18. Греческая керамика проникла в поселение у устья Бетиса еще в VIII веке до н. э., а незадолго до плавания Колея, в 648 г. до н. э., в Олимпии уже появились посвятительные приношения из так называемой «тартесской бронзы» Но посещение Колея, несомненно, упрочило давние связи: согласно Геродоту, купец возвратился на родину с неслыханно прибыльным грузом, а из своих доходов пожертвовал бронзовый котел в самосский храм Геры20 (см. ниже; такие котлы были обычным приношением и в олимпийском святилище). Удача Колея подстегнула рвение прочих греческих купцов и искателей приключений: его нечаянное путешествие сослужило им службу, ускорив уже начавшееся открытие дальнего запада.
Но самосцы недолгое время довольствовались подобными купеческими вылазками: они вознамерились и выводить собственные колонии (что примечательно, сохраняя над ними контроль) — причем еще до того, как хлынула по-настоящему мощная волна ионийской колонизации. Так, в VII веке до н. э. переселенцы с Самоса основали Миною на острове Аморгос, что неподалеку от Наксоса и Пароса, в средней части Кикладского архипелага.
Считалось, что главой переселенцев был Семоннд (хотя некоторые полагают, что он жил позже), ямбический и элегический поэт, унаследовавший поэтическую традицию от земляка — самосца Креофила (друга и ученика, а по слухам, зятя Гомера)21. До нас дошел отрывок (118 строк) Семонидовьгх Ямбов о женщинах наиболее обширный из сохранившихся образцов ранней ямбической сатиры. С поэтическим мастерст-вом, но и с едкой сварливой бранью, Семонид дает волю — причем даже решительнее, чем Гесиод (Глава IV, раздел 4), тому духу женобоязни, который впоследствии пронизывал всю греческую литературу. Так, он уподобляет разного склада женщин различным животным (есть женщины-ласки, женщины-свиньи, женщины-кобылы, и так далее), рассуждая с той неприкрытой грубостью, с какой обычно велись перебранки между мужчинами и женщинами, хорошо знакомые по крестьянскому фольклору у многих народов мира. В других ямбических и элегических фрагментах, оставшихся от Семонида, говорится о тщете всяких людских надежд и дерзаний. Ему также приписывали Самосские древности — историю Самоса в двух книгах, написанную элегическим дистихом.
Другие колонисты с Самоса отправились в Перинф (ок. 602 г. до н. э.), а затем в Бисанфу во Фракии, на остров Самофракию (в коце VI века до н. э.) неподалеку от фракийского побережья, в Келендериду и Нагид в Киликии (Приложения, примечание 2), в Дикеархию (позже — Путео-лы) в юго-западной Италии (Кампания). Ок. 525 г. до н. э. наемники с Самоса обосновались также в Оасис-Полисе (Большой Оасис, совр. Аль-Бавайти, в западной пустыне Египта), а самосские дельцы, наряду с другими греками, приняли участие в основании Навкратиса (на побережье этой же страны), построив святилище. Оно стояло рядом с храмом Аполлона, который воздвигли враги самосцев — милетяне.
Самосский храм в Навкратисе был посвящен Гере, по преданию родившейся на Самосе. А Герейон — святилище богини, стоявшее на ее родном острове, в 6,4 км к западу от города Самоса, возле устья реки Имбрас (ранее Парфе-ний), — было знаменито на весь греческий мир.
В этом заболоченном месте, у кромки длинного, отлого спускающегося берега (выбор места был, вероятно, обусловлен каким-то давно забытым древним преданием), при раскопках было обнаружено восемь (?) последовательных слоев доисторических капищ (начиная приблизительно с 2500 г. до н. э.). В середине находился жертвенник; и с наступлением железного века за каменным алтарем, возможно, относящимся к X веку до н. э. (хотя некоторые ученые оспаривают возможность столь ранней датировки), последовало еще не менее семи алтарей, сооружавшихся на протяжении двухсот или трехсот лет. Затем, вскоре после 700 г. до н. э., когда рукав Имбраса затопил окрестности, на этом месте был возведен первый храм — Гекатомпедон, названный так потому, что имел сто (самосских) футов в длину (ширина его составляла двадцать футов). Поистине эпохальная величина храма потребовала зодческих новшеств: внутри для поддержания брусчатой крыши были водружены деревянные столбы; кроме того, вокруг здания выросли стройные колонны, покоившиеся на прямоугольных каменных базах. Эта узкая колоннада явилась предтечей позднейших самостоятельных портиков — стой (отоой).
Однако ок. 660 г. до н. э. и это святилище погибло во втором, более мощном, наводнении, и возник новый Герей-он — еще больше прежнего. Насколько известно, это был первый храм с двойным рядом колонн по фасаду. В эту пору в святилище появилось множество египетских и прочих восточных вотивных бронзовых предметов; местные, самосские мастера-бронзовщики, по-видимому, тоже не отставали. Особенно заметное место среди посвятительных даров занимали монументальные бронзовые котлы; для некоторых ручками служили изображения грифонов, отлитые в перенятой у египтян технике вытопленного воска. С Самоса происходит и замечательная скульптурная группа из дерева ок. 625/600 г. до н. э., изображающая Зевса и Геру (ныне фигуры разделены). Другим важным искусством, процветавшим на острове, была резьба по слоновой кости. Кость, должно быть, привозилась из Сирии, и из рук резчиков выходили изящные статуэтки. Особенно знаменита фигурка коленопреклоненного юноши.
