Караискакис был ещё живым, когда Кокрейн устроил военный совет. «Самым страшным следствием смерти Караискакиса было то, что ни у кого не было силы противостоять роковым планам Кокрейна. Офицеры, которым предстояло исполнить их, посовещались и решили, что при всей абсурдности этих планов, их честь обязывает исполнить их».
После смерти Караискакиса впервые на берег вышел и Черч «и мы увидели наконец его лицо», писал Касомулис.
Черч отменил наступление через оливковую рощу, оставив в плане только десант в Фалере. Никто не был назначен координировать действия войск, остававшихся в Пирее и Кастелле.
В 8 вечера, 2500 бойцов, вместо 3500, что предписывал Караискакис, были посажены на корабли. Немногочисленная греческая кавалерия была «забыта» в Пирее. При почти полном безветрии, корабли подошли к Фалеру к рассвету. Военачальники запросили Кокрейна задержать высадку до наступления темноты, но тот настоял на своём. Кохрейн был щедр на ром и на денежные вознаграждения тем, кто первым дойдёт до Афин. Немецкий врач Гросс, участник этой операции, писал: «Черч, вместо того чтобы возглавить наступление, разумно расположился на берегу возле лодчонки».
Один из командиров повстанцев, Ламброс Вейкос[257], предвидя свою гибель, отдал своему несовершеннолетнему адъютанту своё серебряное оружие, чтобы обеспечить семью на несколько месяцев. Ушёл и не вернулся, его имя сегодня носит афинский квартал. Повстанцы, высаженные в светлое время суток и без единого командования, оказались разбросанными от побережья и до Афин на четырнадцати позициях! Ожидая атаку кавалерии стали окапываться, но при них оказалось всего только сто двадцать лопат. В Британском музее хранятся огрызки записки Нотараса — Черчу: «Мотыги, шлите нам мотыги».
Когда османский генерал Кютахья получил известие, что греки высадились в Фалере, он самым естественным образом ожидал одновременно и выступления из Пирея и Кастеллы. Некоторое время он не мог принять решения. Но когда Кютахья убедился, что наступление идёт только из Фалера, то не стал терять время. Кютахья был опытным военачальником, чтобы не воспользоваться предоставленным ему удачным моментом. Девять тысяч греческих повстанцев из Пирея просто наблюдали, как Кютахья приступил к уничтожению десанта. Кютахья атаковал во главе 10 000 тысяч пехотинцев и 2000 всадников. Очень быстро греки остались без боеприпасов и даже те злополучные восемь ящиков боеприпасов были на выброс. У русла реки Илисос, сулиоты и критяне, не успев окопаться, подверглись атаке, успели сделать только один залп и перешли к рукопашной. Оставшиеся в живых пятьдесят бойцов ещё час сражались в русле реки, но были перебиты. Кютахья повернул на роту греков, насчитывающую около 250 штыков, регулярной армии, под командованием майора Игглесиса. Бросив только начатый бастион, солдаты выстроились в каре. Отстреливаясь, от 2000 пехоты и 500 османских всадников они бились не за победу и не за спасение, а лишь дорого продавали свою жизнь. Никто из них не выжил. Лишь знаменосец роты, добродушный великан, корсиканец Паскуале Гамбини, продолжал ещё сражаться против окруживших его османских кавалеристов, поскольку те решили взять его живым, приняв его за адмирала Кокрейна. Находившиеся на позициях, ближе к побережью, стали отступать, но их настигла османская кавалерия. Адмирал Кохрейн и командующий Черч «устроили гонки к шлюпке». Черч разбил себе ногу о скалы, Кохрейн грозившийся водрузить знамя в Константинополе опоздал, и поплыл в своём золотом мундире! Пришлось выбросить несколько человек из шлюпки, чтобы освободить для него место.
Греки потеряли в этом сражении убитыми до 2000 человек. Из 240 пленных в живых остался один — Димитриос Каллергис[258]. Генерал Кютахья ожидал выкуп от его богатых петербургских родственников (министр иностранных дел России, князь Карл Нессельроде приходился Каллергису дядей). Перед тем как отрезать Каллергису ухо, на память, Кютахья сказал: «Видишь всесилие Аллаха. Ещё вчера я считал, что всё для меня потеряно, а сегодня ты в моих руках».
Уцелевшие греки говорили: «Лорду Кокрейну и генералу Черчу хватило всего восемнадцать дней, чтобы превратить Аттику, вместо могилы османской армии, в могилу наших надежд». Греческие повстанцы, всегда воевавшие против многократных сил османов, под командованием Кокрейна и Черча проиграли сражение, когда их силы приблизились, за исключением кавалерии, к силам османов.
На следующий же день Кохрейн увёл флот на остров Идра. Его задача, чтобы греческое государство ограничилось только полуостровом Пелопоннес, была выполнена. Британская империя оценила его заслуги. Чуть позже Кохрейн был назначен командующим британской эскадры Северной Америке.
