Греческий мир в доклассическую эпоху — страница 41 из 101

Тем не менее столь значительный временной разрыв ничуть не навредил непревзойденному повествовательному таланту Гомера. Он живо и вместе с тем с дотошными подробностями описывает действующих лиц, выявляя характерные свойства каждого. Наибольшее внимание приковывает к себе Ахилл, в преизбытке наделенный всеми добродетелями и пороками гомеровского героя: в нем наиболее полно воплотился героический «кодекс чести». Этот герой, воссозданный Гомером столь ярко (не по историческим сведениям, а силою своего «ностальгического» воображения, которому давала пишу страсть ко всему, что происходило в далеком прошлом), пользуясь преимуществами происхождения, богатства и телесной мощи, посвятил все свое существование непрестанной, яростно-ревнивой, мстительной борьбе за всеобщее восхищение, а также за материальные блага, служившие мерилом этого восхищения, и для этого вечно стремился превзойти равных себе, особенно в ратных подвигах, каковые и были его главным занятием (хотя столь же высоко ценилось и красноречие).

Вместе с тем порой кажется, что Илиада не столько превозносит, сколько ниспровергает подобный идеал геройской доблести. Этот пыл и рвение к бою, в зените славы поднимающие героев к вершине, откуда недалеко и до богов, — предвещают страдание: ибо им никак не избежать той роковой смертной участи, что ждет в конце.

Эта участь отождествляется с самими богами (а иногда оказывается и сильнее их), которым, по замечанию Геродота, Гомер и Гесиод даровали имена, власть и человеческое обличье9. Они поступают безнравственно, обманывают друг Друга, вступают между собой в перебранки, помогая враждующим сторонам в ходе Троянской войны, порой сами ввязываются в битву, наводя на смертных неописуемый ужас и действуя внезапно и непредсказуемо. Отчасти поэтому Илиада преисполнена ощущением бренности всех людских дерзаний. Богам неведома гибель, зато на земных мужей и героев смерть в конце концов набрасывается, становясь высшим испытанием на доблесть, пронзительнейшей мукой и последним свершением. Ахилл знает, что ему суждено жить недолго: и когда в глубоко щемящем конце поэмы он встречается лицом к лицу со стариком Приамом, чьего сына Гектора он умертвил, — ликующий грохот брани стихает, сменяясь нотой жалости и сострадания.

Гектор — пусть он совершал промахи в войне и уступал мощью Ахиллу, — был благородным героем (и благородным врагом греков), в котором оказались сплавлены воедино воинственные и элегические черты. Агамемнон и Менелай наделены множеством недостатков. Женщины в Илиаде — словно из плоти и крови. Особенно горька последняя встреча Андромахи с ее обреченным супругом Гектором. Что до Елены (преображенной из лунной богини в соблазнительнейшую из смертных), то на нее возлагается вся вина, так как из-за нее одной вспыхнула война.

Одиссея повествует о возвращении Одиссея с Троянской войны на родину — остров Итаку. Мифические скитания героя продолжались десять лет, но здесь время действия охватывает лишь последние шесть недель его странствий. В начале поэмы он оказывается на острове нимфы Калипсо, которая удерживает его у себя в качестве возлюбленного вот уже почти восемь лет, несмотря на его тоску по родной Итаке. Тем временем там уже вырос его сын Телемах, а царский дом полон непрошеных гостей — женихов Пенелопы, Одиссеевой жены. Они беспрестанно пируют, проедая запасы отсутствующего хозяина, и понуждают царицу избрать себе в мужья одного из них.

На Одиссея насылает бедствия Посейдон, чей гнев он вызвал, ослепив сына бога — киклопа Полифема. Однако в отсутствие Посейдона Афина, стойкая покровительница Одиссея, убеждает остальных богов и богинь сжалиться над героем и оказать ему помощь. Она побуждает Телемаха отправиться в Пилос (царство Нестора) и Лакедемон (куда уже вернулись Менелай с Еленой), чтобы разузнать там об отце. Тем временем Зевс велит Калипсо отпустить пленника. Одиссей строит плот и устремляется в путь, но Посейдон насылает бурю, и плот гибнет. После тяжкой борьбы со стихией он наконец выброшен на берег Схерии — острова доброго и мудрого народа феаков. Выбравшись на сушу, он встречает царевну Навсикаю, и та препровождает его во дворец своего отца, феакийского царя Алкиноя.

На пиру, заданном в честь Одиссея, герой описывает свои странствия и приключения, выпавшие на его долю после отплытия от разрушенной Трои. Он рассказывает об опасных столкновениях с лотофагами, Полифемом, богом ветров Эолом, людоедами лестригонами, волшебницей Киркой, призраками умерших (на краю земли или в подземном царстве Миноса?), сиренами, утесом-чудовищем Сциллой и скалой-водоворотом Харибдой. Затем Одиссей рассказывает, как его спутники перебили и сожрали священные стада бога солнца Гелиоса и как тот покарал святотатцев бурей, сгубившей их: лишь он один спасся и смог доплыть до острова Калипсо, откуда он теперь и приплыл на Схерию.

