25 — и превратил Самос в сильнейшее из греческих морских государств своей эпохи. Он осознал, что при умелом применении такой флот поможет ему устоять против нападения крупнейших ближневосточных сухопутных держав. Таким образом, Поликрату удавалось удерживать времен нов равновесие между своими могучими соседями — Персией и Египтом.
Так, Амасис Египетский (как и его соседи из греческой Кирены) был только рад заключить с Поликратом союз. Но впоследствии фараон расторг эту дружбу, и вскоре после того, как власть унаследовал другой египетский правитель, Псам-метих III (525 г. до н. э.), — Поликрат выслал в помощь персидскому царю Камбису, шедшему войной на Египет, (военный отряд (набранный из неугодных самосцев, от кото- | рых Поликрат желал избавиться). Оказав поддержку Камбису, они вернулись домой и напали на самого Поликрата, но попытка их провалилась, несмотря на помощь коринфян и спартанцев. Рассказывали, будто Поликрат подкупил спартанцев, одарив их фальшивыми монетами из позолоченного свинца. Правдива ли такая подробность или нет, — это столкновение, видимо, положило конец торговым отношениям между Самосом и Спартой.
Между тем Поликрат поглядывал и в другие стороны. Ок. 525 г. до н. э. он присвоил Сифнос, завладев его богатыми серебряными рудниками, и захватил еще один остров — Ренею, что рядом с Делосом, — посвятив ее Аполлону Делос-скому. Он намеревался взять под контроль Делосские празднества и тем добиться главенства над греками-ионийцами.
Поликрат позаботился и о сельском хозяйстве, ввезя на Самос милетских овец и прочий скот для пополнения местных стад. Укрепленный дворец Поликрата стоял на акрополе I (доисторическая Астипалея), возвышавшемся над городом. Дворец не сохранился, зато у вершинной точки восхождения | была откопана сидячая статуя Поликратова деда (?) Эака. Город с портом опоясывала стена, относящаяся к тому же периоду; древний мол (400 м в длину и 35 м в ширину), которым завершалась стена, и поныне служит фундаментом современного мола.
Самосцы с толком использовали для повседневных нужд разные научные и технические новшества (хотя грекам в целом это было не очень свойственно). Так, они сумели подвести воду из источника к гавани, проложив тоннель длиной в 1038 м. Этот шедевр античного инженерного дела и топографии был задуман и выполнен в окончательном виде (хотя его строительство могло начаться раньше) Эвпалином Мегарским, состоявшим на службе у Поликрата. Он работал настолько хорошо, что даже спустя сто лет слыл величайшим во всей Греции мастером в этой области. Кроме того, когда
Герейон Рэка и Феодора был разрушен пожаром — возможно, ок. 530 г. до н. э. (или 520 г.? до н. э.), — по-видимому, именно Поликрат (может быть, еще раз заручившись помощью Рэка) решил восстановить храм. Восстановление было начато с небывалым размахом, в котором проглядывала явная мания величия, — столь небывалым, что работа велась в течение многих веков, но так и не была завершена. Новый Герейон превзошел величиной даже эфесский Артемисион: в нем было 343 м в длину и 17,4 м в ширину. Он стоял на приподнятой площадке, снаружи тянулись двойные колоннады из двадцати четырех колонн, а ряды внутренних колонн делили пространство храма на три нефа. И это был лишь один из множества роскошных даров, преподнесенных Самосу Поликратом за счет многих других городов. Не позабыл он и о домах разврата, взяв за образец устройство подобных заведений в Сардах, лидийской столице.
Ок. 531 г. до н. э. культурному тщеславию Поликрата был нанесен ощутимый удар, когда самый выдающийся (и самый необычный) из всех самосских мыслителей, Пифагор, покинул остров — возможно, не желая жить при диктаторском правлении, — и переселился в Кротон, город в Южной Италии (Глава VII, раздел 2). Правда, Поликрату удалось переманить к своему двору двух славных поэтов — Анакреонта из Теоса, что в Ионии, и Ивика из Регия в Южной Италии. Анакреонта тиран вызвал к себе из Абдер — города во Фракии, в основании которого тот принимал участие с другими теосцами, — для обучения Поликратова сына музыке. Анакреонт, лирический поэт нового склада — уже не связанный географически с родными местами, скорее странствующий «профессионал», — одновременно ознаменовал конец эпохи, будучи последним значительным сочинителем и исполнителем монодийной (сольной) лирики.
Анакреонт оставил три группы стихов — лирических, элегических и ямбических, — дошедшие до нас лишь во фрагментах. С легким, чуть отрешенным изяществом, усугубляемым рискованными образами и неожиданными поворотами мысли, он создает в своих стихах самые пестрые картины. Сюжеты их разнообразны (когда нужно — в меру возвышенны), но чаще всего в них предстает изысканный «сладостногорький» мир бисексуальных любовных отношений. Мастерство Анакреонта в изображении подобных тем и заслужило ему непревзойденную славу поэта любви, вина и песни. Поэтому его стихам подражали другие безымянные поэты-«анакреонтики» в течение еще трех с лишним веков после ею смерти. Кроме того, поэзия Анакреонта повлияла на метрическую форму и на предметное содержание позднейшей афинской трагедии.
