Обретя завершенную форму, Илиада и Одиссея в свой черед стали достоянием целого «цеха», или клана, певцов-исполни-телей, чье искусство отличалось наибольшей отточенностью среди прочих ионийских ремесел той эпохи. Это были Гоме-риды, предтечи будущих профессиональных декламаторов — рапсодов, вероятно, получивших такое прозвание от жезла (ράβδος), который они держали в руках, вместо того чтобы аккомпанировать себе на лире. Возможно, певцы-Гомериды, впоследствии объявившие себя его потомками, изначально принадлежали кругу самого поэта и происходили с острова Хиос. Но они, как позднее и рапсоды, много странствовали (они стали первыми из греков, кто ввел странствия в обыкновение)11, поэтому Илиаду с Одиссеей вскоре узнали повсюду.
И в самом деле, на протяжении целого тысячелетия античной истории эти две поэмы — возможно, чуть видоизмененные при афинских диктаторах Писистратидах, а позднее, в III веке до н. э., разделенные каждая на двадцать четыре книги, или песни, — непрестанно оказывали на греков благотворное влияние, образуя основы их литературных, художественных, нравственных, общественных, воспитательных и политических воззрений. Долгое время в сколько-нибудь связной истории древности просто не было необходимости, ибо Илиада и Одиссея отвечали любым требованиям. Они снискали всеобщее благоговейное почтение, ибо служили источником житейской мудрости, доводом в пользу героичного, но и человечного, благородства и достоинства, побуждением к решительным (нередко воинственным) мужественным поступкам, неистощимым кладезем цитат и толкований: иными словами, гомеровский эпос превратился в общегреческое достояние, составившее противовес центробежной раздробленности греческого мира.
Ок. 600 г. до н. э. Хиос начал выпускать монеты из электра (бледного золота), а позднее, в большем количестве, — из серебра. Чеканом служила государственная эмблема — сфинкс с прихотливо выгнутым крылом, как нельзя лучше символизировавший благоразумие полиса, который славился чутьем и осмотрительностью в финансовых делах.
Говорили, что именно на Хиосе жил мастер Главк — первый из греков, кто додумался сваривать или спаивать железные пластины и бруски, вместо того, чтобы по старинке скреплять их гвоздями или клепать. Кроме того, на острове процветали школы камнерезов, которым особенно удавались изваяния кор; лучшие из этих статуй относятся ко второй половине VI века до н. э. Порой Хиос даже называют родиной этого искусства; местные скульпторы славились своим умением передавать в мельчайших подробностях струящиеся очертания белого ионийского хитона — одеяния, занимавшего видное место в декоративном убранстве статуй этих кор. Некоторые хиосские резчики по мрамору нанимались на работу к афинянам, так как афинские правители Писистратиды поддерживали тесные отношения с островом.
Среди таких художников, чьи имена сохранили для нас надписи на Акрополе, был прославленный Архерм12, чей дед Мелан, согласно Плинию Старшему, основал целую семейную «мастерскую» ваяния (прежде чем была основана сики-онская школа), которая просуществовала в продолжение четырех поколений и пользовалась в качестве материала белым паросским мрамором. Говорили, что Архерм первым из скульпторов изобразил Нику крылатой13, и ему приписывали различные произведения с подобным сюжетом. На Хиосе в VI веке до н. э. изготовляли и вазы; среди находок в египетском Навкратисе оказалась группа сосудов — как считалось прежде, местной работы, — но впоследствии выяснилось, что изготовили их хиосские мастера. Это подтверждало, что островитяне играли важную роль в этом отдаленном торговом городе. Для хиосского «кубкового стиля» (ок. 580–570 гг. до н. э.) характерно изящное отсутствие заполняющего орнамента, а броские вазы более позднего периода отличает натуралистичная манера полихромной росписи.
Хиос был богат зерном, фигами и камедью. Но особенно знаменит был остров своим вином, которое широко вывозилось и считалось лучшим во всех греческих землях. Тем же прославилась и Маронея, хиосская колония на побережье Фракии (основана до 650 г. до н. э.). Вожди фракийских племен, населявших внутренние земли, поставляли хиосцам рабов; кроме того, рабы в огромных количествах свозились из Малой Азии, Иллирии, Скифии и Причерноморья. Хиос, благодаря выгодному географическому положению, стал (раньше Делоса) главным «пересылочным пунктом» работорговли. Считалось, что граждане Хиоса первыми — после фессалийцев и спартанцев, — начали использовать труд рабов-варваров, при этом не захватывая их в плен в ходе войны, а покупая за деньги, как товар (и тем навлекая на себя — как тогда верили — божественную кару). Таковой промысел, постепенно развивавшийся в течение VI века до н. э. и порождавший экономическую экспансию, превратился в основной род занятий хиосцев; большое количество рабов на острове отмечалось и в следующем столетии.
