второй Мировой войны, когда черноморский флот отступил из Одессы, затем Севастополя, причем вывезя все 12-дюймовые снаряды, без которых знаменитые 35-я и 30-е батареи Севастополя оказались бесполезными, а на Кавказе где снаряды складированы открытым способом, они оказались бесполезны. Тогда тоже потребовался «герой», выпущен орден, снят фильм.
Но пора двинуться дальше, на основании той информации, которая имеется в распоряжении, просто критически ее оценивая.
8 июля от простуды скончался герой обеих русско-турецких войн, бригадир Алексиано Панагиотти, грек по национальности, который в сражениях 17–18 июня, как считали некоторые, «не будучи командиром, всем командовал». О всех своих чинах, званиях и наградах присвоенной императрицей он узнал только за день до смерти.
Екатерина II 28 июля восторженно писала Потемкину: «Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные Турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе уже посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?» Так что героем за победу при Фидонисибыл все-таки Марко Войнович, хоть он и не поладил с Потемкиным, за свои крейсерские операции 1789 года, так как видимо, видел и состояние вновь построенных кораблей, и то, что офицеров для них пришлось собирать по одному, со всех береговых должностей флота.
Но в 1788 году, еще грек Кацонис героически себя проявил, на морях Средиземном и Эгейском. Решив обзавестись собственной базой, где можно складировать добычу и отдохнуть от набегов, греческий корсар остановил свой выбор на острове Кастелоризо[72]. Находившаяся там небольшая османская крепость Кастель-Россо не выдержала осады еще в войну 1768–1774 годов. Кастель-Россо была старой крепостью, построенной еще в XIV веке госпитальерами[73].Остров Кастелоризо был очень удобно расположен, и позволял держать под ударом корсаров, целую связку коммуникаций противника.
24 июня 1788 года флотилия Кацониса, в которой к тому времени было уже десять кораблей, подошла к крепости, но османский гарнизон успел приготовиться к обороне. Однако вид целой эскадры у себя под стенами поколебал их решимость стойко сражаться и вызвал у коменданта сомнения, так как он знал, что никого не пощадят. Функции посредника на переговорах о сдаче крепости взял на себя греческий митрополит. Итогом переговоров устраивающие обе стороны, стала почетная капитуляция. Гарнизон из 250 солдат и офицеров вместе с пятьюстами гражданскими, которым тоже сохранили жизни и носимое имущество, беспрепятственно эвакуировался в Малую Азию. Над Кастель-Россо был поднят Андреевский флаг, а значит, это была хоть и маленькая, но база русского флота! В крепости, кроме пригодившихся двух десятков орудий, остались еще и большие запасы провианта и пороха. Обретя базу для своих операций, Кацонис начал активную ловлю трофеев. Он нарушил неприятельское судоходство не только в Эгейском море, но и в прилегающих к нему водных районах.
В начале августа 1788 года, его флагманскому кораблю пришлось выдержатьсерьезный бой с противником. У острова Скарпанто[74] «Минерве Северной» пришлось отбиваться сразу от пятиосманских кораблей, которые настигли пирата, но успешно продержавшись до темноты, ей удалось улизнуть.
31 августа, согласно донесению Кацониса, который отчитывался за свои действия, его кораблям вновь пришлось сойтись в сражении уже с восьмью османскими судами, из которых один, по словам майора, относился к рангу линейных кораблей, но вышли и здесь они без потерь. К этому времениинцидент с торговцем из Дубровницкой республики[75] забылся. На повестку дня встало объявление Швецией в лице Густава III войны союзу Российской империи и Австрийской, и приготовленная для отправки на Средиземное море эскадра Самуила Карловича Грейга осталась на Балтике, чем очень выручила империю. Просматривается договоренность о совместном выступлении против могучего противника двух таких разных правителей: Густава III — приверженца просвещённого абсолютизмаи либерала султана Селима III — пытавшегося всячески ограничить корпус янычар.
Густав в 1772 году и Султан Селим III во время аудиенции (кисти Константина Капидагли)
Причем и на Швецию Екатерина смогла найти управу, как в лице Дании, объявившей ей войну. Воевать на два фронта все знают затея плохая, так и создания в самой Швеции пятой колонны в виде Аньяльскогополитического союза[76]группы офицеровармии, выступившей в 1788 году против абсолютизма короля Густава III и его привлечению к себе молодых фаворитов! Про которых министр юстиции Энгестрём негодовал: «что своим примером король распространил в странегрех мужеложства, который до сей поры был почти неизвестен в этих краях». Екатерина II, узнав, что кузену во время очередного спиритического сеанса привиделся Иисус Христос, писала барону Гримму: «Если бы я могла познакомиться с этим жидом — так как, конечно, роль Христа, играл жид — я бы обогатила его, но с условием, чтоб он при втором свидании отколотил его палкой от моего имени». Так что личностью Густов III был самой противоречивый, хотя и не лишен достоинств и в любом случае грозным противником. Таким образом, Петербург мог рассчитывать на Средиземноморском театре военных действий, только на своих корсаров, самой значительной фигурой среди которых, безусловно, являлся майор Ламброс Кацонис. Распоряжение из Петербурга на лишение каперского патента было отменено. Более того, действия корсарской флотилии на коммуникациях вызвали столь широкий отголосок в Европе, что Екатерина II высочайше повелела «привлечь сию флотилию в собственное свое служение… платить все издержки и содержание оной».
Уже в октябре 1788 года корабли Кацониса общим количеством девять единиц с личным составом численностью более пятисот человек, прибыла в Триест на ремонт и отдых, где союзными русским австрийскими властями была немедленно поставлена в карантин. Находившийся в море адмирал Кацонис не знал, что более безопасно и без бюрократических проволочек можно было базироваться на Мальте, в гавани Ла-Валлетты. Представлявший там русские интересы бригадир и тоже грек Антон Псаро служил на совесть. К тому же Мальтийский орден был финансово обязан Екатерине II. Между орденом и польскими магнатами в это время шелспор из-за так называемого Острожского наследства — обширных земельных имений, на которые претендовали мальтийцы. Генерал Заборовский, оставшись из-за войны со Швецией «генералом без армии», тем не менее, продолжал выполнять свою функцию командно-координационного органа на Средиземном море, правда, только надо корсарами Кацониса. По его приказу в Триест был направлен бригадир князь Василий Никитич Мещерский (1754–1800) с целью влияния на австрийские власти в вопросе сокращения сроков карантина для корсаров. Мещерский везсолидную сумму для финансирования ремонта корсарских кораблей и закупки провианта для нужд флотилии. Князь Мещерский оказался столь исполнительным, что по прибытии в Триест арестовал Кацониса под предлогом «возмутительного» отношения того к подчиненным! Австрийские власти посадили корсара в замок. В операциях греческих корсаров под Андреевским флагом, на некоторое время, возникла некоторая пауза.
Но приведу пример хаоса, господствовавшего в те времена в австрийской армии, да и многих других, что ярко выражено в сражении при Карансебеше состоявшимся 17 сентября 1788 года. Армия Римской империи германской нации насчитывала до ста тысяч человек разных национальностей: германцев, сербов, хорватов, венгров, румын и итальянцев из Ломбардии.