4^. Милетские мыслители и ранее толковали божественное начало в таком символическом смысле, но Гераклит уже более решительно отождествил его с безличным, всеобщим жизненным процес. сом.
Этот Логос, соединяющий противоположности, принимает форму вечного огня, который заполняет небо, становится водой и землей, а вода и земля в свой черед обращаются в огонь, так что единство сохраняет постоянное тождество. Здесь Гераклит пошел дальше своих предшественников, Фалеса и Анаксимена, выдвигавших в качестве первоначала мира какую-то одну субстанцию — воду и воздух соответственно, — потому что он рассматривал огонь не просто как нечто, из чего сотворено все прочее, и даже не только как скрытую мощь вселенной и разрешение всех борений — «меру перемен», — а как сущность, тождественную самому Логосу.
К тому же Гераклит наделяет эту первостихию Умом (Γνώμη) и потому приписывает наибольшую мудрость людям, стоящим ближе всех к божественному огню, так как обладают «сухой душой». Ибо он постоянно размышлял (как Анаксимен до него, как Платон и многие другие — после него) о человеческой душе и ее связи с Мировой Душой. И подобно Анаксимену, он заимствовал этот интерес у персов и, косвенным образом, из индийских Упанишад. «Все человеческие законы, — утверждал Гераклит, — зависят от одного, божественного», — иными словами, миром правит единящий Логос. Из этого следовал передовой в общественном значении вывод: «Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города]»44.
Но важнейшее побуждение Гераклита — в том, чтобы постичь этот вселенский порядок: всякий должен уяснить для себя, как можно жить в ладу с мировым единством. Душа каждого из нас, говорит философ, будучи началом умственным, должна устремляться к этому, не выведывая все что только можно (или не в первую очередь), но прежде всего воспрянув от глухой лености, в коей погрязли наши умы. Эта леность, которая мешает человеку распознать истину, была свойственна (как он замечает с некоторой резкостью) и таким признанным столпам учености, как Гесиод, Пифагор, Гекатей и Ксенофан: они достигли многознания, но это не принесло им подлинного постижения вещей45.
Гераклит считал, что, научившись у самого себя, он вправе указывать путь остальным. Но эти его указания отнюдь не легки для восприятия и не самоочевидны. Резкий и властный тон, загадочный и чрезмерно парадоксальный характер дошедших до нас изречений, преисполненных потайных и многогранных смыслов, делают более чем объяснимым прозвище Темный (σκοτεινός), которое заслужил Гераклит. Неудивительно и то, что он остался непонят позднейшими греческими философами, — хотя и этой загадочной «темноте» не удается заслонить того обстоятельства, что Гераклит был одним из самобытнейших мыслителей. Да и сегодня его фигура вызывает интерес не у одних только историков и любителей античности.
Эфес не рвался примкнуть к Ионийскому восстанию против персов, но когда войска мятежников высадились в Корессе, близ города, некоторые эфесцы вызвались провести их в глубь страны, чтобы напасть на Сарды (498 г. до н. э.).
Однако после того, как произошло это нападение и мятежники удалились на побережье, персы настигли их неподалеку от Эфеса. А после сокрушительной морской битвы при Ладе (495 г. до н. э.) те хиосцы, что уцелели в сражении, были перебиты эфесцами, которые, по их заверениям, приняли их за морских разбойников. На деле же, едва ли они сожалели о том, что благодаря этой «ошибке» оказали такую услугу победителям-персам, к которым никогда не питали неприязни.
Смирна располагалась у залива, названного ее же именем, куда впадала река Герм. Когда-то древнейший город — Старая Смирна — стоял на скалистом мысе (совр. Хаджи-Мутсо) на северо-восточном берегу залива. Это поселение существовало со времен неолита, а среди его основателей, согласно греческим преданиям, были негреческие племена лелегов (примечание 17), амазонки (Глава VIII, раздел 3) и фригийский царь Тантал (Приложение 1).
В 1050/950 г. до н. э. (судя по найденной керамике) сюда явились греческие переселенцы: сперва эолийцы (большей частью, с Лесбоса — см. раздел 4, ниже), строившие овальные дома с соломенными кровлями, а потом (но не позднее X века) ионийцы (изгнанники из Колофона, города с другой, южной, стороны мыса — см. примечание 31), которые обосновались в Старой Смирне и заняли значительную ее часть. Позднее считалось, что эти ионийские пришельцы изгнали догреческое население, но, возможно, такое представление анахронично, а в действительности на протяжении раннего периода греки мирно сосуществовали бок о бок с прочими народами.
Раскопки показали, что ок. 850 г. до н. э. Старую Смирну окружали довольно крепкие оборонительные стены из кирпича-сырца. Следовательно, уже в столь древнюю пору здесь имелся довольно развитый общинный строй и уклад. В VIII веке до н. э. поселение насчитывало под акрополем (Ка-дифе-Кале) от четырехсот до пятисот жилищ (древнейших из известных нам греческих домов городского типа). Возможно, всего в них обитало около двух тысяч человек, а в окрестностях, за городской стеной, должно быть, жила еще тысяча.
