Основанное ионийцами укрепленное поселение (со святилищем Аполлона) разместилось на склонах горы Пион (ныне Панайырдаг), в 1,1 км к западу от Артемисиона — славного на весь мир храма Артемиды. Ему предшествовало святилище анатолийской богини-матери и критской «владычицы зверей» (стоявшее на самом берегу, пока он не стал отступать в море).
Память об этом древнейшем божестве сохранилась и в греческом культе Артемиды, которая первоначально считалась богиней невозделанных полей и диких зверей. Поэтому ее культовую статую в Эфесе украшали рельефные изображения животных. В то же время эта любопытная застывшая архаизированная фигура с двадцатью четырьмя выпуклостями яйцевидной формы (которые позднее были истолкованы — вероятно, ошибочно, — как груди), ничуть не схожа с изящной и надменной охотницей позднейшей эпохи, и сохраняет восточное обличье. Эфес всегда умел сплавлять свои гречей кие (ионийские) черты с ближневосточными традициями.
В ходе раскопок здесь были обнаружены довольно ранние греческие постройки. Первая представляла собой алтарь, ко* торый, судя по предметам из золота и слоновой кости, найденным неподалеку (ныне они хранятся в Археологическом музее Стамбула), был сооружен ок. 700 г. до н. э. или чуть позже.
Монархов, вначале царивших в Эфесе, в свой черед вытеснило — как это чаще всего случалось и в других местах, — аристократическое правительство, которое возглавили Басили-ды — род, или несколько родов, царского происхождения. Басилиды разбогатели, введя подать на транзитные судовые грузы (ччхбАюу). Первые эфесские монеты из электра (бледного золота), на которых иногда выбито изображение пчелы — городская эмблема, — очевидно, относятся как раз к эпохе Ба-силидов, то есть к VII веку. (О спорном образце — см. примечание 50 к Главе I).
Эфесцы одержали военную победу над Магнесией — греческим городом у подножья Сипила в Лидии40. Но ок. 675–650 гг. до н. э. на побережье вторглись киммерийцы — негреческие племена, явившиеся из земель нынешней Южной России и разбившие последнего царя Фригии (Приложение 1), разрушили древний храм Артемиды Эфесской. О киммерийской угрозе говорится у эфесского поэта Каллина, который ввел в обиход элегический размер (возможно, позаимствовав его у фригийцев) и принял воинственно-увещевательный тон спартанца Тиртея, побуждая сограждан к действию. Единственный сравнительно длинный фрагмент, сохранившийся от его стихов, призывает сотрапезников взяться за оружие и встать на зищиту родины; отважного бойца поэт удостаивает сравнения с героем.
Ок. 600 г.(?) до н. э. правительство Басилидов было низложено Пифагором — членом их же рода, установившим свою диктаторскую власть. Были найдены статуэтки из слоновой кости, относящиеся к этому периоду; они являют продолжение ранних эфесских традиций и обнаруживают самобытный восточно-греческий стиль, все еще несущий азиатский отпечаток. Очевидно, Пифагор и восстановил храм Ар-темиды, обнеся пределы святилища стеной. Но так как Пифагор нещадно обирал богачей (надеясь тем заслужить народную признательность), его обвинили в попрании священных и светских законов. Дельфийский оракул не захотел его поддержать, и его тирания пала.
Затем, приблизительно в 560–550 гг. до н. э., началось (и продолжалось в течение десятилетий) возведение другого Артемисиона — огромного по тем временам сооружения. Считалось, что это было первое монументальное здание, построенное целиком из мрамора — не считая крыши и потолочных I балок из кедра (о других ранних сооружениях подобного же размаха — см. Сиракузы, Глава VII, раздел 3, и Керкира, Глава VIII, раздел 1). Из других греческих зданий новый Артемисион соперничал по величине с самосским Герейоном I (или даже превосходил его) и считался одним из «семи чудес I света». Строили храм Херсифрон и его сын Метаген — зодчие I из критского Кносса. Для работ был приглашен и Феодор с 1 Самоса, потому что требовался его совет относительно месторасположения возле Священной гавани. Дело в том, что оно было сильно заболочено (переменить же его нельзя было I в силу местных обрядовых традиций), а на Самосе с Герейоном обстояло примерно так же.
Статуя Артемиды стояла в центре святилища, под навесом с колоннами. Само здание было длинным и узким и, вероятно, не имело крыши. Хотя многие подробности до сих пор вызывают споры, совершенно очевидно, что внутри высилен целый лес колонн, напоминавший египетские и другие I ближневосточные храмы. Снаружи храм, вероятно, окружал | двойной ряд стройных желобчатых ионических колонн, а с | фасада к ним был пристроен третий ряд. За ними находился I вход во храм (лроуасх;), где имелось еще два ряда по четыре I колонны, которые уводили к главному святилищу. Поверх фасада, который венчали огромные раскрашенные ионические капители, держался мраморный архитрав невиданной ве-[личины.