Оставшись без командования, лагерь в Пирее стал разбегаться. Первыми оставили лагерь и сели на корабли 1000 островитян, под командованием родственника Кокрейна полковника Дэвида Укварта. Генерал Черч, для военного приличия, оставался три дня на полуострове Кастелла. Его работа ещё не была завершена. Черч обеспечил …прекращение снабжения пирейского лагеря. Если сказать прямо, то две какие-то паршивые овцы забрели в греческое стадо, прямо как СССР в 90-х.
С 28 апреля генерал Черч, при посредничестве капитана французского фрегата, и через османа Кютахью посылал приказы осаждённым защитникам на Акрополе о сдаче. Криезотис оказался настоящим патриотом и отказался сдаваться. Его гонцам удалось дойти до греческого лагеря на Кастелле. С удивлением, Макрияннис узнал от них, что у осаждённых греков, было продовольствия ещё на три месяца осады, и что предыдущая дезинформация исходила от Фавье. Криезотис не подчинился Черчу и не сдал Акрополь!
Афинский Акрополь на рассвете
16 мая, по приказу генерала Черча, греки оставили Пирей и Кастеллу. В этот же день, к переговорам с осаждёнными защитниками Акрополя подключился капитан австрийского фрегата. Но греки не хотели иметь дело с враждебными им австрийцами. Фавье, возглавлявший сторонников сдачи, обратился к своему соплеменнику, командующему французской эскадры Риньи, который также «совершенно случайно» оказался рядом, на острове Саламин. Де Риньи начал переговоры, уже из палатки Кютахьи. Перед осаждёнными защитниками Акрополя, была поставлена жестокая дилемма: выход при оружии, но без гражданского населения или сдача оружия, но выход с гражданским населением. Уже на скале Акрополя был согласован французский компромисс: оставить на усмотрение османов несколько семей, чтобы разнёсся слух, что жители Афин покорились султану. В последний момент, несколько повстанцев собрались запереться и умереть на Скале, но Фавье приказал связать их.
24 мая 1827 года колонна осаждённых повстанцев, возглавляемая де Риньи и австрийским капитаном, оставила Акрополь. По прибытии Фавье на остров Порос толпа стала забрасывать его камнями. Для его спасения и для соблюдения приличий, правительство заключило его на несколько дней в тюрьму. Гордон пишет что «если бы на Акрополе находились только греки, то вероятнее всего что Акрополь продержался бы до Наваринского сражения».
Всё, чего достиг Караискакис в течение своего трёхмесячного похода, было сведено на нет. После поражения при Фалере (Аналатосе), посланники патриарха Агафангела вновь стали собирать по всей Средней Греции подписи повиновения султану.
Иоанн Каподистрия, возглавивший Грецию летом 1827 года был опытным дипломатом. Русско-османская война, разразившаяся в апреле 1828 года, через семь лет после начала Греческой революции, создала новые предпосылки и дала Каподистрии новые возможности. Невзирая на протесты английской дипломатии, и нарушая её и планы других держав, Каподистрия методически вывел военные действия за пределы Пелопоннеса. В октябре 1828 года по приказу Каподистрии, Дмитрий Ипсиланти возглавил экспедицию в Среднюю Грецию и завершил войну здесь последним сражением и победой в сентябре 1829 года — Битва при Петре.
Но пока не будем уходить из июня 1827 года, здесь есть замечательный эпизод обороны монастыря Мега Спилео.
Мега Спилео. Из альбома английского археолога и художника Додвелла «Виды Греции с рисунков» 1801–1806 гг.
Сражение состоялось 24 июня 1827 года между османскими войсками и греческими повстанцами и монахами. Бой является предметом гордости Элладской православной церкви[259] и часто именуется в историографии как «монашеская война».
Монахи монастыря Мега Спилео на Пелопоннесе были вовлечены в деятельность греческой революционной организации Филики Этерия. Монастырь стал одним из центров подготовки восстания. С началом восстания, многие монахи монастыря приняли непосредственное участие в военных действиях: в сражении при Левиди 14 апреля 1821 года, в уничтожении остатков армии Драмали-паши, в сражении при Акрате 7–19 января 1823 года. Сам монастырь стал базой стратегического значения для восставших. Кроме этого, в монастыре нашли убежище тысячи беженцев, включая более пятисот знатных семей Пелопоннеса. Будучи не в силах справиться с восстанием, и через три года после его начала, султан призвал на помощь своего египетского вассала, пообещав ему Пелопоннес. Организованная европейцами, египетская армия, под командованием Ибрагима-паши, высадилась на Пелопоннесе в 1824 году. Зная о стратегическом значении монастыря, Ибрагим безуспешно пытался угрозами вынудить монахов к сдаче. Ибрагим предпринял разведку боем в декабре 1825 года и в мае 1826 года, но в обоих случаях не решился брать монастырь приступом.
Ибрагим продолжил тактику «выжженной земли», требуя от населения признания покорности. Его политика имела некоторый успех, после того как о своей покорности заявил военачальник Ненекос, который стал содействовать Ибрагиму. В ответ на это Колокотронис, Теодорос, негласный вождь повстанцев Пелопоннеса, именуемый «Дедом Мореи» провозгласил клич «Топор и огонь покорившимся».