Такое обилие рабов соседствовало с уважительным отношением к правам свободных граждан, — что, впрочем, никак не мешало строгому правлению15. Хиосцы весьма пеклись о государственном порядке: это явствует из надписи ок. 575–550 гг. до н. э. с законодательными распоряжениями, касавшимися отправления правосудия16. Вначале управление полисом осуществлял Совет трехсот (возглавляемый группой из пятнадцати человек), но позже аристократическое правительство было явно низложено и заменено строем, обладавшим, судя по неоднократным упоминаниям «законов» (или указов) дамоса (δαμος, то есть δήμος, — народа), определенными чертами демократии — например, народным собранием с правом голосования. В чем-то они были сопоставимы с мерами Солона (или даже опережали их), который поколением раньше провел свои реформы в Афинах. Хиосские граждане имели право обращаться с обжалованиями к особому совету, предположительно сосуществовавшему со старинным Советом, главенствовавшим в эпоху родовых отношений. Этот новый совет, состоявший из пятидесяти представителей — по одному от каждой гражданской филы, — собирался ежемесячно для ведения важных дел, в том числе слушания жалоб. Что касается исполнительной власти, то верховным государственным сановникам, все еще звавшимся по старинке «царями», или басилеями (βασιλείς), теперь противостояли и новые должностные лица — «народона-чальники», или дамархи (δάμαρχοι). Местная власть всячески пеклась о благополучии граждан, и на острове на удивление рано развилась образовательная система; сохранилась запись о том, что ок. 494 г. до н. э. обрушилась крыша школы, похоронив под собой сто девятнадцать детей.
После того как в 546 г. до н. э. Кир II Великий разгромил Лидию, Хиос вошел в состав Персидской державы, а позднее присоединился к Ионийскому восстанию, затеянному Милетом (с которым давно поддерживал тесную дружбу). Хиосцы выслали в помощь милетянам 100 триер (тогда как всего у мятежников имелось 353 кораблей) для битвы при Ладе (495 г. до н. э.). Половина этой эскадры погибла в яростном сражении, и хотя некоторые уцелевшие хиосцы вернулись домой, многие другие нашли погибель в Эфесе, после чего персы совершили на остров набег и опустошили жилища хиосцев.
Самос — гористый остров площадью 43,2 км на 22,4 км, лежащий в отдалении менее 3,2 км от мыса Микале, южной оконечности Ионии.
Согласно преданию, сохраненному для нас Страбоном, древнейшее население острова имело отношение к жителям Карии, области на юго-западе Малой Азии17. Вслед за населением эпохи неолита и бронзы явились переселенцы — греки-ионийцы, бежавшие из Балканской Греции от нашествия дорян и прибывшие сюда из Эпидавра в Арголиде. Вероятно, они приплыли на остров до 1000 г. до н. э. под началом Прокла, которого потомки чтили как основателя своего царства. К четырем обычным ионийским филам (Глава II, примечание 4) вскоре добавились еще две — куда, вероятно, входили туземные карийцы (примечание 17). Это говорило о том, что иноземцы, высадившиеся на Самосе, быстро поладили с коренными жителями. Главное поселение пришельцев (на месте совр. Питагорьо), расположившееся возле круглой бухты-«сковородки» с южной стороны острова, впоследствии стало одним из двенадцати крупных городов Ионии. Его жители изъяснялись на особом диалекте.
Упразднив на Самосе монархию, власть прибрали к рукам знатные землевладельцы — геоморы (уеоцброг). Остров процветал за счет плодородной почвы, которая и стяжала ему в греческом мире множество похвальных эпитетов и прозваний. Но наибольшую выгоду Самос извлекал из своего выгодного расположения: он был конечным пунктом на единственном сравнительно безопасном (в любую погоду) пути через Эгейское море. Такое преимущество позволяло Самосу «перехватывать» часть торгового потока у своего постоянного соперника — Милета, а также открывало ему доступ к торговым путям, пересекавшим Малую Азию, где самосцы взяли под контроль прибрежную полоску. Считается, что в 704 г. до н. э. (но быть может, скорее, ок. 654 г. до н. э.) Аминокл Коринфский построил для них военные корабли — вероятно, диеры (Глава III, раздел 2). В VII веке до н. э. Самос подерживал Спарту во Второй Мессенской войне, скупая больше лакейской утвари, чем какое-либо другое греческое государство (особенно после 600 г. до н. э.) и выступая своего рата передаточным пунктом, куда взамен свозились ближневосточные предметы роскоши.
В 640/638 г. до н. э. торговое судно под командованием Колея Самосского направилось в Египет — страну, откуда к самосцам поступали различные товары, в частности, бронзовые изделия, — и достигло ливийского острова Платеи. Но оттуда корабль отнесло бурей на огромное расстояние, за Геракловы столпы (Гибралтарский пролив), до самого Тартес-са — негреческого государства, находившегося возле устья реки Бетис (Гвадалквивир) на атлантическом побережье Испании. Тартесс жил главным образом за счет богатых серебряных копей, разрабатывавшихся неподалеку; кроме того, сюда поступала медь из соседних рудников и олово с юго-запада Британии (Касситериды в Корнуолле — см. примечание 51, ниже) и, вероятно, с северо-запада Испании