Поблизости находилось святилище Аполлона. Остается неясным, какое именно сооружение служило (если служило вообще) очагом его культа в начале I тысячелетия до н. э., потому что известняковые руины древнейшего из трех храмов в пределах священной зоны, очевидно, относятся к той же эпохе, что и соседнее святилище Лето. Однако со временем здешняя Аполлонова святыня превзошла великолепием все прочие, сколько их ни было в греческом мире, — прежде всего благодаря стремлению ионийцев (для которых Делос служил центром амфиктионии или религиозного союза) возвыситься над всеми прочими эллинами. Позже на пропилеях делосского храма была начертана эпиграмма, весьма точно характеризовавшая греческое мышление:
Выше всего — справедливость, полезней — здоровье, но слаще —
Цели заветной достичь, к коей влечется душа.
Каллимах (ок. 310/305—240 гг. до н. э.) в своем Гимне к Аполлону рисует, как ему во время посещения Аполлонова храма является сам бог: он вечнопрекрасен и вечноюн, а с его неостриженных кудрей струится животворная роса. К западу от святилища, до сих пор in situ, сохранилось основание от прославленной статуи бога, высотой в 2,7 м; поблизости лежат обломки торса и одна из ляжек изваяния, которые грабители были вынуждены здесь бросить. Скульптурный ряд из девяти львиц (из них сохранились четыре), относившихся к столь же раннему периоду, некогда нес стражу у широкой дороги для торжественных шествий, которая вела от святилища к Священному озеру. Согласно писателям древности, некогда оно весьма украшало пейзаж острова, — сейчас же озеро осушено. В Священной гавани, располагавшейся неподалеку от святилищ, были возведены искусственные портовые сооружения — насколько известно, самые древние в греческом мире. К числу этих береговых укреплений относится мол VIII века до н. э., вдающийся на 91,5 м в море.
Хотя и сам Делос вполне мог претендовать на первенство в области мраморной скульптуры (он славился и своей бронзовой пластикой)68, — статую Аполлона, изваянную Тектеем и Ангелионом, посвятили в храм наксосцы; упомянутые львицы тоже были сделаны из наксосского мрамора. Очевидно, Наксос в VII веке до н. э. и первой половине VI века до н. э. удерживал Делос под своей властью, расточая на этот маленький освященный остров те богатства, что Лигдамид Наксосский отобрал у собственных подданных. Но позднее делосцев затронуло влияние Писистрата Афинского, который, следуя велениям оракула, «очистил» святыню (выкопав человеческие останки и увезя их с острова)69. Он вознамерился утвердить свое господство (вместо наксосцев) над Ионийским союзом и Кикладами.
В дальнейшем свое ревнивое покровительство над Делосом распростер и Поликрат Самосский, учредив новые празднества и посвятив соседний остров Ренею Аполлону Делосскому. Но вслед за падением Писистрата и Поликрата Делос, очевидно, вновь перешел в ведение наксосцев.
ЧАСТЬ VI. ЮГ И ВОСТОК
Глава 1. КРИТ: КНОСС, ГОРТИНА, ДРЕР
Крит, расположенный к юго-востоку от Балканской Греции и к юго-западу от Малой Азии, — крупный остров: длина его достигает 243,2 км, а ширина разнится от 12 до 56 км. Хлеба здешняя земля рождала мало, зато у критян в изобилии были вино, оливковое масло и строевой лес. И хотя этот лежащий особняком остров служил добычей ветрам и был почти лишен удобных гаваней, само географическое положение — на скрещенье путей — позволило ему стать важнейшим звеном в связях между востоком и западом.
По истечении славной минойской эпохи (бронзового века) среди греков сохранялось предание о том, что первой из всех морских держав стало царство критского властителя Мино-са — сына Зевса и Европы, который, согласно Одиссее, правил по произволению своего отца — и продолжает быть главным судией в царстве мертвых. Посейдон (или, по другой версии, Афродита) наслал на жену Миноса Пасифаю, дочь Гелиоса, противоестественную любовь к быку, которого Посейдон прислал на Крит для заклания в жертву. Легендарный искусник Дедал смастерил деревянную телку для царицы, и та, забравшись внутрь, спозналась с животным и родила от него Минотавра — полумужа-полубыка. Чтобы сокрыть чудище, Дедал построил здание с запутанными ходами — лабиринт. Минос ежегодно требовал с Афин дани — юношей и девушек, — и отдавал их на пожранье Минотавру. В конце концов чудовище убил афинский герой Тесей. Ему помогла в этом дочь Миноса Ариадна, вручив путеводную нить. Они вместе отплыли с Крита, но Тесей покинул ее на Наксосе, а там ей на помощь явился бог Дионис.
На заре железного века греческой истории, после пришествия дорийских захватчиков или переселенцев, Крит — в отличие от большинства прочих эгейских государств — продолжал процветать, наслаждаясь тихими сумерками микенской эпохи. Благодаря этому на острове сохранилось множество более ранних традиций, восходивших к бронзовому веку1. Согласно Илиаде, на Крите было сто городов. С другой стороны, в Одиссее говорится о девяноста городах — а также о четырех других племенах, помимо дорян населявших остров, и о не менее сложном (но, вероятно, не вполне отвечавшем племенному делению) смешении языков2, — хотя получившийся сплав представлялся позднейшим греческим авторам достаточно однородным, чтобы можно было писать о неких общих «критских» обычаях и делах.