Но на Самосе создавали и превосходные крупномасштабные мраморные скульптуры. Таково женское изваяние, которое ок. 575/570 г. до н. э. посвятил Гере некий Херамий. Эта сверхъестественно высокая статуя косвенно обязана своей цилиндрической формой месопотамским образцам. Но чувствуется в ней и более прямое влияние миниатюрных статуэток слоновой кости, уже упоминавшихся выше; вместе с тем в ней, как и в других самосских статуях той же поры, уже явно осознана потенциальная мощь и одновременно тонкость, заложенные в крупномасштабном произведении. Это сказалось, например, в трактовке складок одежды, словно облепившей тело. Для Восточной Греции в целом было характерно такое внимание к художественной передаче поверхностей, тогда как скульпторов в Балканской Греции больше занимали общие композиционные задачи. Кроме того, мастера, изваявшие кору Херамия, подобно другим самосцам, создававшим куро. сов для могильников и святилищ, не похожи на других художников, производивших подобные же статуи на Наксосе в Средней Эгеиде (раздел 5, ниже): они отказались от той уь ловатой строгости линий, которой придерживались наксосцы. Тем не менее найденная в Афинах мраморная кора (относящаяся к несколько более позднему периоду) свидетельствует о живом взаимодействии этих двух островных школ: у изваяния типично наксосское лицо и типично самосское одеяние.
Самосский Герейон, построенный ок. 660 г. до н. э., весьма стимулировал развитие скульптуры на этой ранней стадии, но сам просуществовал недолго. Спустя сто лет (почти ровно) после возведения Герейона на его месте был сооружен другой храм, величиной 88,5 м на 45,8 м; к нему была проложена величественная Священная дорога, по бокам которой красовались статуи. Новое святилище представляло собой неслыханно пышное здание, где впервые (насколько известно) были соединены боковые завитки (волюты) на капители ионической колонны, благополучно пережившей несколько видоизменений. Согласно традиции, храм построили зодчие Рэк и Феодор, считавшийся его сыном (что идет вразрез с предлагавшейся более ранней хронологией; рассказывали, будто младший из них сделал печатное кольцо для Поликрата [см. ниже], то есть после 540 г. до н. э.)22. Новый храм был возведен из пороса (известняка); отныне его окружала колоннада не с одним, а с двумя рядами колонн. Обнаруженный в ходе раскопок слой разбитой черепицы говорит о том, что по крайней мере часть внутренних помещений была крытой; а целый лес внутренних колонн, на котором держалась эта крыша, заслужил святилищу прозвание «лабиринта».
Тем же Рэку с Феодором ставили в заслугу то, что они распространили технику вытопленного воска (то есть отливки статуй по восковой модели) на создание крупномасштабных фигур. Это позволило мастерам-бронзовщикам, наравне с камнерезами, ваять статуи в натуральную величину, что произвело переворот в греческой скульптуре. Ибо в этом искусстве бронза, позволявшая изображать человеческие фигуры со свободными руками, ценилась выше мрамора. Именно в VI веке до н. э. (ок. 570–540 гг. до н. э.), при Рэке и Феодоре, самосская школа ваяния, начав создавать бронзовых куросов и кор, достигла своих художественных вершин. Судя по одному замечанию у Диодора Сицилийского, Феодор, возможно, узнал от египтян о пропорциях человеческого тела, — хотя такое толкование текста и встречало возражения23. На Самосе продолжали делать прекрасные мраморные статуи, фигурки и рельефы из слоновой кости, причем о них нам известно несколько больше, так как они, в отличие от бронзовых изваяний, не исчезали бесследно.
Приблизительно в ту же пору самосский поэт Асий писал об оживленных сборищах в Герейоне, радовавших глаз многоцветьем: во дни процветания острова юноши из богатых землевладельческих семей славились своим пристрастием к ярким и красивым одеждам24.
По окончании самодержавного правления диктатора Демотеля, ок. 600 г. до н. э. самосская аристократия на короткое время вновь обрела главенствующую роль; к той поре, несомненно, богатство уже вступило в соперничество со знатным происхождением. Однако ок. 540 г. до н. э. аристократическое правительство было низвергнуто Поликратом — хотя возможно, что ему лишь досталось завоеванное предшественником или отцом, совершившим диктаторский переворот. Как бы то ни было, с помощью двух своих братьев Поликрат пришел к власти. Но вскоре, убив одного из них (Пантагнота) и изгнав другого (Силосона), он превратился в единоличного диктатора. Со временем он стал могущественнейшим государем, и о великолепии его двора ходили легенды.
Поликрат «одолжил» наемников у другого самодержца, Лигдамида Наксосского, а у себя на Самосе завербовал отряд из тысячи лучников. Он снарядил флот, куда входило сто пентеконтер и сорок триер (кораблей коринфского типа, которые он значительно усовершенствовал и, должно быть, первым нашел им столь широкое применение). С помощью этого флота он принялся с неслыханным размахом совершать ожесточенные — даже пиратские, по словам его недругов, — морские походы, стремясь превзойти мощью Милетское государство (уже попавшее под власть персов), которому, как и Ми-тилене, пришлось вынести нелегкое сражение с Поликратом. Как заметил Геродот, он первым из греков «задумал стать владыкой на море»