Нижние барабаны фронтальных колонн были даром лидийского царя Креза, с которым у Эфеса давно сложились I дружеские отношения (сравнительно мало сказавшиеся на греческих государственных делах). Такая переориентация 1 внешней политики Эфеса отвечала и внутреннему переуст-[ройству, которое произошло в период диктаторского правле-| ния. Главная перемена состояла в упразднении старинного племенного строя и введении совершенно нового деления об-г щества. Так, вместо шести прежних племен, или фил (четырех традиционных ионийских и еще двух — для прочих гре-} ков), было создано пять новых фил. В одну из них входили «эфесцы», то есть представители всех шести бывших фил, ныне рассматривавшихся лишь как шесть «тысяч» (хгАлаатО^) в составе этой единой филы. В остальные четыре новые филь» вошли прочие греки различного происхождения, а также по. томки коренных жителей Малой Азии.
Возможно, в их числе были и карийцы. Ибо новый дик-татор Мелан, водворившийся в Эфесе, взял в жены дочь лидийского царя Алиатта; Крез же, в свою очередь, женился на дочери эфесского аристократа. В Артемисионе прислуживали лидийские жрицы, а щедрость Креза по отношению к храму говорила о том, что в прошлом святилище одалживало ему немалые деньги (или, напротив, о надежде на то, что такое произойдет в будущем). Тем не менее Крез оказывал тяжелое политическое давление на сына и преемника Мелана — Пиндара, которому удалось спасти Эфес от полного подчинения Лидии, лишь выполнив требование царя отречься от дикта-торс кой власти и уйти от дел.
После того как персы разрушили Лидийское царство, Дарий I (521–486 гг. до н. э.) построил Царскую дорогу, которая вела от Суз к эгейскому побережью, заканчиваясь в Эфесе. Это не только значительно расширило географические представления греков, но и позволило эфесским купцам получать большие партии восточных товаров (и особенно рабов) для доставки в другие края греческого мира.
В эту пору в Эфесе появляются еще два диктатора — Афи-нагор и Комас, ставленники Дария I. Это они изгнали эфесского поэта Гиппонакта, которому позже приписывали изобретение «хромого» ямбического размера, или холиамба, названного так из-за метрической перебивки: за пятью ямбическими стопами (краткий слог — долгий) в нем следовал спондей (долгий — долгий); считалось, что такой прерывистый размер особенно хорошо подходит для сатиры и пародии. Резкий на язык Гиппонакт, судя по сохранившимся фрагментам, писал много едких и бранных стихов, где яркими красками живописал свое жалкое положение нищего-изгнанника в Клазоменах — другом ионийском городе. Как представляется, его жалобы носят подлинный автобиографический характер, а не просто являются данью литературной условности. Гиппонакт обрушивался с руганью и на хиосского скульптора Бупала, с которым поспорил из-за женщины, — а не из-за того, что Бупал изваял карикатурное изображение поэта (как рассказывали позже).
В пору владычества Дария жил и мыслил выдающийся эфесский философ Гераклит; рассказывали, что он водил знакомство с персидским царем, но отказался от приглашения поселиться у него при дворе. Трактат, в который вошли философские учения Гераклита, был посвящен в храм Артемиды, после того как эти записи были собраны воедино. Но сделал это не он сам (ибо он никогда не записывал своих изречений), а, должно быть, кто-то из учеников. Позднее это сочинение стало известно под привычным названием О природе.
Вероятно, Гераклит родился вскоре после 550 г. до н. э., и расцвет его пришелся на конец века. Его отец Блосон принадлежал к бывшему царскому роду Басилидов (который все еще сохранял религиозную власть — в частности, жреческие полномочия в храме Артемиды), но сам Гераклит отрекся от наследственных привилегий в пользу брата. Будучи одиноким и мрачным по натуре, он сторонился людей, презирая их как сонливцев — подобных «обожравшемуся скоту», — и сетуя на то, что они ненавидят умнейших. Да и с собратьями-фи-лософами он чувствовал себя не уютнее: вместо того чтобы делиться с ними суждениями, он лишь заявлял: «Я искал самого себя»4.
И все же, его роднило с другим ионийцем — Анаксимандром Милетским (раздел 2, выше) — представление о движении во вселенной как о непрестанной череде перемен и замен, столкновений и трений («перевернутое соединение, как лука и лиры») между противоположностями («Война [По-лемос] — отец всех, царь всех»). Поэтому впоследствии Гераклиту приписывали изречение πάντα φεΐ («все течет, все меняется»): «дважды нельзя войти в одну и ту же реку»42. Такому утверждению яростно противились другие философы — прежде всего, его младший современник Парменид Элейский, считавший, что сущее неизменно (примечание 59 к Главе VII).
Вместе с тем Гераклит допускал и существование некоего высшего, всеобъемлющего единства, в котором все видимые противоречия сопряжены в единую гармонию (согласие), где царят равновесие, лад и мера. Он называл такое верховное единство Речью (Логосом — Λόγος), разумея то трансцендентное первоначало вселенной, что творит все сущее в мире и управляет всеми природными явлениями. Логос этот можно назвать и Богом: «Одно-единственное Мудрое [Существо] называться не желает и желает именем Зевса»