Согласно рассказу, в котором слышны явные отголоски | переселений той эпохи, критяне слыли основателями культа Аполлона в Дельфах (Глава IV, раздел 2). На протяжении IX и VIII веков до н. э. остров, вероятно, оставался богатейшим из краев во всей Эгеиде. Возможно, он был обязан этим богатством не только своему материальному прошлому — в значительной мере уцелевшему, — но и пиратству, которое стяжало критянам прочную славу «морских добычников». Об этой стороне их жизни косвенно упоминал еще сам Одиссей: сплетая о себе очередную небылицу, он выдавал себя за критянина, промышлявшего разбоем3.
Вместе с тем в критских полисах устоялась четкая сельскохозяйственная система. Правящая знать господствовала над низшими сословиями, к которым принадлежали и рабы, приобретенные путем грабежа либо купли, а также «крепостные» вроде илотов (κληρωται, μνοΐται, οικεΐς; ср. примечание 62 к Главе I), пользовавшиеся некоторыми ограниченными правами. Так, им позволялось владеть домами и орудиями труда, | по своему усмотрению распоряжаться урожаем — лишь бы исправно платили подать, — но запрещалось пользоваться оружием (а позднее — и посещать гимнасии).
Другие греки, заинтересовавшись критскими установлениями, отмечали сходство этого «крепостного» сословия с аналогичными порядками у спартанцев — имевших, как и критяне, дорийское происхождение. То же можно сказать и о прочих особенностях жизни в островных городах. Например, критские гражданские чиновники — космы (κόσμοι) — напоминали спартанских эфоров (с той только разницей, что этот институт не сосуществововал с царской властью, а, возможно, пришел ей на смену). Обнаруживалось сходство и в общин
И спартанцы, и критяне, сознавая подобную схожесть, всячески подчеркивали, что им обоим свойственно более заботиться о нравах, нежели о телесной красоте. С другой стороны, Платон, разделявший распространенное (и вероятно, ошибочное) мнение о том, что однополую любовь изобрели доряне, — с большей точностью отмечал, что Крит и Спарту роднит особенно рьяная и узаконенная форма подобных отношений4. Тимей высказывал мнение, что педерастия — критское изобретение; это же мнение отражено в рассказе Эфора об обрядовом однополом похищении на Крите, а также в мифе, переданном критским историком Эхеменом: тот доказывал, что прекрасного юношу Ганимеда похитил вовсе не Зевс, а критский владыка Минос. О «сожительстве мужчин с мужчинами» на Крите говорил и Аристотель, поясняя, что это помогало избежать чрезмерной рождаемости5. Все это — позднейшие источники (возможно, за исключением Эхемена), и потому нельзя воспринимать эти сведения как доподлинные свидетельства о древних временах. Но все они указывают на то, что, по крайней мере, один из спартанских обычаев — отношение к однополой любви — был заимствован с Крита.
То же подражание заметно и в других установлениях. Считалось, что многие черты спартанской жизни — в частности, трехчастное племенное деление и законодательные реформы Ликурга, — сформировались под прямым влиянием Крита. Но все эти сходства — которым, следует добавить, сопутствовало немало различий, — вероятно, объяснялись не столько прямым заимствованием друг у друга, сколько общим происхождением консервативных правящих сословий Крита и Спарты от дорийских переселенцев с их племенным членением. При этом, разумеется, между сородичами со сходными склонностями могли происходить различные заимствования — в обоих направлениях. Так, например, считается, что пэаны (гимны к Аполлону) проникли в Спарту с Крита, — с другой же стороны, критский город Ликт был спартанской колонией.
Кносс лежал в северной части острова, на западном берегу реки Кэрат (Кадратс*;). Величие города, в эпоху бронзы переживавшего небывалый расцвет, было погублено до 1350 г. до н. э. За этим последовало частичное новое заселение, и дорийские пришельцы отстроили город рядом с развалинами минойского дворца. Это возрожденное поселение вновь обрело прочное положение ведущего центра острова (заглавная роль ему отведена и в гомеровских поэмах)6. В его распора жении имелись гавани в Амнисе (ныне Картерос; здесь был порт легендарного Миноса) и Гераклионе (Ираклион, современный административный центр Крита). Согласно Псевдо-Скимну, жители Кносса колонизовали эгейские острова Пепаретос и Икос7.
Кносс оставался, как и прежде, естественным каналом связей с востоком, а потому он стал одним из первых греческих городов, испытавших влияние ориентализирующего стиля в искусстве. Ибо уже в конце IX века до н. э. на Крит явилась группа (или нечто вроде гильдии) мастеров-ваятелей из Северной Сирии или Финикии, и весьма скоро на острове возродились изобразительные искусства. Чужеземные искусники прине