Ивик, чья поэзия носила преимущественно хоровой характер — являя собой продолжение героической повествовательной традиции, заложенной Стесихором Гимерским (Глава VII, раздел 4), — отказался стать диктатором своего родного города Регия и предпочел отправиться в изгнание, выбрав остров Самос. Одно из его блестящих стихотворений воздает хвалу некоему юноше Поликрату — вероятно, сыну самосского властителя. Этот ранний пример жанра энкомия (хвалебной оды, как правило, обращенной к победителю) был истолкован как метафорическое прощание Ивика со своими ранними повествовательными стихами и обращение к любовной тематике, особенно нравившейся самосцам. Несомненно, им нравился и стиль Ивика — более вычурный, чем у Анакреонта, но одновременно более непосредственный, цветистый и страстный, — в котором выдержаны его любовные стихотворения. Кроме любви, он писал о птицах и цветах, о приближении старости.
Поликрат считал, что Орет, персидский сатрап в Сардах, поможет ему создать морскую державу, поэтому когда Орет сообщил ему — быть может, с коварным умыслом, — что задумал заговор против собственного владыки, царя Камбиса (ок. 522 г. до н. э), — Поликрат позволил заманить себя ко двору сатрапа. Но там его схватили, предали мучениям и казнили, а тело выставили на обозрение на кресте: словно персы предвкушали будущие расправы над греками, которые не внушали — или перестали внушать — им доверия.
Затем на Самосе недолгое время правил диктатор Меанд-рий, ранее состоявший при Поликрате казначеем и помощником. Меандрий, насколько известно, был первым властителем, провозгласившим исономию («равенство в правах») — впоследствии весьма распространенный демократический лозунг; он также учредил культ Зевса Элевтерия (Освободителя) — чтобы отпраздновать конец Поликратова режима. Преследуя ту же политику «просвещенного правления», он призвал самосцев проверить счета, которые он вел, будучи распорядителем казны на службе у своего предшественника. Однако те граждане, которые неосмотрительно откликнулись на этот призыв, были схвачены братом Меандрия и казнены.
В 517 г. до н. э. персидский сатрап, встревоженный подобными странностями нового диктатора, посадил на место Ме-андрия изгнанника Силосона, Поли кратова брата. Меандрий покинул остров и перебрался в Спарту, оставив войско своих наемников сражаться с персами. Кончилось это кровавой резней среди населения, в которой самосцы винили Силосона.
По приказу персов остров был заново заселен вольноотпущенниками. Самосский инженер Мандрокл навел для Дария I Персидского мост через Боспор Фракийский (ок. 513 г. до н. э.). Но спустя примерно четырнадцать лет Самос примкнул к Ионийскому восстанию против персов. Правда, в сражении при Ладе (495 г. до н. э.) большинство самосских кораблей предали мятежников и обратились в бегство.
Глава 2. ИОНИЯ: МИЛЕТ
Милет был самым южным из материковых городов Ионии и располагался неподалеку от ее границы с Карией (примечание 17). Эта «жемчужина Ионии», — как называл Милет Геродот, — в древности лежала в плодородной долине, в устье Меандра, теперь же город удален от моря на 8 км. По преданию, Милет основал герой Троянской войны Сарпедон из Милата (Маллии) на Крите (или из Ликии на южном побережье Малой Азии). Такое предание отчасти подтверждается археологическими данными: здесь было раскопано несколько слоев, соответствующих поселениям бронзового века. По-видимому, их расцвет пришелся на закатные фазы микенской эпохи, а разрушение городских стен последовало ок 1200 г. до н. э.
Милет — единственное место на ионийском побережье, упомянутое в гомеровских поэмах, причем его жителями Гомер называет карийцев27. Согласно позднейшим греческим авторам, в шестом поколении после падения Трои, они уступили город ионийцам во главе с Нелеем, сыном афинского царя Кодра. Появление ионийских переселенцев в Милете — вероятно, до 1050 г. до н. э., — подтверждается данными раскопок. Среди пришельцев сохранялось традиционное деление на четыре ионийские филы, но к ним прибавились две новые филы. Вероятно, туда вошли различные представители карийского населения, ибо оно продолжало здесь жить, судя по преданию о том, что ионийцы брали себе невест среди карийцев. Вместе с тем пришельцы необычайно гордились и своим героическим прошлым: династия монархов Нелеидов возводила свой род к гомеровским героям и богам. Надо полагать, они относились весьма благосклонно к Арктину — милетскому поэту-киклику, сочинявшему проникнутые ностальгией эпические поэмы о разграблении Трои и других подобных событиях. Но в должный черед на смену монархии Нелеидов пришло правление аристократической клики.
Милет обычно считается древнейшим ионийским поселением. Самый ранний греческий город простирался здесь к северу от высокого холма Калабак-Тепе до Львиной бухты (одной из четырех естественных гаваней в окрестностях). Средоточием города был храм Афины, возле которого был обнаружен низкий овальный алтарь VIII века до н. э. (самый древний из найденных в Малой Азии). Но милетяне посматривали и в глубь страны: их владения продвинулись выше по течению Меандра еще на тридцать — пятьдесят километров, до того места, где начинались холмы. В этих смежных низинах правящая знать богатела, разводя породистых милетских овец. Их шерсть, которую помогали стричь фригийские и лидийские невольники, слыла лучшей во всем греческом мире; ее вывозили даже в самые дальние края, в частности, в Сибарис в Южной Италии.