Местные жители твердо верили, что Гомер был уроженцем Смирны; Страбон упоминает имевшийся здесь Гомерейон. Право зваться родиной певца оспаривало еще несколько городов, в их числе — особенно Хиос (раздел 1, выше). Но если Гомер действительно жил на Хиосе, родиться он вполне мог в Смирне46.
Другим поэтом, чья семья жила в этом городе (хотя и на него «притязал» остров Астипалея), был Мимнерм (примечание 31), слывший потомком тех колофонцев-изгнанников, которые и превратили Смирну из эолийского города — в ионийский. Говорили, что его расцвет пришелся на 632–629 гг. до н. э., но более правдоподобной датой представляется начало следующего века, так как имеются упоминания о переписке Мимнерма с афинянином Солоном (занимавшим должность архонта в 594/593 гг. до н. э. или в 592/591 гг. до н. э.). По роду занятий Мимнерм был флейтистом и сочинял элегии (собранные позже в две книги); дошедшие от них фрагменты обнаруживают чувственные, завершенные и яркие поэтические образы. Одна из книг впоследствии получила название по имени (негреческому) флейтистки Нанно; по-видимому, сборник этот достаточно велик, а значит, Мимнерм одним из первых прибег к форме повествовательной элегии. Но в его стихах немало и отсылок к мифам и легендам, особенно связанным с Колофоном и Смирной: об основании последней своими предками-ионийцами Мимнерм свидетельствовал «из первых рук».
При том, что поэт восхвалял и воинскую доблесть, более всего его влекут удовольствия. Так, с особой охотой он воспевает беспечные радости ослепительной юности, в противовес тяготам и немощам старости. От этой темы он переходит к мрачным размышлениям о кратковечности людской жизни и вымаливает себе у богов легкую смерть в шестьдесят лет. Считается, что эти полные уныния строки Мимнерма и вызвали бурное несогласие Солона.
В течение VII века до н. э. — возможно, после временного захвата города лидийским царем Гигом (ок. 685–657 гг. до н. э.)47, — Старая Смирна была перестроена по новому плану. Параллельные улицы с ровными рядами домов являют единственный пример такой планировки в столь раннюю эпоху; это говорит о том, что в эту пору на смену прежней беспорядочной застройке старого города уже пришла прямоугольная градостроительная «сетка», обычно связываемая с именем Гипподама, милетского архитектора V века до н. э… Были также обнаружены остатки большого храма Афины (ок. 610 г. до н. э.), с пробными образцами художественного орнамента. Древнейшие из сохранившихся во всех греческих землях каменные колонны — оставшиеся от этого храма барабаны из мягкого белого пористого туфа. Самые ранние из известных нам капителей с колоколовидными волютами происходят из Смирны (или Фокеи), а на редкостных монетах из электра, очевидно, чеканившихся в отстроенном заново городе, выбита львиная голова с разверстой пастью — эмблема матери-богини Кибелы, чей культ был унаследован от местного догреческого населения.
Смирна процветала благодаря торговле сельскохозяйственной продукцией, вывозимой из глубинных областей Малой Азии. Но в начале VI века до н. э. город снова захватили лидийцы — на сей раз во главе с царем Алиаттом; он сумел преодолеть оборонительные укрепления, возведя мощный осадный вал. За жестоким опустошением, учиненным Алиаттом, ок. 545 г. до н. э. последовало нападение персов, которые, ранее уничтожив Лидийское царство, теперь разрушили храм Афины и значительную часть Старой Смирны. После этих бедствий уцелевшие местные жители, согласно Страбону, расселились по деревням48, хотя некоторые остались на родном пепелище, где они, должно быть, постепенно восстановили город из развалин.
Другим прибрежным городом на западе Малой Азии была Фокея (Ф&какх), получившая такое название от слова <р6кт| — «тюлень» (из-за очертаний ближайших островов). Примыкавшая к городу бухта простиралась у западной оконечности мыса, разделявшего две гавани — Навстатм и Лампстер, — по обе стороны от Фокеи. В бухту впадала речка Смард, но Фокея господствовала и над долиной более крупной реки — ~, Герма, — открывавшей доступ в глубь страны. Фокея была самым северным из ионийских поселений, а в эпоху первых греческих переселений относилась (как и Смирна) скорее к Эолиде, нежели к Ионии (к Ионийскому союзу она примкну, ла сравнительно поздно), потому что землю первым ионийцам, заселившим Фокею, изначально уступил эолийский город Кима. Считалось, что этими ионийскими пришельцами были выходцы из Фокиды, что близ Парнаса, а приплыли они из Аттики под началом двух афинян — Филогена и Дамона.
Однако пахотной земли, доставшейся переселенцам, оказалось для них недостаточно. Поэтому, в силу своего местоположения на краю мыса, они воспользовались преимуществами, которые предоставляли им обе гавани, и стяжали себе славу лучших среди греков мореходов. Фокея, где заканчивался главный путь, шедший по Герму, оказалась удобным рынком сбыта для купцов из срединного Лидийского царства. Стремясь расширить торговлю и в другом направлении, фо-кейские моряки основали Лампсак, выбрав для своей колонии стратегически выигрышное положение возле северного входа в Геллеспонт (Дарданеллы). Сперва они завладели доверием местного (мисийского) царя, оказав ему помощь в борьбе против врагов, — а затем захватили его город (ок. 654 г. до н. э.)