Вскоре, несмотря на то, что божественный гнев не утих, феаки отвозят Одиссея на Итаку. Там, в неприглядном обличье нищего-оборванца, герой узнает, что вытворяли в его отсутствие женихи Пенелопы. По наущению Афины Телемах возвращается из Лакедемона домой, отец и сын встречаются

и вместе замышляют перебить незваных гостей. В царском дворце Одиссея не узнаёт никто, кроме его старого пса (который тут же издыхает) и старой кормилицы Евриклеи. Когда женихи снова торопят Пенелопу с выбором супруга, она предлагает устроить состязание в стрельбе из лука — будто бы для того, чтобы определить достойнейшего. На самом деле она знает, что никто, кроме Одиссея, не в силах натянуть тетиву на его могучем луке. Однако герой сам берется за свое оружие и, осыпав противников градом стрел, истребляет ненавистных женихов. Пенелопа узнаёт своего любимого мужа, и Одиссей снова воцаряется на родном острове.

Хотя Одиссея увязана, ради оправдания своей эпической формы, с преданиями о Троянской войне, — в основе ее лежит типичная народная сказка: рассказ о человеке, который пробыл на чужбине так долго, что его уже считают покойником, но в конце концов, претерпев полные волшебства приключения, возвращается домой, к верной жене. В ткань этой захватывающей поэмы вплетены десятки других удивительных древних историй, часто обнаруживающих ближневосточные параллели (Приложение 1).

С Илиадой Одиссею роднит восхваление телесной мощи и отваги; нет здесь недостатка и в жестоком упоении кровопролитием. Однако тут произошел сдвиг (если Одиссея действительно была написана позднее Илиады) от вершин неуемного геройства, пронизанного предчувствием рока, в сторону более истовых добродетелей — выносливости, самообладания и терпения. Одновременно любовь к боевым товарищам и славе здесь уступает первенство любви к родине и жене, — тогда как в лице колдуньи Кирки ниспровергаются женщины другого склада, представляющие угрозу благополучию мужского общества. В нарисованной картине быта отражаются различные черты царского и аристократического правлений (последнее, по-видимому, порой уже сменяло единовластный строй), и внимание наше останавливается на общественном и семейном укладе знатных землевладельцев, живущих в своих имениях. Особым значением наделяются хорошее воспитание, вежливое обхождение и гостеприимство с его хитрым порядком взаимного обмена дарами. Не позабыты и люди попроще — нищие и попрошайки: они обрисованы гораздо ярче, чем тускловатые фигуры воинов, сходящихся на собрание в Илиаде\ к тому же каждый из них находится под покровительством Зевса, пекущегося о добронравии

Но прежде чем поэт достигает более статичной второй по. ловины Одиссеи, где преобладают подобные мотивы, герой, швыряемый по множеству морей, попадает в причуд, ливые земли, которые, как еще во II веке до н. э. указал Эратосфен10,не поддаются определению. Но пусть эти страны намеренно неузнаваемы — в чудесных рассказах о чужедальних краях в целом слышатся подлинные отголоски отважных путешествий, действительно совершавшихся в эпоху переселений. Именно они проторили пути для будущих греческих смел ьчаков-колонистов.

Одиссей, этот архетипичный скиталец — неустрашимый, неодолимый, могучий и выносливый, — оказывается к тому же умнее и изобретательнее всех прочих гомеровских героев. Он даже не столько «хитроумен», сколько способен вникать в суть любых обстоятельств и сообразно с ними совершать единственно разумные поступки. Одиссей являет собой вечный пример последовательного человека, сразившегося со всеми превратностями судьбы и одолевшего все их, одну за другой, таким образом постигшего множество истин и под конец обретшего самого себя. Однако при всей независимости Одиссея, в рассказе о нем ясно слышится новая для греческой мысли (и религии) нота: это исключительная покровительственная дружба — полная восхищения и порой обретающая забавные формы, — которую выказывает по отношению к герою богиня Афина.

Столь же ярко описаны волшебница Кирка и любвеобильная Калипсо — женщины, чья любовная власть над Одиссеем долгое время являла в глазах греков разительное насилие над естественным ходом вещей. Но здесь впервые показаны полностью развитыми личностями и другие женщины — простые смертные, а не колдуньи, — например, Навсикая и, прежде всего, наделенная сложным умом, находчивая и неколебимо целомудренная Пенелопа. Правда, женщины по-прежнему выступают всего лишь мужской собственностью, завися от доблести мужей. И все же им принадлежит важное место в общественном строе, так как они помогают владетельным семьям заключать между собой союзы и обмениваться пышными дарами.

Более того: занимая выжидательное положение и наблюдая за происходящим, они обладают собственными характерами и суждениями, по-своему толкуя смысл и значение мужских поступков. Гомер — далекий от «мужского шовинизма», почти как никто другой среди всех античных авторов, — предоставляет своим героиням изрядную степень свободы. Агамемнон и Одиссей, отправляясь на войну, оставили свои царства на попечение жен; а последующее предательство Клитемнестры, жены Агамемнона (которому предстояло лечь в основу Эсхиловой Орестеи), явилось опаснейшей угрозой общественному строю, в котором главенствовал мужчина.