Ей служили, как и в Малой Азии, храмовые проститутки: считалось, что их «служение» способствует плодородию природного мира. Коринфские проститутки, чья слава разлеталась по городам и весям, в ремесле не знали себе равных16.
Незадолго до 600 г. до н. э. Коринф достиг вершины в торговых делах, прямо-таки завалив западный мир собственными изделиями, а заодно и перекупленными египетскими товарами — терракотами, скарабеями и амулетами, — в обмен на сицилийскую пшеницу и этрусские металлы. Коринфская утварь проникла и в глубь Балканского полуострова, добралась до греческих городов в Малой Азии, хотя, например, Милет и сам производил товары не хуже. Кроме того, коринфская колония Керкира (явно оказавшаяся во власти демократически настроенных правителей: в одной надписи, датированной примерно 600 г. до н. э., в пяти гекзаметрических строчках слово 5арод — «народ» — упоминается четырежды) превратилась в очередную, нередко весьма враждебную, соперницу своей метрополии, и нанесла ей тяжелое поражение в морской битве при Сиботах (ок. 664 г. до н. э. или позже). По мнению Фукидида, это сражение и положило начало греческим морским войнам. Однако стремление Коринфа производить и вывозить собственную керамику ослабло не раньше 550/540 гг. до н. э., когда господство в области торговли перешло в руки афинян.
Древнейшее коринфское святилище, храм Аполлона (позднее перенесенный в другое место), превосходило все известные ранее храмы как по длине, так и по ширине. По-видимому, этот храм был сооружен ок. 700 г. до н. э. или несколько позже. К тому же времени относится и святилище Посейдона в Истмии (Криас-Вриси), на отобранной у Мегар земле; обломки расписанной штукатурки говорят о том, что его украшала стенопись с крупными изображениями животных. Оба храма обнаруживают совершенно неожиданную новизну как в монументальном строительстве, так и в дорическом архитектурном стиле, воплощая наиболее значительный и самобытный вклад Коринфа в развитие греческой художественной цивилизации17.
В скором времени в городе пришла к власти диктаторская династия; о самом первом из череды этих «тиранов» известно довольно много благодаря обилию исторических сведений (не говоря уж о сопутствующих легендах, которых на сей раз оказалось даже больше, чем обычно). Основатель этого рода Кипсел выдворил династию Бакхиадов и воцарился сам. Он и сам состоял в косвенном родстве с этим кланом: ведь хотя его отец Ээтий был «чужаком» из додорийской среды, его мать Лабда (которая была хрома) происходила из дома Бакхиадов. Возможно, прежде Кипсел занимал должность председателя в Народном собрании и тем впоследствии оправдал свою узурпацию; в то же время он ссылался на имевшийся прецедент — случай Фидона Аргосского, чьей поддержкой он, по-видимому, и заручился. К тому же Кипсел принес щедрые дары в Олимпию и Дельфы, дабы завоевать их благорасположение. Сокровищница коринфян в Дельфах стала древнейшим и богатейшим из всех подобных сооружений, приняв в свои стены роскошные лидийские приношения (Приложение 1).
Кипсел царствовал около тридцати лет — примерно с 658/657 г. до н. э. по 628 г. до н. э. (хотя недавно стали предлагать другие даты — на тридцать или сорок лет позже), Кипсел поубивал вождей из числа Бакхиадов, остальных членов рода изгнал, а земли их распределил (как бы выполняя призыв, популярный в ряде греческих полисов) между своими сторонниками, к которым принадлежала не только уцелевшая прослойка знати, но и множество бедняков. Такое расширение числа землевладельцев обернулось соответственным увеличением числа граждан, и Кипсел, или его сын (если только это не произошло уже в позднейшую олигархическую эпоху) заново разбили население на восемь территориальных фил, упразднив прежнее аристократическое деление с его наследственными союзами-«братствами», или фратриями. Примерно в ту же пору городские законы были освобождены от прежних предвзятых толкований, навязанных им Бакхиадами, и были обнародованы в кодифицированном и, может быть, пересмотренном виде. Сам Кипсел употреблял слово δικαιώσει, говоря о себе, что «водворил в Коринфе право», или «дал ему справедливость», или «предписал ряд правил». Иные называли Кипсела кровожадным, но более поздние авторы находили его вполне мягкосердечным. Он обходился всего одним телохранителем, хотя на деле он, должно быть, опирался на мощное войско вымуштрованных гоплитов, уже устроенное по недавнему образцу, как видно, учрежденному Фидоном Аргосским (раздел 1, выше, и примечание 7). (I Трудно сказать, помогла ли Кипселу гоплитская поддержка в действительности завоевать трон, но в любом случае она помогла ему удержаться у власти: так, на "вазе Киджи" (ок. 640 г. до н. э.) изображена фаланга гоплитов, решительно идущая в бой, а в ходе раскопок был найден ранний, «зачаточный» образец «коринфского» шлема, входившего в гоплитское снаряжение. Вероятно, Кипсел явился одним из первых преемников Фидона Аргосского, воспользовавшихся боевым строем и тактикой гоплитской фаланги, и такое войско, состоявшее преимущественно из представителей среднего сословия, выходцев из крепнущей купеческой и крестьянской среды, превратилось в один из главных столпов его правления.
Оставшиеся в живых Бакхиады, бежавшие от Кипселова режима в Коринфе, нашли приют на Керкире, однако оказались загнаны в угол, потому что коринфяне принялись расширять свое влияние, забрав под контроль Амбракийский залив (Амбракия — ныне Арта): под началом трех царевых сыновей были основаны зависимые от Коринфа колонии Амбракия, Анакторий, Левкада на одноименном острове, а еще севернее, в землях Иллирии, — Эпидамн (Циррахий, Дуррес)18. Эта экспансия на запад явилась наиболее долговечным и ценным политическим наследием коринфских диктаторов; в хозяйственной же области она позволила проторить коринфской керамике путь в греческие города Южной Италии и Сицилии, куда она поступала в огромных количествах.
При сыне Кипсела Периандре (ок. 628–586 гг. до н. э., согласно более «ранней» хронологии, которой мы придерживаемся) поток вывозимых товаров продолжал расти, и город достиг вершины процветания Периандр проложил поперек перешейка волок — диолк (5юАлс6$), чтобы можно было перетаскивать корабли из одного моря в другое (и тем самым наживаться на податях), так что суда, стоявшие на приколе по разные стороны Истма — в Кенхреях и Лехее, — могли беспрепятственно выходить в оба моря.
В Коринфе была изобретена по крайней мере одна (а очень может быть, что и все три) из главнейших разновидностей греческих военных судов, появившихся одна за другой: это были пентеконтера, диера и триера. До сих пор ведутся споры о том, следует ли относить к веку диктаторов, или к предыдущему, или к последующему периодам тех коринфских корабелов-новаторов, которым кораблестроение обязано некоторыми качественными техническими достижениями, приписываемыми гпекам. Олнако тяппрниа т «\лг будь то раньше или позже, должно бьггь, сыграли немалую рань в укреплении державного могущества Кипсела и Пери-андра. Коринфским корабельным мастерам помогли приступить к работе торговцы из Сирии и Финикии. Кроме того, им пригодился опыт предков: ведь греческие корабли IX века до и. э. известны нам по изображениям на вазах.
Как бы то ни было, коринфяне, столкнувшись с необходимостью строить двойной флот для обоих морей, на века утвердили свое морское главенство. Еще до 700 г. до н. э. на коринфских вазах начали появляться изображения различных пентеконтер, а в течение следующего столетия такой тип военного корабля стал преобладать над остальными. Это были быстроходные суда с носами, укрепленными остроконечным однозубым конусообразным тараном (ёцРоЛхх;), обшитым бронзой. На пентеконтере у каждого борта помещалось по двадцать четыре гребца, а еще двое сидели на рулевых веслах, на корме. Такое судно было грозным боевым орудием, но в то же время из-за чрезмерной длины и узости оно нередко становилось игралищем стихий, к тому же им было трудно маневрировать.
Появившаяся в VIII веке до н. э. диера (или, по-латыни, бирема) воплотила новый, поистине революционный замысел.
Здесь двадцать четыре гребца, сидевшие у каждого борта, располагались в два ряда скамей, один над другим: двенадцать вдоль планшира и двенадцать вдоль нижней банки (эти гребли через отверстия в корпусе корабля), так что длина судна не была увеличена, скорее наоборот, зато скорость возросла.
Рельефы ассирийского владыки Синаххериба (705–681 гг. до н. э.) свидетельствуют о том, что его моряки-финикийцы уже ходили на таких судах — более компактных, прочных и остойчивых, чем пентеконтеры, и представлявших менее удобную мишень для вражьих таранов. Вероятно, таков был восточный источник, откуда коринфяне почерпнули столь удачную идею19. Четыре корабля, построенные, по сообщению Фукидида20, коринфским кораблестроителем Аминоклом для самосцев, вероятно, представляли собой диеры. Однако неясно, посещал ли он Самос в ту пору, когда в Коринфе правили аристократы, ок. 704 г. до н. э., или пятьюдесятью годами позже, когда власть захватил Кипсел.
Триеру (она же трирема), появившуюся вослед диере, Фукидид недвусмысленно называл коринфским изобретением21.
Однако его предположение, что оно тоже относится к докип-1 селовои поре, хотя и нашло некотопкгх птопоныиктш к ктоI поставлено под сомнение, так как нет никаких других свидетельств о существовании этого типа кораблей ранее третьей четверти VI века до н. э. Правда, можно увязать между собой оба мнения, если допустить, что изобретение было сделано в VII веке до н. э., а сами такие корабли вошли в широкое употребление в конце VI века до н. э. Триера произошла напрямую от диеры, только в ней помещалось по двадцать семь гребцов на каждом из двух уровней, к тому же прибавился третий ряд, где с обеих сторон находилось по тридцати одному гребцу. Они сидели по трое на одной скамье, причем каждый гребец орудовал собственным веслом (а не по двое-трое — одним веслом), размахиваясь от утлегаря (яар-е^ефеспа) — края судна, не занятого веслами и скамьями. Каждая триера, имевшая обшитый бронзой таран уже с тремя (вместо одного) зубцами на конце, была оснащена легкой палубой, где могли разместиться моряки — как правило, четырнадцать копейщиков и четыре лучника. Штатный состав корабля включал также двадцать пять младших и пять старших военных чинов.